— Понимает, — Лавр улыбнулся и устало прикрыл глаза.

— Как ты себя чувствуешь?

— Очень уставшим. Голова кружится. Слабость. Едва ощущаю самого себя, — медленно, растягивая каждое слово, отвечает Лавр.

— Это временное. Всё наладится. Ты у нас сильный и мы тебя всегда поддержим, — хотелось сказать так много, но я не хотела утомлять Лавра бестолковыми речами.

— Я знаю, — тихо ответил он. — Всегда это знал.

Долго пробыть в палате мне не позволяют и впервые я абсолютно согласна с доктором и медсестрой. Лавр еще дезориентирован и слаб. Ему нужно восстановиться, окончательно прийти в себя. Стать прежним он не станет, во всяком случае душевно, ровно, как и все мы. Та самая ярко-красная линия уже расчертила наши судьбы.

Для Лидии Евгеньевны и Дианы времени не осталось. Доктор заявил, что для первого раза пока что достаточно, но если Лавр стремительно пойдет на поправку, то в следующий раз мы все вместе сможем его навестить.

Я подробно рассказываю о том, как всё прошло, чтобы Лидия Евгеньевна и Диана не беспокоились.

— Всё будет хорошо, — в конце твёрдо заявляет мать Лавра. — А нормальный вес потом к нему обязательно вернется. Это не проблема.

Мы втроем успокаиваемся и еще одна часть тяжкого груза откалывается от меня и исчезает. Евгений терпеливо ожидает нас в машине, но в последний момент нам пришлось заглянуть в кабинет к доктору. Эмоциональные качели опять поднимают меня ввысь.

Мы с Дианой сидели на небольшом кожаном диванчике, а Лидия Евгеньевна предпочла остаться стоять. Снова следует щедрая присыпка из медицинских терминов, но в этот раз я слушаю всё очень внимательно.

— Значит, есть вероятность, что мой сын не сможет встать на ноги? — голос Лидии Евгеньевны наполнен арктической холодностью.

— Есть, но она несущественна. Из-за повреждения бедра пациент в любом случае некоторое время будет вынужден прибегнуть к вспомогательным средствам. Так же есть повреждения позвоночника, но, к счастью, они несерьезны.

Мы втроем облегченно выдыхаем. Еще одно потрясение наверняка лишило бы нас дюжины нервных клеток. Даже не в этих клетках дело, а в том, сумел бы Лавр справиться с такой правдой о себе? Я не хочу в нем сомневаться, но очевидно, что перспектива быть до конца своей жизни обездвиженным по пояс, выбила бы Лавра из колеи. Мы справимся. Что бы судьба нам не уготовила, мы со всем обязательно справимся.

Выйдя на больничное крыльцо, я подставила лицо ласковым осенним лучам и тихо выдохнула. Завтра станет значительно легче.

42

Мы плавно идем на поправку. Каждый новый день сродни очередной победе над собой. Недавно Лавра известили о том, что некоторое время он не сможет самостоятельно передвигаться. Такая новость заметно пошатнула в нем внутренний баланс, но Лавр не из тех мужчин, которые готовы с головой уйти в свои проблемы и временные трудности. Он держится, держусь я, держится вся наша семья.

Я нахожусь с Лавром ровно столько, сколько это вообще возможно. Без слов понятно, что он нуждается во мне, я читаю эту нужду в его уставшем тусклом взгляде, в его прикосновениях к моему животу или рукам. Вначале наших отношений мне была необходима поддержка и защита, теперь же роли резко сменились.

Вообще почему-то многие из медперсонала и посетителей часто удивляются моему рвению и непреодолимому желанию быть рядом с Лавром как можно дольше. Что в этом такого особенного? Мы живем вместе, у меня родится ребенок от этого мужчина, так почему же я должна себя вести иначе? Ответ на этот вопрос я получила, как ни странно, от Лидии Евгеньевны.

Мы сидели в больничном кафетерии, она только что вышла от Лавра. В ее взгляде заметно облегчение и материнская радость.

— Просто порой людям странно видеть примеры искренней сильной любви, — заявляет Лидия Евгеньевна. — Куда проще наблюдать за чужими ссорами, недопониманием и ненавистью. Это предает уверенности и чувства собственной нормальности.

— Я не совсем понимаю, — признаюсь.

— Всё просто. Личная жизнь у какого-нибудь человека, мягко говоря, не сложилась. Тут могут быть задействованы различные причины. Этот человек не видит или не хочет видеть никаких проблем в себе и в своих подходах к жизни. Когда он видит рядом с собой такого же несчастного человека, то понимает, что это нормально — мириться с неудачами и безрадостностью. Порой это даже поднимает самооценку, ведь у кого-то проблемы могут быть куда хуже, чем твои. А вот, когда ты совершенно неожиданно сталкиваешься с теми, кто любит и, кто готов отдать всё, чтобы сохранить эту любовь, становится уже не так приятно. Обнажаются собственные проблемы и возможно даже приходит осознание собственных ошибок. Чужое счастье всегда выглядит идеальным и недостижимым, поэтому вызывает или недоумение со стороны общественности, или даже озлобленность.

