— При них была карточка, — сообщил дворецкий, поставив вазу на столик.

Подойдя к Габриэле, он подал ей небольшой белый прямоугольник и, поклонившись, удалился.

Чувствуя, как отчаянно бьется ее сердце, она прочла записку:

«Они напомнили мне тебя. Сладкие, чувственные и неоспоримо прекрасные. Заботясь о твоей безопасности, я приказал срезать с них шипы, потому что и без того слишком больно тебя ранил. Пожалуйста, прости меня.

Твой покорный слуга Тони».

Она смотрела на розы, бессильно уронив руку с запиской на колени. Он попросил, чтобы она его простила. За что? За то, что он сказал, что любит ее, когда на самом деле это не так? Она обратила внимание на то, что он закончил записку словами «твой покорный слуга», но больше не повторял заверений в своей любви. И что же он на самом деле хотел сказать?

Раньше он часто делал ей подарки — но цветы прислал в первый раз. Будет ли этот раз и последним? Может быть, это какое-то прощание? Совершенно растерявшись, Габриэла не знала, что думать. Она смяла карточку — и тут же снова разгладила и перечитала.

Не в силах устоять, она подошла к цветам. Осторожно обхватив одну из роз рукой, она наклонилась к ней и закрыла глаза. С мыслями о Тони она глубоко вдохнула аромат цветов.

На следующий день принесли новый букет — на этот раз они были ярко-розовыми. И с ними опять была новая записка.

«Они прелестны, но их нельзя сравнить с тобой.

Твой покорный слуга Тони».

Габриэла поставила этот букет рядом с первым и стала гадать, придет ли Тони к ней.

Он не пришел. И она не увидела его и в тот вечер, когда была в театре с Рейфом и Джулианной. Вместо того чтобы смотреть спектакль, она все время бросала взгляды в сторону его ложи, надеясь его там увидеть, — но он так и не появился.

Однако на следующее утро к ней домой доставили еще один подарок — теперь это оказалась коробка. Форд принес ее наверх и поставил перед ней на столе с завтраком. Только после его ухода она развязала желтую атласную ленту и подняла крышку, под которой оказался великолепный набор сластей: засахаренные фрукты, меренги, марципаны, орехи в карамели, ириски и медовые коврижки.

«Немного сластей для самой сладкой.

Твой покорный слуга Тони».

«Чего он добивается? — недоумевала Габриэла. — Хочет снова меня соблазнить?» Не устояв перед коврижкой, она откусила кусочек. Однако при этом дала слово, что не уступит Тони.

Каждый день на протяжении всей следующей недели он присылал ей подарки, и каждый сопровождала записка, которую он неизменно подписывал словами «Твой покорный слуга». А вот на восьмой день в записке оказалось сказано нечто иное.

«Можно мне к тебе прийти?

Тони».

Она долго сидела в нерешительности, но потом на оборотной стороне карточки написала: «Да», На следующий день Тони остановил свой экипаж перед дверями особняка Габриэлы. Спрыгнув на землю, он решительно одернул жилет и направился в дом.

За все годы своей жизни Тони не смог вспомнить ни единого случая, чтобы он нервничал, явившись с визитом к женщине. То, что эта женщина к тому же его жена, делало эту реакцию еще более странной. Повернувшись к фаэтону, он снял с сиденья букет цветов, который привез для нее, и поднялся по нескольким ступеням, которые вели к парадной двери.

Вместо того чтобы открыть дверь своим ключом, он дождался, чтобы дворецкий Форд впустил его в дом. Поздоровавшись, он услышал, что ее светлость находится в гостиной в ожидании его визита. Еще раз одернув жилет, Тони отправился к жене.

Она сидела в пятне яркого апрельского солнца и с задумчивым видом смотрела в сад под окнами. Когда она повернулась к остановившемуся у дверей мужу, ее глаза на мгновение вспыхнули.

— Тони!

— Габриэла… Позволь мне заметить, что ты необычайно хороша сегодня.

И это было так: ее безупречная сияющая кожа оттенялась свежей нежно-розовой тканью платья.

— Это новый туалет? — спросил он, почувствовав необходимость срочно найти тему для разговора.

— Да, из моего весеннего гардероба. Лили и Джулианна помогли мне его подобрать. — Она встала, сцепив руки перед собой. — Надеюсь, вы не будете возражать против расходов…

— Ни в коем случае, — заверил он ее.

Ее лицо немного смягчилось — и она опустила руки.

— Вот, — добавил он, — это тебе. Подойдя к ней, он вручил цветы.

— Фиалки! Ах какая прелесть! — Она поднесла его к лицу, чтобы насладиться ароматом цветов. — Где вы их нашли так рано?

— Я знаю одну превосходную цветочную лавку. — На самом деле отыскать ее любимые фиалки оказалось делом отнюдь не легким, но он не стал говорить об этом Габриэле. — Мне казалось, что их цвет очень подходит к твоим глазам, — добавил он.

Она опустила букет.

— Тони, зачем все это?

— О чем ты спрашиваешь?

— Цветы, конфеты, все те подарки, которые вы в последнее время мне присылали.

