Переулок был слишком тесным, чтобы могла пройти лошадь.

– Подожди здесь и присмотри за лошадьми, – приказал ему Гарри. – Который дом?

– Последний в самом конце, никак не проскочите дальше. Ступайте и взберитесь по лестнице до самого верху, там дверь такая зелёная. – Эванс послал Гарри иронический взгляд: – Спросите «Мамашу».

Дом окружало зловоние. Стараясь не вдыхать глубоко, Гарри поднялся по шаткой лестнице и постучал в зелёную дверь.

Та со скрипом отворилась, и на него уставился глаз. Голос произнёс:

– Туточки джен’льмен, мэм.

– Дай–ка гляну.

Другой глаз сменил первый, затем, заскрипев, дверь отворилась пошире. Грузная грязная женщина в платье с низким вырезом оглядела Гарри с ног до головы. Она одёрнула пониже вырез и понимающе взглянула на него.

– Чем могу служить, красавчик мой?

От неё несло джином.

У Гарри замутило в животе. Он холодно ответил:

– Я тут поговорить хотел с «Мамашей» насчёт ребёнка.

Женщина закудахтала:

– Ну, так вы пришли туда, куда надо, дорогуша. Я и есть Мамка. А младенцев здесь полным–полнёхонько.

Она отступила и жестом пригласила его внутрь.

Пол был завален всевозможной тарой: ящики для рыбы, коробки для хранения яиц, небольшой сундук с крышкой, даже один или два рассохшихся старых ящика от комода – всё, что можно было бы приспособить как кроватку для ребёнка. Ящики были выстланы соломой. И в каждом из них лежал младенец, в некоторых – по двое, размещённых валетом.

Гарри обуздал гнев. Он здесь лишь затем, чтобы найти только одно дитя – Тори. Впрочем, позже он предпримет что–нибудь по отношению к этому месту.

– Что ж вы желаете, дорогуша? Вот энти заняты – их мамашки работают.

Она устало взмахнула рукой.

 «Ни одна мать, будь у неё выбор, не оставила бы дитя в таких условиях, если только её не довели до отчаяния», – подумал Гарри.

 «Мамаша» показала жестом:

– Сиротки вот здесь. Выбирайте сами.

Господи милосердный, они что, продаются?

Он сухо произнёс:

– Я ищу малютку, которую принесли сюда в конце октября. Она была в корзине, выстланной белым атласом.

– О, да, помню я ту корзину. Но её у нас больше нет.

По спине Гарри пробежал мороз.

– Вы хотите сказать, что она умерла?

Толстуха захихикала, словно он отпустил забавную шутку:

– Бог с вами, сэр. Нет, мы продали корзину и хорошенькую одежонку. А девчонка–то вон там. – Она показала в сторону сироток. – Тильда, покажи–ка джен’льмену свою питомицу.

Молодая женщина, на вид слабоумная идиотка, повела Гарри в другое помещение. В комнатушке находились три ящичка.

– То вот два мальчишки, а эта вон моя малюточка, – пояснила девушка и показала рукой.

Девочка тихо лежала в коробке из–под яиц, завёрнутая в тряпье. Всё, что Гарри мог разглядеть в темноте, – это её глаза, таращившиеся на него. Он не мог разобрать, какого они цвета, но Гарри вдруг уверился, что, должно быть, они цвета чистого хереса, в точности как у её матери.

После долгих поисков наконец–то перед ним была Тори.

– Она моя маленькая питомица, вот она кто, – причитала девушка. – Хочешь кушать, миленькая?

Она бережно вынула младенца из вороха вонючей соломы, оттянула корсаж и подала малышке набухшую грудь. Девушка была не такой уж чистой, и первым побуждением Гарри явилось желание остановить её, но потом он понял, что, возможно, только благодаря ей, этой простой девушке, Тори выжила в таком месте.

Пока Тори насыщалась, Тильда раскачивалась и тихо напевала:

– Моя малышка умерла, так вот, но потом появилась она, такая вся чистенькая и хорошенькая. Моя маленькая питомица, правда, моя миленькая?

Взгляд Гарри с любопытством остановился на двух других ящиках. Откуда взялись эти два маленьких оборвыша, которых отринуло человечество?

Милостью божьей ему самому не довелось так лежать. Не окажись Барроу не способным вынести вид заброшенного и избитого маленького мальчика и не забери его, только Бог знает, что могло бы стать с Гарри.

Гарри подождал, пока Тори досыта наестся.

– Теперь я её забираю, – обратился он к девушке, пока та трясла ребенка, прислонив к плечу. Девушка, казалось, расстроилась.

– С ней всё будет хорошо. Я забираю её обратно к матери. Но благодарю вас за то, что вы так хорошо заботились о ней.

Он взглянул на две маленькие фигурки в других ящиках.

– Я дам вам пять шиллингов, если вы накормите тех двоих так же, как кормили свою питомицу. И кое–кто придёт к вам через несколько недель и даст гинею, если мальчики будут к тому времени всё ещё живы. Вы можете сделать это для меня, Тильда?

Она кивнула и схватила монеты, украдкой поглядывая через плечо в другую комнату.

– Сейчас укутайте её потеплее. Я забираю её домой.

