Это бесит. Будто это я виноват, что ей больно.

— Вы не ответите?

— Не расстроила, — отсекаю.

— Но я же чувствую, вы напряжены, будто я сделала что-то не то. У вас голос совсем другой…

Удивленно смотрю на свои пальцы, что завороженно застыли перед мягким хлопком. Одергиваю руку.

— Снимай трусы. Обмойся. Я пока схожу за чистым бельём, — приказываю и выхожу из ванной.

Пока ещё могу.

Чувствую, как кровь будоражит сам факт, что она у меня в душе полностью обнаженная. Да что ж за хрень? Может просто взять ее, чтобы это чертово предвкушение перестало жилы тянуть. Изврат какой-то.

Вхожу в соседнюю со своей комнату.

Для незрячей она весьма аккуратна. Каждая вещь в этой комнате лежит на своём месте. Словно под линеечку.

Подхожу к будуару, рядом с которым на полу стоит потрепанная дорожная сумка. На столике в стройный рядок лежат резинки для волос, расческа, станок для бритья, коробок ватных палочек, маникюрный набор и много других полезных мелочей, некоторые из которых вызвали у меня неуместный приступ тревоги.

Невольно прикрываю глаза. Неторопливо веду ладонью над разложенными тут предметами, едва касаясь их кончиками пальцев. Пытаюсь воссоздать в своём сознании, что значит «видеть» наощупь. Шумно выдыхаю, открывая глаза.

А если учесть, что сирота. И память потеряла. И ни одного родного человека рядом…

Терпеть не могу тему одиночества. Аж захотелось налить себе стаканчик.

Такую беспомощную на улицу?

Опускаюсь на банкетку у будуара. Запускаю пятерню в волосы. Не думай об этом! Не думай! Тебе не должно быть дела. На улице столько людей беспомощных живет. Женщины, дети, старики. Что, всех в дом потянешь, мать Тереза?

Чувствуя явное раздражение из-за своих двойственных желаний, ныряю рукой в дорожную сумку. Вынимаю жменю шмоток и бросаю на кровать. Ширпотреб какой-то. Она в этом ходит? Лара хороша. Могла бы и купить немощной подруге что-то поприличней.

Ещё один заход в сумку, и моему взгляду является нечто знакомое. Золотистое платье-мини. Униформа клуба «Gold».Шитое на заказ для миниатюрной барменши. То самое, которое я тогда с нее срывал…

Мой организм тут же откликается на хранящую воспоминания вещицу. Однако... Непонимающе кривлю губы, распрямляя платье. Рвано. В душу закрадывается неприятное чувство. Это ведь не я сделал? Вроде я тогда не настолько перебрал…

Зачем-то заглядываю внутрь платья, и руки непроизвольно вздрагивают. Внутри ткань немного светлее, чем снаружи. Поэтому там отчетливо проявляются кровавые пятна. Буквально все платье в крови! Что за...

Забыв, зачем вообще пришёл в эту комнату, возвращаюсь в свою. С грохотом открываю дверь в ванную. Зачем-то сжимаю перед собой окровавленное платье и с ходу задаю вопрос:

— Какого числа ты попала в аварию?

— Что? З-зачем...

— Ответь!

— П-пятого. Декабря. Мне сказали, что меня рано утром привезли в больницу.

Мне нечего сказать…

Я беседовал с бухгалтером, и обнаружил не хилую дыру в бюджете, в очередной раз организованной моей сестрой, после того, как я начал контролировать ее карманные расходы. Но не деньги так расстроили, заставив охмелеть человека, который обычно не ощущает градуса. После недолгих изысканий и пары звонков старым знакомым, я узнал, на что моя сестрица спускает деньги. Дурь.

Мой отчим — отец Ларисы, сторчался. И мы оба знали, что ее ждёт, если она не прекратит. Но как помочь ей, я не знал. Вот и перебрал, пока раздумывал.

Пятого декабря.

А потом сдуру тронул ту, которой планировал втихаря восхищаться. Издалека. Не прикасаясь. Но я ведь животное.

Не зря у меня было ощущения, что я причастен к ее боли.

Рано утром... Значит, это она от меня так сбежать хотела, что...

Дьявол!

Нечто, напоминающее чувство вины скрутило органы в тугой узел. Зачем оставалась так безропотно, если боялась меня? Я же не маньяк какой! Почему не отказала?!

Поднимаю взгляд на Аню. Влажные пальчики судорожно сжимают какую-то мокрую тряпку, явно желая спрятать обнаженное тело от недобрых глаз. Моих недобрых...

Хватаю с крючка большое полотенце. Подхожу ближе и сгребаю девчонку в охапку. Несу в ее комнату.

— Знаете, я бы... хотела уйти. Лариса говорила, что я не стану обузой, но...

— И куда же ты пойдёшь? — перебиваю я, когда мы входим в ее комнату.

— В больнице говорили про интернат...

— Искать его как будешь? Наощупь?! — раздражаюсь.

Девочка вздрагивает в моих руках. И я сжимаю зубы, осознавая, что перебарщиваю.

— Со мной останешься. Ты сказала, врачи обещали, что все восстановиться должно. Вот тогда и уйдёшь.

Опускаю Аню на край кровати. Начинаю складывать вещи, что разбросал тут до этого. Но не кладу их обратно в сумку.

