Между тем Густав поднялся на верхний этаж дома, где находились комнаты брата. Тот ждал его с нетерпением и, как только увидел, прорычал:

— Я уже и не думал, что ты вообще соблаговолишь прийти ко мне!

— Я разговаривал с мисс Клиффорд, — стал защищаться Густав. — Я никак не мог прервать нашу интересную беседу на половине.

Такое оправдание возымело действие. Предполагаемый брак был для Франца Зандова слишком выгоден, а негативное отношение Джесси к нему настолько хорошо известно, что он не мог не предоставить полной свободы мнимому сватовству Густава. Поэтому он немного смягчился:

— По всей вероятности, вы опять устроили ваш любимый словесный турнир? Вам, очевидно, нравятся постоянные стычки, но я все же не замечаю, чтобы ты добился какого-нибудь успеха у Джесси. Она очень сдержанна по отношению к тебе.

— Франц, не тебе судить о моих успехах в сердечных делах, — оскорбился Густав. — Говорю тебе, они очень значительны!

— Будем надеяться на это! А теперь перейдем к делу. Речь идет о предприятии, которое я хочу начать вместе с одним своим нью-йоркским знакомым. Судя по его письму, он уже говорил с тобой. Вчера я встретил тебя с корреспонденцией, касающейся данного вопроса, таким образом, ты уже немного знаком с ним.

— Совершенно верно!

Густав вдруг стал серьезен, и тон его ответа ничем не напоминал тот веселый, беззаботный, которого он придерживался до сих пор. Однако его брат, не обратив на это внимания, продолжал:

— Ты знаешь, что мы владеем на западе большими участками земли, которые до сих пор никто не обрабатывал. Учитывая огромное протяжение земель, Дженкинс не мог взяться за дело, располагая только своими средствами. Поэтому он обратился ко мне и сумел заинтересовать меня своим планом. Нам удалось по дешевой цене приобрести эти земли, а теперь речь идет о том, чтобы использовать их с максимальной выгодой. Это может произойти лишь в том случае, если открыть их для переселенцев — специально для переселенцев из Германии. Мы подготовили все необходимое и думаем как можно скорее приступить к осуществлению нашего плана.

— Один вопрос, — прервал Густав сухое деловое разъяснение брата. — Ты сам видел эти свои владения?

— Ну конечно, не стал бы я начинать подобное большое дело без предварительного личного осмотра. Само собой разумеется, я знаю эти земли.

— Я тоже! — лаконично произнес Густав.

Зандов с изумлением отступил на шаг:

— Ты? Откуда? Как это возможно?

— Очень просто! Мистер Дженкинс, которого я навестил по твоему настойчивому желанию, во время беседы заявил мне, что вы рассчитываете здесь главным образом на меня — вернее сказать, на мое перо. Поэтому я счел необходимым поближе ознакомиться со всем вашим предприятием. Вот это-то и явилось настоящей причиной моего опоздания — я тщательно осмотрел эти земли или «путешествовал в качестве туриста по стране», как ты выразился. Прежде всего я хотел лично убедиться, куда намереваются направить моих соотечественников.

Франц Зандов мрачно нахмурил лоб:

— Напрасно ты сам ввязался в это дело! Мы здесь не привыкли обставлять дела большими церемониями. Кстати сказать, очень странно, что ты лишь теперь, спустя целую неделю после приезда, сообщаешь мне об этом. Но все равно! Мы действительно в первую очередь рассчитываем на тебя и твои связи в газетах. Безусловно, наши агенты делают все возможное, но этого недостаточно. Теперь стали очень недоверчиво относиться к переселенцам, да и конкуренция чересчур возросла. Главное — чтобы нашими интересами прониклась какая-нибудь влиятельная газета с безупречной репутацией. Хотя ты уже больше не являешься сотрудником «Кельнской газеты», руководство отпустило тебя крайне неохотно, а потому, несомненно, с большим удовольствием примет твои письма из Америки. Несколько твоих блестящих статей, написанных с присущей тебе убедительностью, гарантируют нам успех, а если ты еще искусно используешь свои связи, чтобы придать широкую известность нашему предприятию, то, без сомнения, уже в следующем году на наши земли хлынет волна переселенцев.

Густав слушал молча, ни одним звуком не прерывая брата, но теперь, внимательно поглядев в его глаза, твердо произнес:

— Ты забываешь лишь один пустяк: ваши земли совершенно не пригодны для переселения. Они расположены столь неблагоприятно, что хуже быть не может; климат там крайне нездоровый, в некоторые месяцы даже губителен. Почва не пригодна для земледелия, так что колоссальнейший труд увенчается самыми жалкими результатами. Орудий для возделывания земли вовсе нет, а редкие переселившиеся туда поодиночке жители погибают от лишений и болезней. Они брошены на произвол судьбы и вынуждены самостоятельно бороться за свое существование; всех, кто последует за ними из Европы, постигнет та же незавидная участь.

Франц Зандов слушал брата со все возрастающим удивлением, не находя поначалу слов, чтобы возразить ему, но тут гневно крикнул:

— Ты преувеличиваешь! Кто вбил тебе эту бессмыслицу в голову? И как ты, человек здесь совершенно новый, можешь судить обо всех обстоятельствах и знать об этом?

