– Дерешься в баре, завел девушку – что я еще пропустил? – добродушно ворчит папа.

– Больше ничего. Кофе будешь? – Я успокаивающе смотрю на Лису, как бы посылая ей молчаливое ободрение.

– Спасибо. – Она кивает и забирается на стул рядом с отцом.

– Так чем вы занимаетесь, Лиса? – повернувшись в ее сторону, бордо спрашивает он.

ЛИСА

– У тебя классный отец, – говорю я Мейсону, когда вечером мы возвращаемся домой.

Профессор Эверет, который попросил меня называть его Кэлом, пригласил нас с Мейсоном на ужин и мы неплохо провели время в семейном итальянском ресторанчике.

Мне понравилось наблюдать за взаимодействием Мейсона с его отцом; их шутливыми, беззлобным обменом колкостями. У них были теплые, крепкие отношения и я поняла, что мои представления о Мейсоне, как о забытом ребенке и его ушедшем в горе от потери любимой жены отце, были неверными.

– Да, классный.

Улыбаясь, Мейсон кивает, соглашаясь. Он снимает пиджак и расстегивает верхние пуговицы рубашки. Я знаю о его нелюбви к костюмам. Если бы он мог, то отправился бы в ресторан в джинсах и футболке.

– Спасибо, что познакомил меня с ним.

Я не свожу с него глаз, а в моих словах сквозит недосказанность. Мейсон не реагирует, только кивает. И я догадываюсь, в чем причина.

Он просто оттягивает момент, когда нам придется поговорить о том, что происходит. Мы провели ночь вместе, и он представил меня отцу как свою девушку.

Ему надо будет объясниться.

– Хочешь вина? – предлагает Мейсон, открыв холодильник.

Я киваю.

– Давай.

Хорошо, я никуда не тороплюсь.

Пока он занимается нашими напитками, я иду в гостиную и, скинув туфли, забираюсь на кресло. Мейсон приносит мне бокал белого вина, а себе банку Доктор Пеппер.

– Твое лицо станет предметом обсуждения у студентов. – Я сочувственно морщусь, разглядывая его ссадины и потемневший синяк на скуле.

Мейсон с досадой выдыхает, откинувшись на спинку дивана.

– Ладно, пусть погадают, что произошло, – приглушенно отзывается он, поднеся банку к губам.

– А что произошло? – Я подаюсь вперед, с любопытством выгнув брови.

Мейсон трет подбородок, задумавшись и медля с ответом. Наконец, посмотрев мне в глаза, признается:

– Я психанул из-за тебя с тем парнем. Подался в бар, ну а там выпивка, слишком много тестостерона. Старая история. Я был на взводе, тот парень, скорее всего тоже.

Я хочу потребовать от него объяснений в том, что касается нас с ним. Чего он хочет от меня?

Недавно он сказал мне, что не может быть со мной, а теперь его действия противоречат всему.

Но я пугаюсь в последний момент. Боюсь, что мы опять поссоримся, а я не хочу. Не в такой хороший день.

– Почему вы с твоей женой развелись? – вместо этого спрашиваю я.

Он поднимает руку и проводит ладонью по лицу, прежде чем ответить.

– Потому что я был плохим мужем.

Это немного не то, что я ожидала услышать. Я с удивлением смотрю на него.

– Мы поженились, когда Памела забеременела. – Мейсон вздыхает, посмотрев наверх. – Это было ошибкой с самого начала, нам не стоило жениться. Беременность не была запланированной, но я считал, что должен поступить правильно в той ситуации. – Он делает небольшую паузу, прежде чем продолжить. Я внимательно слушаю его. – Как я и сказал, я был плохим мужем. Пропадал на работе, мало уделял внимания Пем и скоро ей это надоело, поэтому она нашла себе того, кто давал ей то, чего она не получала от меня. Я узнал, что у нее есть любовник, застав их в нашем доме, когда однажды не вовремя вернулся домой. Она трахалась с ним в нашей кровати, пока Ханна была с няней в парке. – Мейсон издает хмыкающий звук, но я вижу, что та история все еще неприятна ему.

Я только тихонько охаю: кажется, теперь я догадываюсь, откуда у него такое отношение к изменам.

– Я знаю, что сам во многом виноват. – Он слегка поводит плечом. – Со мной Пем была несчастлива.

– Так нельзя, – покачав головой, тихо говорю я.

– О чем ты?

– Нельзя винить себя за чужие ошибки. Я хочу сказать – то, что делала твоя жена – было неправильно. Это причинило тебе боль, и это был ее выбор – сделать тебе больно. – Мой голос становится тише. Я опускаю взгляд на бокал в своей руке, но вижу совсем не его. Я вижу старый, потускневший как старая фотография, страх. Страх – это Таннер Хьюз и он реален. Сейчас он так далек, где-то в прошлой жизни, но он все еще реален. Сделав над собой усилие, я вновь смотрю на Мейсона. – Ты не виноват. Не виноват в том, что кто-то совершил ошибку и ранил тебя.

ГЛАВА 22

ЛИСА

– Лиса! Лиса!

Меня будит громкий стук в дверь и голос Обри, раздающийся из коридора. Первые мгновения после пробуждения я пытаюсь сориентироваться и понять, в чем дело. Кругом темно, сейчас глубокая ночь. И Обри, высоким от страха голосом, зовет меня по имени.

