— А вот и я! — торжественно заявляет Макс, внося на кухню пакет с продуктами и бутылкой белого вина.

— Наконец-то! — Диана быстро поцеловала своего мужчину и всучила ему глубокую тарелку с тестом для ягодного пирога. — Нужно хорошенько вымесить.

— Будет сделано, капитан, — Макс отдал честь и наспех вымыв руки, принялся выполнять свое задание.

Так уж сложилось в моей жизни, что самые ужасающие события всегда случаются неожиданно и на пике душевной гармонии и счастья. Подобное произошло, когда я узнала о гибели своих родителей. Звонит незнакомый номер, уточняет, кто я и просто говорит, что отца и матери больше нет. Вот так лаконично и без прелюдий. У тебя весь мир вмиг пошатнулся и разрушился, а для кого-то совсем ничего не изменилось. Но самое паршивое заключается в том, что мир продолжает жить своей жизнью, а твоя трагедия в его паутине всего лишь неутешительная статистика.

Нечто подобное повторилось и в этот вечер. Ужин почти был готов. Я нетерпеливо поглядывала на часы и старалась поддерживать всеобщую беседу. Яна еще не уставшая, готовая выполнить еще какое-нибудь поручение, правда, уже ничего не осталось для нее, поэтому Макс предлагает вытереть только что помытую им посуду.

Когда загорелся экран моего телефона, я уже подсознательно почувствовала, что что-то не так. Это чувство пронеслось с такой невероятной скоростью, что я даже ничего не успела понять. Самолёт Лавра уже давно должен был пойти на посадку. Эта мысль продолжала бить набатом у меня в голове, пока я быстро вытерла руки и ответила на звонок незнакомого номера.

— Да?

— Майя Георгиевна? — я услышала смутно знакомый женский голос.

— Да.

— Я Лариса. Помощница Лавра Борисовича.

Ларису я видела всего лишь пару раз, когда она приезжала к нам, чтобы отдать какие-то важные документы Лавру. Полноватая жутко привлекательная женщина с роскошными густыми рыжими волосами. Лавр часто ее хвалил, говорил, что надежней Ларисы ему секретаря не найти. У меня не было причин не доверять своему мужчине или ревновать его к помощнице.

— Что-то случилось? — я сразу же перехожу к самому главному.

— Да, — мне показалось или голос Ларисы дрогнул? — Лавр Борисович… Он в больнице. Его машина попала в ДТП. Час назад он приземлился и выехал домой. Я лично машину за ним прислала. Доставили в Центральную больницу.

Телефон сам собой выскользнул у меня из руки. В голове загудело, картинка перед глазами замерла, словно я смотрела на фотоснимок. Повисла тишина. Диана и Макс взволновано уставились на меня, а я только то и делала, что открывала и закрывала рот, не в силах выдавить из себя хотя бы одно внятное слово.

39

В жизни каждого всегда случается такой момент, когда всё разделяется на «до» и «после». Никогда и ничего уже не станет прежним. Как ни старайся, но то, что было «до» останется навсегда в прошлом. Я была твёрдо убеждена, что моя личная разграничительная черта жирно-красной линией прошла именно после смерти родителей. В принудительном порядке я была вынуждена стать абсолютно самостоятельной и зафиксировать в своем сознании одну простую истину — теперь все мои проблемы, вся моя ответственность будут лишь на мне. Конечно, без поддержки тёти Гали не обошлось, но я понимала, что не смогу вечно прятаться на спину старушки, поэтому максимально быстро смирилась со своим одиночеством.

Чуть позже, когда из моей жизни исчез Дима, я вообразила еще одну большущую жирную черту вызывающе-красного цвета, что вновь разделила мою жизнь на «до» и «после». Тогда я стала другой, хотя всё еще зависела от своих страхов и кошмаров. Рождение дочери тоже стало для меня решающим моментом, но это момент был приятным и, безусловно, ощутимо повлиял на меня. Но как правило, самые жирные и красные линии, что буквально сигналят о беде, прочерчиваются на полотне нашей жизни именно в самые тяжелые моменты. Авария Лавра для меня стала уже до боли знакомой красной линией, которая не просто вновь делила мою судьбу на части, а служила настоящим испытанием. Испытанием моих чувств к этому мужчине, моей силы воли, моей любви, моей стойкости.

Вся эта чудовищная ситуация с ДТП произошла по нелепой случайности. Потом мне так говорили. По случайности! Какой-то пьяный недоносок на внедорожник выехал по встречной и Лавр просто не успел среагировать. А не успел, потому что дико устал, потому что черт знает сколько, нормально не спал. Об этом, правда, не говорили, я и так догадалась, потому что иной причины просто быть не могло. Лавр всё и всегда контролировал, никогда никуда не опаздывал, многое просчитывал на несколько шагов вперед.

После страшного телефонного звонка, от которого вдоль хребта ледяной змеей скользнул шок, утаскивая вслед за собой сгусток невероятной боли и страха, меня одолел приступ немыслимой озлобленности. Я злилась на Лавра за то, что он абсолютно не жалел себя и работал так, будто он не человек, а какой-то не убиваемый киборг последней модели. Эта злость была настолько мощной, что на глаза даже слёзы навернулись. Чуть позже, когда мы ехали в больницу, я осознала, что моя злость была неким буфером перед той болью, которая наращивала силы и уже готовилась вот-вот ударить по всем фронтам.

