— Прошу, только давай обойдемся без физического насилия, — я крепко прижалась щекой к широкой твёрдой груди Лавра.

— Необычно это слышать от человека, который сам познал насилие.

— Вот именно поэтому я этого и не хочу.

— Давай вернемся в кровать. Нам нужно отдохнуть, — Лавр поцеловал меня в макушку. — Я очень ценю то, что ты мне доверилась. Твоя хрупкая оболочка великолепно скрывает несгибаемый стальной стержень.

— Глупости, нет у меня никакого стержня. Я еще та трусиха, — смущенно ответила я.

— Ты себя недооцениваешь, Майя. Но мы это обязательно исправим.

36

Лавр вновь предпочел мне не рассказывать о том, каким именно образом он уладил проблему, созданную моим бывшим мужем. Я понимала причину, по которой меня держали на расстоянии от этой ситуации. Лавр не хотел меня тревожить. Он вообще не любил меня расстраивать, а теперь, когда я ношу под сердцем его ребенка, Лавр еще усердней старается оградить меня от любых негативных эмоций.

Наша размеренная жизнь вернулась в прежнее русло. Я занималась с учениками, проводила время с Яной и внимательно следила за своим здоровьем. Лавр, как обычно, старался брать часть работы на дом. Иногда к нам в гости приезжали Диана с Максом, наполняя наш дом радостью и глотком новой энергии.

Про Лидию Евгеньевну мы всё упорно молчали. В этом вопросе не последовало никаких изменений. Она железно сохраняла свои позиции, а Лавр — свои. Как бы прискорбно это не звучало, но что-либо изменить уже вряд ли получиться. Несмотря на все убеждения Лавра насчет того, что моей вины нет в их ссоре, я порой всё равно чувствовала себя не комфортно.

Иногда я вспоминала своих родителей. Меньше всего на свете мне хотелось бы разругаться с ними, а потом уже не получить возможности примириться. Лавр на этот счет имел противоположное мнение и к конечности жизни относился философски.

Солнечным осенним днем, когда Яна уже была в садике, я попросила Евгения заехать на городское кладбище. Лавр уехал на работу, занятия у меня запланированы только на завтра, так что сегодня я могла свободно отдохнуть.

— Как здоровье вашей жены? — поинтересовалась я у водителя.

У меня еще не было возможности с ним поговорить на эту тему.

— Уже выписали, — с радостной улыбкой ответил он. — Доченька родилась.

— Я вас поздравляю и искренне радуюсь. Как малышка? Как назвали?

— Крохотная родилась, но здоровенькая. Машенькой назвали, — в голосе Евгения звучала такая неприкрытая и хрупкая нежность, что у меня даже в уголках глаз немного защипало.

Это всё гормоны. Что с Яной я временами бывала очень чувствительной, что с моим вторым малышом. Но эта чувствительность не была горькой или тяжелой. Она ассоциировалась у меня с чем-то светлым и тёплым.

— Еще раз поздравляю вас. Пусть дочка растет здоровенькой и радует родителей.

— Майя Георгиевна, спасибо вам за то, что похлопотали за меня перед Лавром Борисовичем, — Евгений плавно затормозил на перекрёстке.

— Не за что. Я ведь обещала вам и не могла вас подсвети.

— Лавр Борисович даже премию мне выписал.

— Когда в семье появляется ребенок деньги всегда необходимы.

— Это уж точно! — Евгений улыбнулся мне.

Я чувствовала себя замечательно. Мне приносило искреннее удовольствие то, что я могла хоть чем-то помочь хорошему человеку.

На кладбище было тихо, только какая-то старушка неподалёку шуршала пакетами и убирала могилу своего мужа или брата. Евгений стоял неподалёку. Я аккуратно уложила пышный букет между маминой и папиной могилой. Раньше я сильно тосковала по ним, но теперь, когда в моей жизни появился Лавр, печаль медленно отпустила мое сердце. Я сама уже мать, у меня растет прекрасная дочка и нужно думать о ее будущем, а не оборачиваться к прошлому.

Конечно, я немного растрогалась, но быстро взяла себя в руки. Малыш не должен ощущать себя плохо, не должен чувствовать моих слёз. Я уже не мать-одиночка и вообще уже не одинокая женщина. У меня есть семья. Настоящая семья, о которой я всегда мечтала.

Повеял прохладный ветер, я поправила тонкий шарфик на шее и спрятала руки в карманах пальто. Очень хотелось надеяться на то, что родители смотрели на меня с небес и радовались вместе со мной.

— Можем ехать? — аккуратно спросил меня Евгений, вероятно, не желая прервать минутку моей сентиментальности.

— Да, — я мысленно попрощалась с родителями. Может, это было и глупо, но таким образом я справлялась со своими эмоциями. В конце концов, человеку всегда нужно во что-то верить, чтобы упорно идти вперед.

— Еще будем делать остановки? — Евгений подал мне руку.

— Можно заехать в супермаркет.

— Хорошо.

Мы неспешно шли по дорожке в сторону парковки. Я чувствовала себя расслабленно, поэтому была совершенно не готова к тому, что внезапно встречусь с Лидией Евгеньевной. Мы практически столкнулись, поэтому избежать нежелательной встречи было просто невозможно. Всё внутри меня моментально натянулось и напряглось. Мои руки в карманах пальто сжались в кулаки. Тело будто приготовилось отражать череду атак.