Я сползаю с постели и с безумно колотящимся сердцем распахиваю дверь. Обри, привалившись к стене и согнувшись пополам, едва держится на ногах. Ее лицо побледнело, а в глазах застыл ужас.

– Обс! – Я кидаюсь к ней, подхватив под руки. Ее всю колотит, кожа будто ледяная.

– Болит, – обескровленными губами хрипит Обри, цепляясь за меня. Ее вдруг всю скрючивает и она глухо стонет. Стон быстро перерастает в протяжный всхлип.

– Где болит, милая? – Мой голос дрожит в отчаянье. Обри так ужасно выглядит, будто готова потерять сознание и я боюсь, что не смогу помочь ей. – Где болит, Обри?

– Живот… болит. – Она так быстро теряет силы, что делает судорожные вдохи между словами.

– Обс, я сейчас позвоню в службу спасения! Давай только положим тебя на диван.

Я держу ее, помогая дойти до дивана, морщась, когда она снова стонет от пронзающей ее боли. Опустившись на подушку, Обри жмурится и, обхватив живот рукой, прикусывает губы, чтобы не кричать.

Боясь оставлять ее одну даже на секунду, я бросаюсь к телефону и набираю 9-1-1. Мои пальцы бьет крупная дрожь, когда нажимаю на кнопки. Пока идут гудки, я не спускаю с нее взгляд, чуть не плача от того, как она мучается.

Когда на том конце провода поднимают трубку, я быстро описываю ситуацию и называю девушке-оператору наш адрес. Затем я возвращаюсь к Обри, упав на колени перед диваном, и беру ее за руку, за ее ледяные пальцы.

– Они сейчас приедут, милая, – шепчу я, ради нее пытаясь побороть панику в голосе. – Сейчас приедет скорая и тебе помогут, Обс. Все будет хорошо, слышишь?

Я не уверена, что она меня слышит. Обри не открывает глаз, но задушенные, полные муки стоны дают мне знать, что она в сознании. Я крепче стискиваю ее руку, всем сердцем желая ей помочь, но просто не знаю, как.

Моя милая, веселая и крутая Обри, как бы я хотела хоть что-то сделать для нее! Я держу ее руку в своей руке и про себя как мантру повторяю, что она не может умереть. Нет, нет, так не бывает. Полностью здоровый, молодой человек не может взять и умереть, верно? Обри обязательно помогут, и она поправится, и скоро снова все будет хорошо.

– Обс, – всхлипываю я, зажав рот ладонью.

Парамедики прибывают через десять минут. К тому моменту Обри становится еще хуже. Мне предлагают поехать с ней, и я быстро хватаю свое пальто и телефон, забравшись в машину неотложной помощи.

Два парамедика – молодой мужчина и женщина постарше, занимаются Обри. Они надевают на нее кислородную маску, проверяют жизненные показатели и вводят лекарства, названия которых ни о чем мне не говорит. Они заняты спасением ее жизни, а я боюсь сделать лишний вдох, боюсь моргнуть, пока смотрю на нее – эту девушку под маской, без сознания, с посеревшим лицом и не узнаю в ней мою дорогую Обри.

Обри сразу же забирают в операционную. Мне запрещен вход туда, и я остаюсь в коридоре, за дверью, в которую увезли Обри. Я слышу, как врачи говорят о внутреннем кровотечении и экстренной операции, и начинаю плакать еще сильнее.

Это не может быть реальностью. Этого не могло случиться с Обри. Она была в полном порядке вчера вечером. Ведь была же? Я вернулась домой от Мейсона, и мы пожелали друг другу спокойной ночи. Она выглядела, как и всегда. Если бы с ней было что-то не так, я бы заметила.

Я убеждаю себя, что я бы что-то заметила. Затем начинаю сомневаться. Вдруг были какие-то признаки? Если ей уже было нехорошо, а я это пропустила?

Я перебираюсь в зал ожидания, где такие же люди, как я, просто ждут, что кто-то выйдет к ним и скажет, что с их родными, друзьями или любимыми все хорошо. Минуты тянутся ужасно медленно, кажется, минутная стрелка застыла на месте.

Пытаясь собраться, я думаю, что следует предпринять.

Сообщить родителям Обри? Они живут в Вирджинии, и на дорогу им потребуется время. К тому же, я не уверена, что могу звонить им и рассказывать о случившемся, пока сама Обри не сказала мне, что хочет этого.

Следующий, о ком я думаю – Кори. И мысль о брате тут же поднимает во мне бурю негодования. Пару дней назад я видела, как он лип к другой девчонке, пока Обри не было в городе и то, что он делает – это отвратительно. Я зла на него. Так зла! Возможно, Обри захочет видеть его, но я – нет, поэтому я решаю не звонить ему.

Оглядевшись, я понимаю, что все, кто находится сейчас в этой комнате – не одни. У каждого есть человек – или несколько – рядом и люди поддерживают друг друга в этот час неопределенности и балансирования между надеждой и отчаяньем.

И я тоже не хочу быть одна, поэтому звоню Мейсону и прошу его приехать. Мне надо, чтобы он был рядом сейчас. Чтобы обнял меня и сказал, что с Обри все будет хорошо. Даже если он не может этого знать, мне просто нужно услышать это от него.