Тильда кивнула и завернула Тори в несколько грязных пелёнок.

– Ей нужна будет её маленькая кукла.

Гарри нахмурился:

– Какая кукла?

Девушка достала небольшую тряпичную куклу из коробки.

– Это её, моей питомицы.

– Замечательно. – Гарри сунул куклу в карман. – А сейчас дай её мне.

Он очень осторожно понёс малышку в другую комнату. Прежде ему не доводилось носить младенцев.

– Значит, вы её взяли, – произнесла женщина, которую звали «Мамашей». Она выставила грязную лапищу. – Это будет стоить двадцать соверенов.

– Что?

Она пожала плечами и добавила, как заправский барышник:

– Она здорова, хорошая такая мелкота. Почитай, и не плачет вовсе, так даже и лекарство ей не потребуется давать.

Гарри нахмурился:

– Лекарство?

В ответ женщина потянулась куда–то за стул и вытащила синюю бутыль.

– «Синяя отрава»[23], – пояснила она, обнажив в усмешке гнилые пеньки зубов. – Лучшее мамкино молоко, чтобы детки не плакали.

Она откупорила бутыль.

– Подходит для малышни и подходит для меня.

Потом сделала большой глоток, причмокнула и предложила бутылку Гарри.

Передёрнувшись, он отказался. Он довольно часто пил «синюю отраву» в задней комнате в боксерском клубе Джексона.

Гарри взглянул на женщину и вновь содрогнулся. Давать эту гадость детям – чёрт знает что!

Он знал, что так делалось. Кое–кто из следующих за армией давал своим детям немного джина или рома во время военных действий, чтобы тех утихомирить. Но поступки людей во время войны – это одно. Сейчас же совсем другое дело.

– Я не дам вам ни пенни, – заявил он женщине. – Этого ребёнка украли у её настоящей матери, и негодяй, забравший девочку, уже заплатил вам. Мы уходим.

Не обращая ни малейшего внимания на негодующий визг и поток брани, несущиеся ему вслед, пока он спускался по лестнице, Гарри вынес Тори на промозглую в декабре улицу. Там он вручил девочку Эвансу, взобрался на коня и забрал её назад. Было холодно, слишком холодно для ребёнка, завёрнутого всего лишь в тряпки. Гарри распахнул сюртук и закутал Тори, пристроив её на сгибе локтя.

– Поспешим, дорогая, давай поедем куда–нибудь и вымоем тебя.

Было слишком поздно возвращаться в Элверли. Слишком поздно и холодно.

– На ближайший приличный постоялый двор, – приказал он Эвансу.


* * *

Они отыскали постоялый двор, и Гарри приказал подать еды для себя и Эванса через час, а пока принести небольшую ванну и тёплую воду в его комнату.

Уже стемнело, но он послал Эванса попытаться раздобыть одежду для ребёнка и всё, в чём ещё могла нуждаться Тори. Благослови Господи миссис Эванс и её многочисленный выводок.

Гарри бережно уложил Тори на кровать и стал разматывать зловонные тряпки, в которые она была завёрнута. Несколько последних лоскутов присохли к её тельцу, и, когда он попытался снять их, она заплакала. И плакала. И плакала.

Это был душераздирающий плач. Гарри сходил с ума. Он не имел представления, что делать. Он осторожно взял её на руки. Без пелёнок она была такой крошечной и хрупкой, что он боялся что–нибудь повредить ей.

Одной рукой он обхватил Тори сзади за шейку, поддерживая головку, и прислонил малышку к плечу – он видел, как это делали женщины. Но она безутешно плакала.

– Ну, ну, – бормотал он, – вот увидишь, не так уж плохо будет, как только вымоем тебя, и станешь у нас чистенькой и хорошенькой.

Малышка продолжала кричать. Гарри ходил взад–вперёд, чувствуя, как растёт паника.

Появилась служанка с небольшой оловянной ванной и бидоном горячей воды.

– Слава тебе Господи, – с облегчением приветствовал её Гарри. Он протянул служанке девочку. – Она плачет. Что мне делать?

Девица отпрянула.

– Я не знаю, – произнесла она, – я ничего не понимаю в детях.

Она сгрузила ванну перед очагом, наполнила наполовину горячей водой и поставила бидон рядом.

– Она, наверно, просто есть хочет.

– Хочет есть? – переспросил Гарри. – Но ведь она ела пару часов назад.

Девица одарила его жалостливым взглядом:

– Она ведь ещё маленькая.

Гарри почувствовал себя идиотом. Ну, конечно же. Крошечные растущие создания всё время едят. Он знал это по щенкам и жеребятам, почему же не подумал то же самое о Тори?

– Молоко, – приказал он девице. – Достаньте для неё молока, немедленно.

Та глупо улыбнулась и вышла.

Гарри успокаивающе поглаживал Тори по спинке. Она продолжала вопить.

– Сейчас прибудет обед, – уговаривал он её. – Ждать совсем недолго.

Девица вернулась с молоком в фарфоровом сосуде странной формы, с дыркой с одной стороны и с носиком в виде соска с отверстиями на кончике. Молоко было тёплым.

– На ваше счастье у кухарки нашлась эта бутылочка, – пояснила служанка. – Кто–то оставил её несколько недель назад.