— Тебе они не понравились? Я найду что-то другое…

— Они превосходны. Но почему вы делаете это?

— Мне действительно надо объяснять?

Она помолчала немного и кивнула:

— Постарайтесь.

— Ладно. Я надеялся, что смогу продемонстрировать тебе то, что ты не позволяешь мне говорить. Мне пришло в голову, что я толком за тобой не ухаживал, так что позволь мне это сделать теперь. — Взяв ее руку, он поднес ее к своим губам. — Пожалуйста, Габриэла, разреши мне восполнить упущение.

Легкая тревога промелькнула на ее лице — и она поспешно высвободила руку. Помолчав, он продолжил:

— В сущности, получилось так, что я тебя соблазнил, и ты была совершенно права, укоряя меня за это. Но достаточно разговоров. Надень ротонду и позволь мне тебя покатать.

— Сейчас?

— Конечно! Я приехал на фаэтоне. Мне подумалось, что тебе было бы приятно проехаться по городу. Если пожелаешь, мы можем поехать и в парк, но хочу тебя предупредить, что там будет очень много народу, несмотря на то что сезон только начинается.

Его прежняя неуверенность снова вернулась при виде ее явных колебаний. «Неужели она мне откажет?» — подумал он. Но, к его глубокому облегчению, она кивнула:

— С удовольствием.

Ему очень хотелось пойти следом, но он удержался. Несмотря на принятое им решение ухаживать за ней, сдерживать свою страсть оказалось делом нелегким. Однако он готов и на это, если ему удастся завоевать ее любовь — и, что еще важнее, доверие.

Тони прекрасно понимал, что Габриэла допустит его к себе в постель, если он ее об этом попросит. Она уже сказала ему, что сдержит свое обещание родить ему ребенка. Однако он знал, что если сейчас отправиться к ней, она решит, что это его единственное желание. Для нее это станет доказательством того, что его слова о любви к ней были всего лишь завуалированным выражением похоти. «Ну так я ей докажу, что физическое влечение не самое главное. К тому же она говорила, что любит меня! Значит, дает какую-то надежду».

Тихие шаги возвестили о ее приближении. Он повернулся и увидел ее в дверях — потрясающе красивую в шляпке с перьями и весенней легкой ротонде. Привычный прилив желания захлестнул его, но на этот раз он ощутил и нечто другое: волну чувства, которое не имело ничего общего с плотским желанием и касалось его души.

«Как я смог не заметить, насколько сильно ее люблю? Ведь она нужна мне, как воздух. А я почти оттолкнул ее!» — изумлялся он про себя.

Однако он намерен все исправить. Ему надо только найти способ убедить Габриэлу, чтобы она поверила.

Быстро пройдя через комнату, он подал ей руку.

— Готова?

Она положила затянутую в перчатку руку ему на рукав и кивнула:

— К прогулке в экипаже — да.

Каждое утро Габриэла вставала с постели с твердой решимостью отказаться принять Тони и положить конец этому его странному «ухаживанию». Но потом он появлялся у нее на пороге с каким-то подарком — цветами, конфетами или милой безделушкой, — и, несмотря на всю ее решимость, она таяла и соглашалась на все его предложения.

Они катались в коляске и верхом, неспешно гуляли по парку. Он водил ее в цирк Эстли и в Британский музей. Как-то даже сопровождал в поездке за покупками на Бонд-стрит и держал ее пакеты, пока она подбирала новые скатерти для столовой и серебряные подсвечники для прихожей. Она решила, что вся эта суета вряд ли ему понравится, но он покорно принимал все ее хозяйственные затеи и с неистощимым терпением дожидался, пока она выполнит все намеченное.

Вечерами он снова появлялся у нее дома и сопровождал на балы, приемы и рауты, где непременно танцевал с ней не меньше двух танцев, — и вел ее ужинать, когда она ему это позволяла. В театре и опере она сидела в ложе Уайвернов, а однажды вечером они отобедали в Карлтон-Ха-усе с самим принцем-регентом.

Принц дружески хлопнул Тони по плечу и осведомился, почему он окружает таким демонстративным вниманием свою собственную жену, хотя ему, как и любому представителю высшего общества, прекрасно известно, что между супругами такое не принято.

Отвечая ему, Тони повернул голову и встретился взглядом с Габриэлой.

— Дело в том, ваше королевское высочество, что я просто хочу доказать, что люблю ее, а она не верит.

Развеселившийся принц громко захохотал.

— И она совершенно права, если вспомнить, каким повесой вы всегда были! Ваша герцогиня — мудрая женщина.

— Да, ваше высочество, это так. Однако не в этом конкретном случае.

Эти слова вызвали новый взрыв смеха у принца и заставили Габриэлу нахмуриться.

«Неужели я ошибаюсь? — задумалась она той ночью, лежа в одиночестве в своей постели. — Может быть, Тони действительно меня любит, а я просто терзаю своим недоверием нас обоих? Или я права, что не верю Тони?»

Эти сомнения крутились у нее в голове, пока сон не принес ей несколько часов отдыха.