Мы входим в двери ресторана за руку. С ней везде только так. Может в этом дело? Слишком тактильные отношения?

Бросаю очередной взгляд на девочку рядом с собой. Жмется у моего плеча, как всегда чувствуя неуверенность в незнакомом ей месте. А я и рад, что она не видит, куда я ее привел.

Приглушенный свет не способен скрыть всего пафоса этого места. Редкие гости за столиками тут же одаривают мою спутницу презрительным вниманием, пока мы идем за встретившим нас официантом. И эта немая насмешка вновь шевелит во мне забытые воспоминания о собственной никчемности. Мне не нравится, что они обращены к ней. Хочется подойти и отрихтовать направление и выразительность этих недобрых взглядов. Чтобы не смели так зыркать на нее!

А ведь все потому, что она не соответствует привычной для снобов оболочке. Просто потому, что ты не такой как другие, люди могут и позабыть, что ты такой же человек, как и они. Не в том шмотье. И обувь твоя слишком затасканная.

Разве не потому же я не могу принять ее как равную? Девчонка с взъерошенными мною же волосами, в немодной юбочке, стоптанных ботиночках. Бедная. С непонятной дырой из прошлого. Слепая…

Что я чувствую сейчас? Стыдно ли мне стоять рядом с этим недоразумением?

Ни сколько.

Все эти статусы яйца выеденного не стоят, если обертка по сути пустая. А Аня какая-то настоящая. Все остальное ведь мелочи.

Улыбаюсь Невеличке, хоть и знаю, что она не увидит. Отпускаю ее вспотевшую от волнения ладонь и осторожно обвиваю стройную талию. Ей явно нечего бояться, пока я рядом.

Разве что меня самого.

Аня поворачивает ко мне голову. На мгновение касается кончиком носа моего плеча, будто спрятаться за мной хочет.

Останавливаюсь у свободного столика:

— Присаживайся, — велю, подталкивая девочку к полукруглому дивану.

Она старается не выдавать волнения, но все равно выглядит неуклюже. Еще шире улыбаюсь, когда она опускается на диван и шарит пальчиками по месту рядом с собой, словно ищет что-то.

Я, кажется, догадываюсь, что она ищет. Присаживаюсь рядом и успокаивающе кладу ладонь на ее колено:

— Что бы ты хотела съесть?

Выпрямляет спину, словно набравшись уверенности просто от одного моего прикосновения. Гляжу, как ткань ее тонкой маечки натянулась на напряженных холмиках. И невольно сжимаю ее колено сильнее.

— Пюре с котлетой, — рапортует она, явно восприняв мое действие неверно.

Усмехаюсь и перевожу взгляд на официанта, застывшего у стола в ожидании заказа:

— Значит нам две порции пюре с котлетой, — выразительно приподнимаю бровь, чтобы даже не вздумал чего ляпнуть.

Паренек понимающе кивает:

— Пить что будете? К сожалению, компот из сухофруктов закончился, — походу он правильно понял нашу игру в столовку.

— А чай есть? — скромно спрашивает Аня.

— Сделаем, — бодро отзывается пацан. — Десерт?

Я благодарен ему, за то, что он даже голосом не выдает какого-то пренебрежения к моей спутнице. В отличие от этих снобов. Хотя оно и понятно. Это его работа. В противном случае можно и по шапке получить. Например, от меня.

— Может, есть у вас медовик? — неуверенно спрашивает Аня.

— Поищем, — улыбается пацан.

— Три кусочка, пожалуйста! — девочка светится от счастья.

Она оказывается сладкоежка? А у меня дома из сладкого, пожалуй, только сахар.

Киваю пареньку, давая понять, что дальше он должен проявить смекалку самостоятельно. Как только он удаляется, поворачиваюсь к Ане. Едва касаюсь ее волос, как она голову в плечи втягивает.

— Помнится, около часа назад ты собрилась стать моей игрушкой, — тихо выговариваю я, поправляя растрепанную гриву. — Уже передумала?

Мотает головой. А щеки румянцем покрываются.

— Замерзла? — хриплю я, вновь оценив натяжение на ее майке.

Снова головой машет. Мои губы растягиваются в улыбке:

— Значит… все еще возбуждена? — почти шепчу, слегка придвинувшись к ее уху.

Девочка вспыхивает и отстраняется:          

— Нет! — пожалуй, слишком громко для подобного заведения, восклицает она. — Что вы такое…

Хотел ли я ее смутить? Безусловно.

Когда ее нездоровая бледность прячется за румянцем, я чувствую себя лучше. Да и чем еще развлечься в столь снобистском ресторане.

Снова подвигаюсь к своей Невеличке и, прихватив край ее майки, начинаю аккуратно подергивать ее, вынуждая ткань тереться о напряженную кожу. Аня рвано выдыхает. Закусывает губку и, стыдливо склонив голову, складывает руки на груди.

— Глеб Вит…

— Я ведь предупреждал, что могу делать то, что тебе не понравится, — шепчу рядом с ее ухом. — Все еще не передумала?

— Разве я сказала… — после небольшой заминки нерешительно выдавливает Анюта, — что мне не нравится?

Хм… Чувствую, как ее смелость творит со мной какую-то чертовщину. Или это все гребанное воздержание. Я готов прямо здесь и сейчас скрепить нашу сделку…

— Однако ты отстранилась, — трезво констатирую я.

