— Вот именно, — сказала я, радуясь, что смогла ему донести свою мысль, не раскрывая всего. Я еще не была к этому готова. — Так вот, в старших классах и в университете я совершала много... э-э... бунтарских поступков, пытаясь выйти за границы, которых никогда не было.

— А-а, — сказал он, словно сообразив. — Значит, никаких бойфрендов, зато много... свиданий.

— Ага. Единственные люди, которые были у меня в жизни — это моя команда.

Он вопросительно поднял бровь.

— Я росла вместе с четырьмя лучшими друзьями — Пенн, Кэтрин, Льюис и Роу. У нас непростая история, но мы всегда были рядом друг с другом.

— Звучит неплохо, — произнес он. — А для меня лучшим другом был всегда мой брат Джейк.

— Я единственный ребенок. Итак, моя настоящая семья — это моя команда.

Я посмотрела на свою тарелку. Мне совсем не хотелось говорить ему, что в детстве я много дурачилась. Если уж переходить эту границу, то переходить ее нужно было во всем, включая и моих друзей. Что в какой-то момент я переспала с Пенном, Льюисом и Роу. Что я была не той, за кого меня принимал Сэм. Хорошая девочка, которая сидела перед ним, была иллюзией. Я всегда была чем-то... вернее кем-то другой. Мне нравилось, что он разглядел во мне личные качества. Обычная среднестатистическая девушка, в которую он влюбился.

— По крайней мере, у тебя есть друзья, — сказал он.

Я кивнула.

— Это, наверное, впервые, когда я серьезно отношусь к кому-то.

Когда я снова посмотрела на него, он широко улыбался.

— Правда? Мне нравится быть в этом смысле первым.

Я сглотнула, чувствуя, как все глубже погружаюсь в Сэма. Я не лгала о своем прошлом. Не совсем. Просто не открывала всей правды. Я была не готова увидеть его реакцию, кем была на самом деле. У меня перед глазами стояла картинка, что Сэм, узнав, кем я была на самом деле, будет смотреть на меня по-другому, отчего появлялась тошнота. Нет, я не могла ему сказать правду. Пока нет.

— А как же ты? — поспешно спросила я. — У тебя есть бывшие?

— Бывшая, — уточнил он. — Только одна.

— О? — воскликнула я, заинтересовавшись.

— Мелисса Янг, — сказал он со вздохом. — Мы встречались почти весь колледж. Она все еще живет в Чапел-Хилле и ходит в церковь с моей семьей. Все стало сложнее с тех пор, как мы расстались.

— Почему сложнее?

Он почесал затылок.

— Не знаю. Мои родители хотят, чтобы мы снова были вместе. Им нравится, что она местная. Но я знал, что уеду на год с лишним. Знал, что наши отношения не переживут большого расстояния.

— Но почему?

— Не могу сказать. Она... цепляется. — Он тяжело вздохнул. — Ненавижу это говорить. Она славная девушка, и мы долго были вместе. — Он пристально посмотрел мне в глаза. — Но думаю, если ее так легко было оставить, то она никогда не станет моим эндшпилем.

Я задумалась над его честностью. Хотя мне было не по себе, что не могла ответить взаимностью. И почувствовала, как закралась ревность к его отношениям в прошлом. И то, что его семья все еще хотела видеть их вместе. Если бы они узнали, кто я, была почему-то уверена, что они не одобрили бы его выбор. Или одобрили бы только из-за моих денег... если бы они были такими людьми. Я надеялась, что не второе.

Я не хотела ревновать. Мелиссы же не было здесь и в его жизни тоже. Сэм бросил ее еще до того, как мы познакомились. Но каким-то образом... моя девушка из Верхнего Ист-Сайда, сидевшая внутри меня, ничего не могла поделать с этим мелочным чувством.

Я отогнала эту мысль. Мне не стоило зацикливаться на ревности.

В конце концов, я была здесь с Сэмом.


3


— Спасибо тебе огромное, Кеннеди, — поблагодарила я свою главу добровольцев.

Мы наслаждались мороженым из университетского молочного магазина на озере Мендота. Кеннеди согласилась взять на себя функции по организации мероприятия по голосованию.

— На самом деле, тебе не стоит меня благодарить, Ларк, — сказала она. — Я так счастлива, что у нас в кампусе присутствует губернатор Вудхаус. Четыре года назад я не могла голосовать, поскольку не была взрослой, а мне так хотелось. Но многие мои одногруппники, похоже, не понимают, насколько это важно. Они думают, что далеки от политики. Будто не правительство издает законы по поводу налогов, студенческих кредитов на обучение и выплаты их. — Она закатила глаза.

— Что ж, я с тобой согласна. В конце концов, я здесь.

— И слава богу, — промурлыкала она. — К нам мог прийти кто-то другой.

Я рассмеялась.

— И этот кто-то другой проделал бы хорошую работу.

— Но ты лучше другого, — сказала Кеннеди, будто это был известный факт.

Затем она помахала рукой другой девушке и кивнула, сказав, что собирается отойти, чтобы поговорить с ней. Я отпустила ее. В конце концов, именно для этого она и была здесь. Кеннеди всех здесь знала. И благодаря этому удвоила число наших добровольцев за то время, что мы работали с ней вместе. Я буду скучать по ней этим летом, когда все студенты разъедутся на каникулы.

