Выхожу из дома вслед за ними, дабы убедиться, что мое веление будет исполнено. Пристально наблюдаю, как Лара помогает женщине усесться в незнакомую мне машину и без задней мысли задаю вопрос:

— Лариса, где твоя машина?

Помнится, всего несколько месяцев назад я купил ей новенький мерин, после долгих увещеваний сестры, что она жить без него не может.

— Так это моя, — коротко бросает она, но я замечаю напряжение в ее голосе.

Значит, догадывается, что сейчас получит по первое число. Этот скромненький седан и в подметки не годится той машине, что я ей подарил. Отсюда вопрос: если она без моего ведома поменяла машину на пару классов поменьше, то куда дела разницу?

— Лара, — угрожающе проговариваю я. — Где машина?

Сестра тут же подходит ближе. Вижу, что мнется, будто придумывая оправдания:

— Я ее немного… эм… разбила.

— Разбила? Ты шутишь? — негодую я. — Полгода не прошло, как я ее купил!

— Это все, что тебя волнует? — вдруг взвивается сестра. — Деньги-деньги! Тачка! Чуть что «я тебя лишу финансирования»! Это все, что тебе интересно?! А я?! Как же я? Я ведь могла пострадать, а ты даже не поинтересуешься ведь, в порядке ли я! Между прочим, это из-за тебя случилось! Ты же у нас царь! Плевать, чем я занята! «Немедленно приехать»! Вот я и… — осекается, а в глазах слезы стоят.

Черт. Мне действительно стыдно. Что я за человек такой, что даже не знал, что сестра в аварию попала.

— Ты в порядке? — хмурюсь, кладя свою ладонь сестре на плечо.

Должно быть, из меня действительно родственник никудышный. И не только родственник.

— В порядке, — будто отмахивается, однако взгляд на входную дверь бросает.

— Что случилось-то? — хочу проявить участливость, однако вижу, что Лара не настроена делиться. Будто скрывает что-то. И чувство вины ясно читается на ее лице. — Ты же была трезвая?

— Вот ты опять! — взрывается сестра.

Почему-то я ожидаю, что после того, как я ее взбесил своими неуместными расспросами, она поспешит поскорее убраться. Однако напротив. Вновь бросив взгляд за мое плечо, Лара словно к земле прирастает.

— Так ты здесь? — говорит она, болезненно морщась.

— Лара? — слышу из-за плеча тихий голос Анюты. — Вчера не удалось пообщаться. Как отдохнула?

А я глаз от сестры не отвожу. Что-то в ее реакции на Невеличку меня настораживает. Там и страх, хотя моя сестрица явно не из пугливых. И стыд, хотя и смутить эту бесшабашную девицу не так просто.

Вчера я был поглощён собственными эмоциями. Казалось, меня поймали с поличным за чем-то постыдным. Но сегодня… похоже я наконец разобрался с собой. И теперь я будто стал свидетелем ошибки кого-то другого.

Видимо, пришло время разобраться со своими домочадцами.

Из странных размышлений, которые неожиданно начали заводить меня к немыслимым подозрениям, меня выдернул трезвон с Аниного запястья.

Поворачиваюсь, сразу отмечая, что девочка успела привести себя в порядок, и подхожу ближе. Беру ее руку и, увидев на часах, кто звонит, принимаю вызов.

— Глеб Виталич, у нас проблемка небольшая с аукционом выходит, — звучит из динамика. — Боюсь, до завтра не решим. А гости уже оповещены.

— Я понял, — прерываю я своего помощника, пока он не вывалил всю информацию о предстоящем вечере. — Встретимся в клубе.

Сбрасываю звонок. Поворачиваюсь к сестре. Едва встретившись со мной взглядом, она отворачивается и семенит к машине.

Щурюсь, глядя ей вслед. Не стану останавливать. Пока. Сначала сам попробую разобраться. Я очень надеюсь, что мои страшные догадки не оправдаются…

Проводив отъезжающую машину взглядом, беру Аню за руку и завожу в дом:

— Со мной поедешь?

— Если можно, — тихо говорит она.

— А почему должно быть нельзя?

— Боюсь вам не по душе всюду за ручку меня водить, — говорит с улыбкой, но я слышу печаль в ее голосе.

Захожу вместе с Аней в свою спальню и, отпустив ее руку, начинаю переодеваться:

— А тебе? — спрашиваю зачем-то. — По душе?

Вижу, как она в растерянности складывает перед собой руки и начинает нервно теребить купленное вчера платьице. Смущается.

— Я ведь говорила. Когда вы меня держите за руку, я будто равновесие обретаю.

— Должно быть, это нормально для незрячих, — размышляю вслух, натягивая брюки. — Когда кто-то поддерживает…

— Ни кто-то, — перебивает она меня. — Люди не одинаковы. Особенно это ощутимо, когда все что остается на оценку это голос, запах и… ощущения. Врачи, как мясники хватают. Их задача выполнить свою работу и неважно, каким путем. Больно ли пациенту или некомфортно.

Пуговицы на рубашке почему-то совершенно отказываются лезть в петли, едва не доводя меня до бешенства:

— Черт бы побрал эти сраные пуговицы, — тихо ворчу себе под нос.