Судя по удивленному выражению лица Лидии Евгеньевны, она тоже не ожидала здесь встретиться со мной. Как всегда, она безупречно и строго выглядела. Как бы я к ней не относилась, но ее красота была, как дорогое вино — с годами становилась только лучше. Только вот глаза сегодня у Лидии Евгеньевны были красными и немного припухшими. Она недавно плакала, а теперь судорожно сжимала в руках платок.

Я сразу догадалась, что женщина приехала сюда навестить могилу мужа. Было даже страшно представить каково это — похоронить собственного мужа. И Лавр, и Диана рассказывали мне, что их мать очень любила отца. Такая потеря, наверняка, стала сильным ударом для Лидии Евгеньевны.

На секунду я представила себя на ее месте. Я иду на могилу к Лавру. Всё, что осталось после него — это наши дети. От такой жуткой фантазии у меня по коже пробежались мурашки. Не знаю, жалела ли я Лидию Евгеньевну. Наверное, отчасти так и было. Безусловно, я и злилась на нее, потому что Лавр болезненно переносил их ссору, пусть он и старался оставаться мужественным.

— Добрый день, — первой поздоровалась я.

— Добрый, — Лидия Евгеньевна отвела взгляд в сторону и спрятала платок в дизайнерской черной сумочке.

Эта женщина явно не привыкла показывать свои слабости и вряд ли привыкла их демонстрировать перед врагами. Слишком пафосное и громкое слово, но именно врагами мы сейчас друг другу и были.

— Всё в порядке? — я обеспокоенно посмотрела на Лидию Евгеньевну. Она выглядела очень подавленной хоть и пыталась это скрыть. В этом Лавр похож на нее.

— Да, — привычная жесткость в тоне отсутствовала.

Несколько секунд я колебалась. Всё-таки доверять этой женщине нельзя, но я ведь не одна, со мной Евгений.

— Предлагаю выпить по чашке чая в каком-нибудь уютном месте. Думаю, нам есть, что обсудить.

Признаться, я была уверена, что Лидия Евгеньевна откажется, но ее ответ удивил меня:

— Хорошо. Только мне нужно забрать машину с парковки.

— Отлично. Наша там же стоит.

Я не знала, что нам принесет этот разговор, но мне хотелось верить, что хоть как-то получиться сгладить острые углы между мной и Лидией Евгеньевной. Во всяком случае, я предприму еще одну попытку. Если она не увенчается успехом, то я для себя раз и навсегда закрою эту тему, успокоив свою совесть.

37

Место выбрала Лидия Евгеньевна, я не стала возражать. Ей явно была необходима зона комфорта, в которой она бы смогла максимально быстро прийти в себя и спрятать свою обнажившуюся на кладбище печаль. Такие люди как Лидия Евгеньевна вряд ли забывают моменты своей слабости, поэтому сделают всё, чтобы в кратчайшие сроки реабилитироваться перед самими собой. Может, это и действенная модель поведения, но немного всё-таки глупая. Не стоит думать будто все вокруг осуждают чужую боль или высмеивают чужую слабость. В конце концов, все мы люди существа уязвимые.

Некоторое время сидим молча. Каждая из нас изображает крайнюю степень сосредоточенности. Взгляды опущены на дно маленьких чашечек, в которых плавают чаинки. Смотрим так будто эти самые чаинки вот-вот должны открыть нам какую-то оглушающую тайну или предсказать будущее.

— Что ты делала на кладбище? — осторожно спрашивает Лидия Евгеньевна, продолжая изучать свой чай.

В ее голосе отсутствует холодность или требовательность. Она просто спрашивает, чтобы хоть как-то начать разговор. Я сделала первый шаг, пригласив ее, Лидия Евгеньевна теперь делала второй шаг своим вопросом. Я расценила это как хороший знак. Конечно, мы не станем подругами и наши отношения не превратятся в тёплые-родственные, но, думаю, еще есть шанс просто понять друг друга.

— Там находится могила моих родителей, — спокойно отвечаю. Говорить об этом уже давно стало просто, но я еще живо помнила то время, когда даже мысленное прикосновение к личной трагедии вызвало слёзы и жалящую боль в груди.

— Мне жаль.

— Уже всё в порядке.

— Не следует посещать такие места, пока ты вынашиваешь ребенка, — наконец-то, Лидия Евгеньевна поднимает на меня свой взгляд. Он стал практически прежним, а это значит, что женщина окончательно взяла себя в руки.

— Я не грущу там, поэтому ребенку ничего не угрожает. Отболело уже всё.

— Как же я жду, когда у меня всё отболит, — Лидия Евгеньевна сделала глоток чая и тихо вздохнула.

— Вы могилу мужа навещали?

— Да. Запрещаю себе часто приезжать к нему, но не могу удержаться. Всегда думала, что я стойкая, но, как выяснилось, ничего подобного. Уход Бори стал для меня настоящим ударом. Дети оправились и спокойно живут настоящим, а я всё еще застряла в прошлом.