В кармане у меня зазвонил телефон, и я потянулась к нему, ожидая увидеть очередное приятное сообщение от Сэма. Мы переписывались с ним как ненормальные. Мне по-прежнему хотелось пригласить его к себе домой после того, как мы провели еще одну ночь на участке. Но я не могла заставить себя это сделать. Нью-йоркская Ларк пригласила бы его к себе, но эта Ларк ждала, когда он сделает первый шаг. А я была в курсе, что он не хотел торопиться. Просто не понимала, чего конкретно он выжидал.

Но когда я взглянула на телефон, звонок был вовсе не от Сэма. На экране светилось одно слово — мама.

Я застонала. Отлично. Просто... фантастика.

Тяжело вздохнув, сняла трубку:

— Мам, какой сюрприз.

— Привет, Ларкин, дорогая. Как поживает моя прелестная дочь?

— У меня все хорошо, — спокойно ответила я, зная, что она звонит не за тем, чтобы поинтересоваться, как продвигаются выборы. Ее совсем не интересовали подробности. Явно она звонила совсем по другому поводу. О чем-то, чего я точно не хотела слышать. — Чем могу помочь?

— Почему ты решила, что мне нужна твоя помощь?

Я посмотрела на небо. Опять эти игры. Бесконечные игры. Я почти забыла, как утомительно в них играть. Мы не общались с того дня, как я уехала и начала прокладывать свой собственный путь в ходе предвыборной кампании для следующего года. И вот теперь мама была полна решимости сделать мою жизнь еще более невыносимой. Мало того, что я работала по девяносто с лишним часов в неделю и почти не спала. Нет, теперь мне придется иметь дело еще и с матерью.

— Я не думала, что ты позвонишь, вот и все, — сказала я ей прямо. Моя мать ненавидела прямоту.

— Ларкин, ты же знаешь, каково это. Твой отец завален курортами. Я занята разработкой последней линии сумочек. Мы оба управляем миллиардными компаниями. — Мать драматически вздохнула. — Нам бы не помешала помощь.

О боже, вот оно. Вот почему она позвонила.

— Ты можешь вернуться домой.

Я съежилась.

— Мы договорились на год.

— Твой кандидат победил в предвыборном голосовании. Скорее всего он не нуждается в твоей помощи уже, его и так изберут. Он — фаворит, имеет все шансы на победу.

На самом деле, это было далеко от истины, мне стало даже физически не по себе. Но мою мать это совсем не волновало.

— Я не могу оставить свою работу. Я нужна здесь до ноября.

— Ты реально так думаешь? — спросила мама. — Нужна?

— Да, — выдавила я.

— Я знаю, что ты так думаешь, дорогая. Но это не совсем неправда. Любой может занять твое место в этой предвыборной кампании, результат всегда такой же. Ты — хомяк в колесе гигантской машины. — В голосе моей матери не было никаких эмоций. Все было отрепетировано. Настоящий робот. — А здесь ты сможешь многое изменить. Неужели ты не понимаешь, что на самом деле важнее, Ларкин? Тебя растили, чтобы ты возглавила эту компанию. Вот где ты, действительно, нужна.

Что-то треснуло во мне от ее слов. У меня задрожали руки, перехватило горло. На глаза навернулись слезы. Этого не должно было случиться. Мне обещали год. Целый год без давления от них, от моих родителей. Год, свободный от их ожиданий, без запихивания их компаний мне в глотку. Чертовый бизнес. Это было единственное, что их волновало. Только не я. Не их единственная дочь.

Я не могла дышать. Мысли путались. Все казалось далеким и мертвенно тихим, будто я попала в аэродинамическую трубу.

Что бы еще ни говорила моя мать, я не слышала ни слова. Впрочем, это не имело значения. Я не собиралась возвращаться в Нью-Йорк. Мы договорились на год. И я собиралась воспользоваться своим годом по полной.

Но я не могла подавить нарастающую панику. Хотя понимала, что это неразумно. Это же была моя мать. Вот какой она была. Она правила жесткой рукой и не столько направляла, сколько заставляла людей плясать под ее дудку. В этом не было для меня ничего нового.

Все это было настолько бессмысленно. Особенно, когда меня захватил приступ паники. Я не знала, было ли это из-за недостатка сна, долгих часов, постоянного давления успеть в срок и сделать все на высоте. А может, потому что я скрывала ото всех, кем была на самом деле. А может все вместе, но как бы то ни было паника ударила меня, как два на четыре в грудь.

Я повесила трубку. Я даже не поняла, как это сделала. Но я не могла вдохнуть воздуха полной грудью. Я сидела на траве во дворе кампуса, глядя на озеро, и тяжело дышала. Воздух вокруг... но такое впечатление, словно мне перекрыли кислород.

Я зажмурилась, закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. Но это оказалась пустая трата времени. Лучше не становилось. Удушье не проходило.

Мне нужно… Мне нужен был Сэм.

Больше ни о чем не думая, я отправила ему одно короткое сообщение.

«Паническая атака. Помоги».

Я даже не смогла прочитать его ответ сквозь слезы, но внезапно он оказался рядом. Его сильные руки обняли меня за плечи. Подушечки пальцев смахнули слезы с щек. Его успокаивающие слова эхом отдавались у меня в ушах. Затем, не оглядываясь, он поднял меня на руки и понес к своему пикапу.