—  А остальные люди обычно поддерживают как-то неуверенно, — продолжает Аня, а я все жду своей роли в этих примерах, продолжая бороться с пуговицами. — Будто боясь запачкаться. Или же заразиться.

Она пожимает плечами, пытаясь спрятать за этим бессмысленным действием свою обиду.

— Это Лара и Надя? — стараюсь говорить спокойно.

— А вы, — игнорируя вопрос, доходит наконец до сути Аня, и я забиваю на рубашку, замирая посреди комнаты, — так уверенно берете мою руку… Крепко и в то же время осторожно, чтобы наверняка, но и не больно. Оттого и все слова, что вы говорили поначалу… они ведь меркнут на фоне того, как вы меня за руку держите.

Она вдруг подходит ближе, а я все не могу отмереть. Кладет свои ладони на мои плечи и сводит на шее. Берет пальчиками воротник и, подтянув края друг к другу, без труда попадает чертовой непослушной пуговицей в петлю. Скользит пальчиками на несколько сантиметров ниже и снова справляется.

Хмурюсь. Чувствую, как в горле снова собирается предательский ком. Ловлю ее ладони и прижимаюсь к ним губами:

— Спасибо.

Краснеет и хочет отстраниться. Но я не позволяю.

— Это ведь такая мелочь, — смущенно бормочет. — Всего лишь пуговицы.

Разве?

При чем тут вообще пуговицы?

Глава 17


АНЯ


— Я вас наверно тут подожду? — бормочу тихо, когда чувствую, что машина остановилась.

— Что еще за новости? Зачем тогда ехала? — слышу несдержанный ответ и напрягаюсь.

Я уже и сама пожалела о своем необдуманном решении:

— Не хотела дома оставаться. Но там ведь люди работают, а я…

— Расслабься, — перебивает меня Глеб. — Там сейчас никого нет. Рано еще.

Ну если так… Не хотелось бы путаться ни у кого под ногами.

Неуверенно подгребаю к себе пальтишко, и тянусь к двери. Не успеваю тронуть ручку, как она сама распахивается.

— Вить, я сам, — слышу строгий голос Глеба снаружи.

Сильная рука тут же подхватывает меня под локоть, помогая выбраться из машины. В растерянности поднимаю взгляд, когда по моей щеке проходятся шершавые пальцы, убирая с лица растрепавшиеся волосы.

Чувствую, как щеки начинает заливать кипятком. Мне неловко, что ему приходится возиться со мной. Но в то же время, мне это безумно нравится. Этот — другой Глеб. Не тот, что злой, когда трезвый. И не тот, что добреет под хмелем. Вот этот.

Я более чем уверена, что когда я пришла к нему ночью, он был в здравом уме. Не затуманенном градусом. Однако… он был так нежен…

По спине пробегаются мурашки от воспоминаний о прошедшей ночи. Мне сладко и стыдно одновременно.

Это так здорово. Помнить. В частности вот такие моменты.

Признаться, мне уже абсолютно все равно, как он выглядит. Все, чего я хочу, это помнить его. Ощущения, которые он мне дарит.

— Ну и чего застыла? — спрашивает он, и от хрипотцы в его глубоком голосе я невольно поджимаю губы. Именно таким тембром он шептал мне смущающие слова ночью. — Если будешь продолжать, то я не смогу работать.

О чем это он? Я ведь ничего не сделала…

Одергиваю себя, когда начинаю осознавать, что мое дыхание отчего-то сбилось. Опускаю голову и приоткрываю рот, набирая в легкие побольше воздуха.

Слышу тихую усмешку у себя над головой:

— А ведь в твоих силах было освободить меня от обязательств.

— Нет уж, — выдавливаю я. — Потом еще виновата буду, что ваш этот аукцион не состоялся.

Замолкаю, когда на мою талию ложится тяжелая рука. Невольно прихватываю пальцы Глеба на своем боку, не в силах скрыть волнения:

— Это тот клуб, в котором я работала? — интересуюсь тихо.

— Да, — отвечает он, как раз в тот момент, когда акустика резко меняется. Звук отбивается от стен, разливаясь эхом по очевидно немаленькому помещению. — Ты несколько месяцев работала тут барменом. И пела по утрам, когда все гости разбредались.

Мы проходим еще несколько шагов и останавливаемся. Я подбираю все оставшиеся мне чувства, чтобы оценить обстановку. Тихо. Звонко. Значит, и правда никого нет? Не то, чтобы я не доверяла словам Глеба, но предпочитаю полагаться не только на него, но и на себя тоже.

— Запах знакомый, — бормочу я, принюхиваясь. — Но не могу вспомнить…

Выбравшись из надежных объятий, нерешительно шагаю вперед, шаря перед собой руками.

Пальцы наконец упираются во что-то твердое и гладкое. Пробегаюсь подушечками по глянцевой поверхности, желая разгадать, что за предмет встал у меня на пути.

— Значит, тут я провела немало времени, — почти шепчу себе под нос. — Интересно, что нужно сделать, чтобы появилась хоть малюсенькая частичка воспоминаний.

Ну же. Я должна вспомнить хоть что-нибудь!

Под моими пальцами вдруг что-то проваливается и тишину помещения разрезает неприятное бряцанье. Хм… Ну с предметом разобрались. Рояль.