Яну я оставила дома под присмотром домработницы. Макс вёл машину. Я тупо смотрела в окно, щурясь всякий раз, когда рядом проезжала машина с ярко включенными фарами. Слёзы текли по щекам, но я даже не удосужилась их вытереть. Диана контролировала свои эмоции куда хуже, верней, они у нее попросту не могли оставаться в середине. Она плакала, но всячески пыталась успокоиться, давясь то воздухом, то собственными всхлипами.

Потом была больница, доктора, медсестры и навязчивое гудение в голове. Бестолковая злость схлынула, и я уже чувствовала, что меня вот-вот накроет, поэтому отчасти была готова к удару. Всё, что говорил доктор я понимала только кусками, будто мой мозг заклинило и он не мог работать в привычном режиме. Черепно-мозговая травма, что-то с позвоночником и левой ногой, кажется, в большей степени с бедром — это всё что, мне удалось отложить в своей памяти.

Нужно было ждать. А ожидание — это самая страшная штука и всех, что может случиться с человеком. Она может быть со знаком «плюс» или уйти в неожиданный «минус».

— Может, тебе лучше вернуться домой и отдохнуть немного? — осторожно хриплым голосом спросила меня Диана, когда мы битый час сидели в коридоре, медленно убиваемые ожиданием.

— Нет, — единственное, что я ответила и мой ответ ни разу не изменился.

С наступлением утра нам втроём приходиться вернуться домой, так как к Лавру сейчас никто не пустит. Я хотела отвоевать свое право быть рядом с ним, но на помощь пришел здравый смысл. Если я с головой погрязну в проблеме, которую никак не могу самостоятельно решить, то наврежу не только себе, но и своему малышу, а значит, наврежу и Лавру, когда он придет в себя. Это умозаключение здорово помогает мне, но ненадолго. Уже к вечеру я снова в больнице. В коридоре встречаю Лидию Евгеньевну. Наверное, Диана уже всё ей рассказала. Мы ничего не говорим друг другу.

Я пытаюсь держаться, потому что надрывное рыдание вряд ли кому-то поможет. Но, наверное, по моему взгляду и так всё без слов понятно, ровно, как и по красным глазам Лидии Евгеньевны. Мы молча сидели в соседних креслах. Туда-сюда бегали медсестры, уборщицы, доктора. Все шаги, голоса, любой другой посторонний шум были для меня каким-то жужжащим где-то далеко фоном.

Все прочие мысли, что до этого момента беспокоили меня, превратились в шелуху и исчезли сами собой. Меня не волновал Дима, не волновало то, что я отменила кучу занятий, не волновала плохая погода за окном и вечно сухая кожа на руках после мыла, на которую обязательно перед сном нужно нанести увлажняющий крем. Я думала только о Лавре, о его здоровье, о его жизни и о том, как же сильно я полюбила этого человека и как же сильно боялась его потерять.

— Он выкарабкается, — вдруг тихим, но твёрдым голосом заявила Лидия Евгеньевна. — Он всегда был сильным. Моя беременность Лавром протекала очень сложно, некоторые доктора говорили, что проще было бы избавиться от ребенка. Готовили меня к тому, что будут спасать меня, но не сына, в случаи чего. На этом настаивал Боря. И знаешь, что? Лавр родился совершенно здоровым и крепким малышом. Он только родился, но уже всем доказал, чего стоит, — на последнем слове голос Лидии Евгеньевны дрогнул, она немного помолчала и продолжила: — Вот и сейчас мой мальчик всем докажет свою силу. Мы ведь все его любим, а кто-то, — она посмотрела на мой живот, — по-особенному нуждается в выздоровлении отца.

Через некоторое время доктор нас успокоил, заверив, что Лавр вот-вот должен прийти в себя. Мы с Лидией Евгеньевной облегченно выдохнули и даже ободряюще друг другу улыбнулись. Камень с души не спал, но какая-то внушительна его часть определённо откололась. Но я совершенно оказалась не готова к тому, что уже минут через десять после убеждений о скором пробуждении Лавра, доктор заявит об обратном.

— Он еще не пришел в себя.

— Но это ведь нормально? Да? — жестким тоном интересуется Лидия Евгеньевна. — У моего сына черепно-мозговая травма и ведь какое-то время он может не приходить в себя.

— Да, но…

Молодой доктор обрушил на нас щедрый поток медицинских терминов, о которых я никогда не слышала и уж тем более, не знала, что они обозначают. Как правило, уже очень опытные доктора стараются избежать этой ненужной нагрузки и в общих чертах объясняют родственникам, что именно сейчас происходит с пациентом.

В конечном итоге мое сознание выхватывает лишь одно слово, которое переворачивает всё внутри меня с ног на голову. Кома…

40

Месяц… Целый месяц застывшего в моем сознании времени. Целый месяц вечерних молитв у себя в комнате перед сном. Целый месяц вся моя сущность была там, в палате, рядом с Лавром, она тянулась к нему, целовала его, обнимала.