Я много размышляю над словами Лидии Евгеньевны. Неужели наша связь с Лавром, моя поддержка, моя забота о нем и любовь к нему настолько очевидна для окружающих? Наверное, так и есть. Я не стыдилась, потому что мне было глубоко плевать на мысли и рассуждения незнакомых людей. Просто я никогда не понимала и не хотела ощущать на себе чью-то зависть.

Выпал первый снег. Доктор разрешил Лавру подышать свежим морозным воздухом в больничном дворе. Я качу инвалидное кресло и постоянно слежу, чтобы плед на коленях Лавра не сползал.

— Ты должна заботиться о себе, о нашем ребенке, — слышу тихую реплику, что едва отдает привкусом обвинения.

— Не переживай, я выстроила свой график таким образом, что мне на всё хватает времени. Я даже не устаю, представляешь? — я стараюсь не обращать внимания на редкие выпады со стороны Лавра, потому что знаю, у него это сейчас происходит не намерено.

— Это я должен заботиться о вас, а не вы обо мне, — угрюмо бормочет.

— Кажется, у тебя развился комплекс, любимый, — целую его в лоб и поправляю шапку. — Все мы люди и все мы бываем слабыми и уязвимыми. Ты хорошо держишься, об этом даже доктор говорит.

— Но я ведь мужчина, — тяжелый вздох.

— Прекрати, пожалуйста. Ты пытаешься взвалить на себя слишком многое. Сейчас тебе нужно сосредоточиться на реабилитации, а обо всём остальном позаботится твоя семья. Мы тебя не бросим, слышишь меня?

— Слышу, — еще один тяжелый вздох и едва слышный всхлип, что рассеялся в порыве холодного декабрьского ветра.

Я часто слышала такое суждение, что мужские слёзы — это предел их душевной слабости. Плачущий мужчина или мужчина со слезами на глазах — это не мужчина, а самый обычный слабак, тряпка. Чушь собачья! Я уверена, что нужно иметь необъятный запас смелости и мужественности, чтобы хоть на пару секунд обнажить свою душу, лишить ее всех возможных барьеров и показать себя настоящего, без прикрас.

Лавр не плакала навзрыд, как маленький ребенок. Этого он бы себе никогда не позволил, во всяком случае, темперамент у него не такой. Просто я увидела одну-единственную прозрачную слезинку, скользнувшую по впалой щеке. Лавру было сложно, сложней, чем нам все, вместе взятым. Отрезанный от привычного ритма жизни, всё еще физический слабый, да еще и ко всему прочему не может пока что самостоятельно передвигаться. Это серьезное испытания для человека, который привык руководить своей жизнью, а потом в одночасье лишился этой возможности.

Я благоразумно решила не делать никакого акцента на минутном состоянии Лавра. Поправила плед у него на коленях и поцеловала сухие родные губы, что совсем чуть-чуть отдавали солоноватым привкусом.

Время близилось к Новому году. Доктор разрешил забрать Лавра на праздники домой. Я предложила Диане с Максом отпраздновать этот Новый год вместе. Пригласила так же и Лидию Евгеньевну. Мне очень хотелось, чтобы мы все вместе собрались за одним праздничным столом, оставив всю боль и все обиды в прошлом. Оставить без внимания я не могла и тётю Галю. Мы всегда справляли Новый год вместе и нарушать эту традицию я не хотела.

Лавра из больницы должен был забрать Макс. Я никак не успевала, потому что нужно было забрать Яну и тётю Галю, а по возможности еще заехать в парочку магазинов, чтобы успеть всем упаковать подарки. Я и так из-за всей этой жуткой ситуации с ДТП совсем перестала уделять внимание дочери, а это неправильно.

Моим несменным спутником сегодня был Евгений. С того момента, как у него родилась дочь, мой водитель практически постоянно светится счастьем. Правда, когда он узнал о беде с Лавром, тут же предложил мне любую помощь и отказался от любых выходных на период за свой счет, пока шеф не придет в себя. Я не могла лишить дочь Евгения внимания отца, поэтому поблагодарив за помощь, деликатно отказалась от таких жертв.

Нежно поглаживая свой живот, я уже мысленно предвкушала сегодняшний праздник. Думаю, он станет новым витком в жизни каждого из нас, новый этап, новый маршрут.

Машина плавно остановилась у подъезда. Евгений заглушил двигатель и быстро вышел, чтобы открыть мне дверцу и помочь выйти.

— Спасибо, — смущенно ответила я, всё еще никак не привыкнув к такому бережному отношению к себе.

— Вас провести? — спросил Евгений.

— Нет, мы через пять минут выйдем. Ожидай.

Войдя в подъезд, я поднялся на нужный этаж и ощутила какой-то странный импульс в атмосфере лестничной клетки. Подойдя к дверям, я заметила, что они не заперты. Осторожно шагнув в квартиру, я встретилась взглядом с Димой. Он держал в руках нож и крошечную блестящую резинку. Резинку Яны! У меня перед глазами всё поплыло черно-красными пятнами.

— Стой, где стоишь, — прошипел бывший муж, — иначе прирежу. Думала, что так просто избавилась от меня?

Если честно, то я вообще об этом не думала, потому что последний месяц моя голова была забита совершенно другими мыслями и страхами.

43