— Я на месте получил самые точные сведения. Все эти данные неопровержимы.

— Глупости! А если бы и так, тебе-то какая разница? Уж не хочешь ли ты, без году неделю просидев в конторе, давать мне указания, как я должен вести свои дела?

— Конечно, нет! Но если подобные «дела» стоят здоровья и жизни тысячам людей, то у нас, на родине, имеется им другое название.

— Какое же? — вплотную подходя к брату, грозно спросил Франц Зандов.

Тот, не дрогнув, твердым голосом произнес:

— Подлость!

— Густав! — вскрикнул Зандов-старший. — Ты осмеливаешься...

— Конечно, это относится лишь к мистеру Дженкинсу, — непринужденно заявил Густав. — Исключительная любезность, с которой меня принял этот «честный» господин, а также его постоянное стремление перевести разговор с сути дела на обсуждение «блестящих успехов моего литературного таланта, который и тут сможет творить чудеса», вызвали у меня подозрительное отношение ко всему этому делу, и я решил лично съездить на место. Ты не знаешь этих земель, Франц; наверное, при покупке ты ознакомился с ними лишь поверхностно. Но теперь, когда я открыл тебе глаза, ты, конечно, прикажешь предоставить тебе доказательства моих слов и откажешься от намеченной спекуляции.

Зандов, по-видимому, не собирался следовать тому, что предложил ему брат.

— С чего бы это? — сурово спросил он. — Неужели ты думаешь, что сотни тысяч, затраченные мною на эти земли, я брошу так, попусту, лишь потому, что у тебя появились кое-какие сентиментальные сомнения? Мои земли так же хороши и столь же плохи, как в сотнях иных мест; переселенцам всюду приходится бороться с отвратительным климатом и пытаться возделывать бесплодную почву, и при известном упорстве они справляются с трудностями. В конце концов, это будет не первая колония, развившаяся при самых неблагоприятных условиях!

— Да, после того, как погибнут десятки тысяч человеческих жизней! Ну, извини, слишком дорого удобрять чужую землю нашими соотечественниками!

Франц Зандов закусил губу: видимо, он с трудом сдерживался, и в его голосе чувствовался сдавленный гнев, когда он ответил:

— Но кто заставлял тебя вообще ехать туда? Здесь, в Америке, чрезмерная добросовестность неуместна, да и не приносит пользы. Если бы я не согласился с предложением Дженкинса, нашлись бы десятки других, которые сделали бы это. Идея принадлежит ему, и я должен признаться, что он обратился ко мне первому.

— Именно к тебе, немцу! Ну, конечно, это явилось для тебя знаком особого почтения со стороны американца! — воскликнул Густав.

Удивительно, что он, еще пятнадцать минут тому назад думавший лишь о том, как скрыть от Франца свою связь с Фридой и сердечную страсть, чтобы не вызывать его недовольства, теперь так резко и безбоязненно выступил против старшего брата. Да еще в деле, которое лично его, Густава, вовсе не касалось! Франц Зандов, ничего не знавший о разговоре брата с Джесси, был неприятно поражен неожиданным выступлением Густава и насмешливо произнес:

— Однако каким высоконравственным героем ты вдруг стал! Кажется, это не совсем вяжется с теми прагматическими побуждениями, которые привели тебя сюда! Хорошо бы тебе заранее намотать на ус вот что! Если ты хочешь быть участником моих предприятий, то обязан выше всего ставить интересы дела, и поэтому я требую, чтобы ты написал необходимые статьи и позаботился о том, чтобы они появились в авторитетных изданиях. Ты слышишь, Густав? Ты обязан это сделать во что бы то ни стало!

— Чтобы погубить своих соотечественников в тех ужасных болотах, где свирепствует лихорадка? Нет, этого не будет.

— Обдумай хорошенько, прежде чем произносить такое решительное «нет»! — посоветовал Франц Зандов с холодностью, за которой, однако, скрывалась достаточно ясная угроза. — Это еще одно требование, которое я предъявляю тебе. Если ты теперь же откажешь мне в исполнении его, наша совместная деятельность вообще станет невозможной. Ведь от меня зависит, откажусь ли я от того, о чем мы договорились. Подумай об этом!

— Франц, но не хочешь же ты заставить меня...

— Я тебя ни к чему не принуждаю, я лишь заявляю тебе, что мы должны будем разойтись, если ты станешь настаивать и не подчинишься моей воле. Если хочешь испытать последствия своих поступков, то выбирай, как знаешь, я же остаюсь при своем условии.

Он наклонился над письменным столом и, взяв несколько бумаг, положил их в бумажник. Густав молчал, устремив взор в пол; на его лицо набежала мрачная тень.

— И как раз теперь, когда сюда едет Фрида, — пробормотал он. — Нет, нет, этим я не могу пожертвовать.

— Ну, что же? — нетерпеливо обернулся к нему брат.

— Дай мне, по крайней мере, подумать. Это условие явилось для меня столь неожиданным... мне надо поразмыслить...