— Я даже не знаю где мы, сколько человек рядом и... В общем, мне кажется, такое… — еще сильнее смущается, — должно оставаться между двумя. За закрытой дверью.

— А если я захочу пригласить за нашу закрытую дверь еще одну девушку?

Аня вдруг выпрямляется и устремляет на меня свой невидящий взгляд. Темные бровки подрагивают, будто она слезы сдержать пытается:

— Если дверь вдруг окажется «наша», то за ней больше никого и быть не должно кроме нас. Все остальное вы в состоянии и без моего участия осуществить, — вздернула подбородок и отвернулась в другую сторону, явно давая понять, что разговор окончен.

Это что? Ревность? Проявление собственнических чувств?

Так я ведь никому не принадлежу. И если у нас сделка на взаимовыгодных условиях, то очевидно, что мы не имеем права ущемлять интересы друг друга. Что еще за херня? Будет мне кто указывать!

Однако в глубине души чувствую, что мне нравится ее позиция. Наша комната — только для нас.

Конечно, сейчас и речи не идет ни о какой общей комнате. Просто, похоже, подобная модель отношений мне вполне подходит. Надо взять на заметку, если все же соберусь строить семью.

Не отрывая взгляда от Ани, откидываюсь на спинку дивана. Хочу представить любую другую девушку на ее месте. Но не выходит.

Касаюсь костяшками пальцев ее плеча и наслаждаюсь мурашками, выступившими на коже.

Если бы это была не она. Мне бы хотелось вот так просто бесцельно прикасаться? Вестись на абсурдные предложения, где я впускаю свою толком не состоявшуюся секс-партнершу жить в своем доме?

Я знаю ответ. Но не понимаю причин. Разве так бывает? На ней словно свет клином сошелся. Даже не так… Я будто одержимый!

Возможно все дело как раз в том, что она не формат? Или проблемный вызов из прошлого? Может и ее тотальная беззащитность сыграла роль. Или же желание испробовать ее еще раз. Но…

Потираю пальцами бороду.

Сегодняшний день мне ясно дал понять одно. Пока что, я не готов ее отпустить.

— Ваш заказ! — перед столиком вновь возник официант с подносом в руках.

По мере того, как парниша выставляет тарелки, оцениваю насколько хорошо он справился с квестом моей спутницы. Рубленый шницель выступает у нас в роли котлетки, а пюре-таки нашлось, правда, сразу несколько видов на тарелке, и картофельного среди этого многообразия всего ложка. Что ж, сойдет.

Раскланявшись в пожеланиях, пацан удалился. А я мельком окинул вниманием замешкавшуюся Аню, что неловко ерзает рядом. Видимо не знает, как подступиться к еде.

Подвигаю к себе ее тарелку и быстро разрезаю шницель на маленькие кусочки. Ничуть не смутившись, от пристальных взглядов пары из-за соседнего столика, переваливаю в ее тарелку свою порцию привычного для нее пюре, а все остальное многообразие забираю себе.

Ловлю тонкое запястье и вкладываю в руку девушки вилку. И снова замечаю, как она неловко ерзает. Волнуется.

— Если хочешь, попрошу ложку? — спрашиваю я, мысленно матеря себя за то, что не додумался раньше.

— Не нужно. Я справлюсь.

Молча наблюдаю, как Аня привычным движением пальчиков ощупывает периметр квадратной тарелки. Осторожно водит вилкой над глянцевой поверхностью, и будто прислушивается к своим ощущениям. Тык. Кончик вилки утыкается в кусок шницеля. Недолгая борьба и Аня наконец отправляет его в рот.

Жует с аппетитом. Видно, что она очень голодна, и вся эта возня, словно ее саму из себя выводит. Ерзает на диване, готовясь к новому заходу. Складывается ощущение, что она намерена вот-вот сдаться…

— Открывай ротик, — толком не успев подумать, тяну к ее губам свою вилку с куском мяса.

Подчиняется, но с явным неудовольствием. Это еще что такое? Стыдно?

— Вы снова из-за меня не едите, — бормочет с полным ртом, отвечая на мой мысленный вопрос.

— Тебе фору даю, — усмехаюсь я, наблюдая, как она облизывает блестящую губку. — Пока ты будешь возиться с тремя порциями десерта, я точно успею поесть.

— С двумя.

— Я совершенно точно слышал, что ты заказала три, — уверенно отвечаю я.

Кивает, и отправляет в рот вилку с добытой нелегким трудом пюрешкой, тогда как ее щеки не успев отойти от прошлого раза, снова заливаются румянцем.

— Третий кусок мне? — догадываюсь я.

Опять нерешительно кивает и опускает голову, продолжая возиться в тарелке.

И как-то совсем не хочется мне говорить о том, что я не ем сладкое. Признаться, я и рубленое мясо не очень жалую. Но я должен был оценить, чем ее тут накормят.

Сам ведь понимаю, что что-то не так. Со мной.

Почему меня заботят такие мелочи? Ну не отраву же ей подадут! Почему цепляют косые взгляды в ее сторону? Ведь сам так же на нее смотрел. Почему волнует, что ее волосы вот-вот угодят в тарелку? В этом, по меньшей мере, ничего смертельного.