— Твои вещи в шкафу будут теперь лежать. Четвёртая полка снизу — кофты, — терпеливо объясняю, методично раскладывая одежду по полкам. — Третья — джинсы. Вместо второй полки — ящик. Там белье.

Вытаскиваю из потрёпанной сумки стопку хлопковых трусиков. Аккуратно складываю в ящик. Последние задерживаю в руке.

Упираюсь головой в торец шкафа. Ну, точно. Изврат. Чувствую, что возбуждаюсь, непроизвольно гоняя в голове воспоминания о той ночи.

Слышу возню за спиной. Как преступник сжимаю кулак, пряча улику. Поворачиваюсь. И прижимаюсь к шкафу, потому что Аня неторопливо ко мне приближается. Сжимает на груди полотенце. Свободной рукой перед собой ведёт.

Пальчики утыкаются мне в грудь. Невесомая ладошка всего секунду движется по моей майке. Аня вдруг вздрагивает, хочет отстраниться. Ловлю ее запястье.

— Вы не ушли ещё? — почти шепчет. — Я не хотела...

Подтягиваю ее к шкафу. Сам за ее спиной становлюсь. Беру ладонь в свою.

— Вот, — подвожу ее пальцы к одной из полок, — здесь кофты. Тут джинсы.

Прикрываю глаза, чувствуя, что она пахнет мной. Все ее тело — моим шампунем. Дергаю ящик:

— Тут белье.

Вкладываю в ее ладонь припрятанные трусики:

— Одевайся пока. Я разложу остальное. И пойдём завтракать.

Глава 3


АНЯ


Зажимаю подмышками полотенце и быстро натягиваю трусы. Судя по звукам, он все ещё в комнате. Раскладывает мои вещи. Я слышу, как время от времени шуршит моя дорожная сумка.

Даже не знаю, рада ли я тому, что этот грозный мужчина принял меня или страх все же преобладает.

Конечно, я боюсь его. Признаться, я вообще всех людей теперь боюсь. Не зная, каким человеком я была до аварии, ориентируясь только на звук и осязание, сложно понять насколько я могу кому-то довериться.

Лариса взрывная. Я чувствую ее энергию, даже не прикасаясь. Она вечно суетится. Что-то тараторит. И всегда поторапливает меня.

Тетя Надя напротив двигается очень размеренно. По моим ощущениям она весьма грузная женщина. Или же у неё какие-то проблемы с ногами. Говорит она отстранённо-холодно. В ее присутствии я чувствую себя так же неловко, как и в обществе Лары.

Но с этим мужчиной все иначе…

Он странный. Ночью был таким заботливым и нежным, что я даже умудрилась уснуть в его кровати, пока пела ему песни.

Тот факт, что между нами что-то было, выбил меня из колеи. Ещё бы, первый мужчина в моей новой жизни, — если не считать врачей, — и тут же такое открытие.

Сложно было обойти стороной предположение, что я была не самой примерной девочкой. Хотя все во мне и противилось этой версии моей прошлой жизни. Я бы вообще подумала, что он соврал. Но мое тело весьма однозначно отвечает на его прикосновения. Я памяти лишилась и зрения. Но рассудок вроде в порядке. Его большие руки действительно кажутся знакомыми. И почему-то действуют на меня успокаивающе. Будто помогают обрести равновесие.

Могу ли я и правда остаться рядом с ним? Хотя какие у меня варианты? Куда я такая могу пойти? Разве что в интернат? Но и до него чтобы добраться, мне потребуется помощь. А этот мужчина ясно дал понять, что отпускать меня не намерен. Что странно, после того, что я услышала сегодня утром.

Интересно, почему он вдруг передумал выгонять меня? Он явно не рад непрошеной, да ещё и беспомощной гостье в его доме. Я слышала, как он ругался с Ларисой. И как отчитывал тетю Надю.

Первым порывом, конечно, было немедленно убраться из его дома. Не хочу быть обузой. Сама понимаю насколько я тут не к месту. Осознаю, насколько обременительна для этих едва знакомых людей. Ведь я даже элементарных вещей без помощи сделать не могу.

Но пришлось проглотить свою гордость, после всего услышанного.

Я нуждаюсь в нем. И судя по его словам ночью — мы не совсем чужие люди. Даже если этого недостаточно, чтобы брать на себя ответственность за беспомощную инвалидку, я сделаю все возможное, чтобы меня не прогнали.

Ненавижу это все! Чувствую, как к горлу слёзы подкатили. Психую, не в силах одновременно удержать полотенце и при этом застегнуть лифчик.

— Серьезно? — слышу скептический выдох за спиной. — После всего, будешь продолжать прикрываться от меня?

Голос приблизился. Тёплые пальцы касаются спины, которая невольно выпрямляется от этих прикосновений. По тому, как стянуло грудь, понимаю, что непослушные крючки наконец попали в петельки. Глеб Витальевич, как куклу поворачивает меня к себе лицом и довольно грубо выдёргивает из-под бюстгальтера полотенце.

— Так и будешь до ужина возиться, — бросает зло.

Я ёжусь от холода в его голосе. Вчера он казался совсем другим. Я догадывалась, что он попросту пьян. Но не думала, что перемены окажутся столь кардинальными.

Замираю, когда мне на голову натягивают легкую ткань. На секунду теряюсь.