Трейси Уоррен - Его лучшая любовница

— А зачем? — усмехнулась она.

Он наклонил голову.

— Ладно, как пожелаете. Так куда мне лучше сесть?

Немного удивившись его вопросу, она чуть поколебалась и немного расслабилась, указывая на выбранное для него кресло.

— В то кресло. Туда.

— Сюда? — переспросил он, протягивая руку.

Она нахмурилась, удивившись его странной глухоте.

— Да, сюда.

Стремительно рванувшись вперед, он схватил ее за запястье и дернул, заставив потерять равновесие. Она охнула, не успев отреагировать на его уловку прежде, чем он вырвал пистолет у нее из руки и тесно прижал к себе. В мгновение ока все кардинально переменилось: из пленившей она превратилась в пленницу.

— Ох! — вскрикнула она, извиваясь в его объятиях. — Отпустите меня!

Он только крепче прижал ее к себе.

— Полно же! Возьми себя в руки, девочка.

Она с силой наступила ему на ногу — и невольно вздрогнула от острой боли в подъеме.

— И это тоже прекрати, — приказал он сурово, хотя в глазах у него вспыхнули искры смешливой досады. — Ты только будешь себе вредить, поскольку я не собираюсь отпускать тебя, пока не сочту нужным. А если ты еще сама не поняла, то напомню, что я выше и сильнее, так что теперь ты полностью в моей власти.

Стиснув ее с такой силой, что она задохнулась, он отклонился назад и положил пистолет на крышку секретера, после чего развернулся и отвел ее на пару шагов в сторону — настолько далеко, чтобы у нее не осталось шансов вернуть оружие. Только после этого он разжал руки настолько, чтобы она снова смогла нормально дышать. Шумно вдохнув, она наполнила легкие воздухом — и из-за этого движения ее груди прижались к твердой стене его грудной клетки.

Опустив взгляд, он иронично выгнул бровь.

— Надо признать, что я должен согласиться с твоей оценкой.

— О чем это вы? — вопросила она сдавленным голосом.

— Что ты — взрослая. Он притянул ее к себе и провел ладонью по ее спине и бедру. — Ну, не совсем, конечно. Но у тебя уже все на месте. Тебе следовало бы все-таки назвать свое имя. Как принято у воспитанных людей.

Она снова попыталась высвободиться.

— Отпустите меня!

Он тихо рассмеялся.

— Хочешь, чтобы я прибег к веским доводам, чтобы получить от тебя ответ? — Его взгляд переместился на ее губы. — Ты увидишь, что я обладаю редким талантом убеждать.

— А ты убедишься, что я хорошо знакома с льстивыми речами обманщиков и мошенников. Сомневаюсь, чтобы твои усилия оказались успешными.

— Ты бросаешь мне вызов? Я люблю дуэли, особенно когда противницами бывают такие хорошенькие плутовки, как ты.

Не успела она опомниться, как его губы приникли к ее губам. Сначала она напрягала все силы, пытаясь высвободиться из его объятий, хотя и сознавая всю бесполезность своих попыток. Но даже пока она вырывалась, какой-то уголок ее сознания уже отметил пьянящее наслаждение, которое доставляли его губы. Дыхание, которое она едва успела выровнять, снова стало быстрым и учащенным.

И все же, собрав остатки решимости, она еще раз попыталась его оттолкнуть и высвободиться. Однако, к ее вящему ужасу, ее попытка только заставила его завести ей руки за спину, удерживая ее запястья одной рукой. После этого он медленно выгнул ее тело навстречу своему, так что оно целиком соприкасалось с ним. Ее соски со сладкой болью прижималась к его мощной груди.

Она едва успела понять, что с ней происходит, когда он наклонил голову так, что его поцелуй стал крепче и настойчивее, заставив ее ответить вопреки своей решимости сопротивляться. Хотя прежде ей приходилось избавляться от навязчивого и нежелательного внимания мужчин, ее впервые смог покорить один из них.

Ее впервые поцеловали.

И что это был за поцелуй! Она вынуждена была признаться себе, что не осталась равнодушной: ноги не слушались ее, словно обретя собственную волю. Ее разум мог заявлять, что она не желает этого — не хочет иметь дела с этим мужчиной… но ее тело решительно с этим не соглашалось. А когда он заставил ее губы раскрыться, по ее позвоночнику пробежала дрожь.

Кончиком языка он чуть трогал ее губы, отчего ее сердце забилось с отчаянной скоростью. Потрясенная почти ошеломляющей чувственностью этого поцелуя, она позволила ему продолжаться, позволила его языку ворваться ей в рот и начать нежную игру с таким умением, что у нее невольно вырвался стон.

И тут поцелуй оборвался столь же неожиданно, как и начался. Подняв голову, Уайверн заглянул ей в глаза. Его глаза горели — и он потупил взгляд, словно тоже пытался прийти в себя от неожиданного избытка наслаждения. Однако не отпустил ее, не забывшись настолько, чтобы позабыть причину, по которой она оказалась в его объятиях.

— С тебя хватит, — спросил он резко, — или попробовать еще раз?

Прочтя на его лице вызов и предвкушение — словно он прекрасно знал, что добьется своего вне зависимости от ее ответа, — она решила, что благоразумнее будет уступить его требованию.

— Габриэла, — прошептала она. — Меня зовут Габриэла. На его губах появилась улыбка.

— Это имя тебе идет. Очень приятно познакомиться… — сделав паузу, он двинулся так, чтобы их тела потерлись друг о друга, — Габриэла.

Она чуть не задохнулась, а по коже ее пробежала дрожь, похожая на электрические искры.

Чуть ослабив сжимавшие ее руки, он разъединил их тела.

— Итак, — лениво поинтересовался он, — что мне с тобой делать?

В это мгновение за дверью раздались шаги — и в комнату вошел Рейф Пендрагон.

— Извини, что заставил тебя ждать, — сказал он. — Мне передали записку от Джулианны, и я захотел сразу ей ответить, несмотря на поздний час. Так ты нашел книгу, о которой… — Что бы он ни собирался спросить, его фраза оборвалась, как только его взгляд упал на девушку. — Господи, кто это?

— Это, — объявил Уайверн, — Габриэла, и, судя потому, что она мне рассказала, она явилась сюда сегодня с целью пристрелить тебя. Как видишь, я забрал у нее оружие. Пистолет лежит там, на секретере.

— Как странно. — Пендрагон подошел к ним ближе. — Как ты попала сюда?

Уайверн кивнул.

— Похоже, во время обеда. Казалось бы, ты уже должен был бы знать, что окна не следует оставлять незапертыми.

— Ошибаетесь, — вмешалась она, снова попытавшись высвободиться из неумолимой хватки Уайверна. — Я открыла замок отмычкой. И не хочу, чтобы обо мне говорили в безличной форме — так, будто меня здесь нет!

— Что же я натворил, мисс, чтобы заставить вас желать мне зла?

— Ты прекрасно знаешь, убийца! — Боль и ярость ядом растеклись по ее крови, смешиваясь с безнадежным осознанием того, что все ее планы отмщения рассыпались прахом. Если учесть, что Пендрагон — бессердечное чудовище, то не приходилось сомневаться в том, что очень скоро ее арестуют и посадят в тюрьму. Но прежде чем ее уволокут отсюда и бросят в вонючую камеру (при одной мысли об этом она содрогнулась), она выскажет все!

— Ты заслуживаешь смерти! — бросила она. — Пусть мне не удалось убить тебя, как я надеялась, но я хочу, чтобы ты знал, какие страдания причинил людям!

Пендрагон изумленно выгнул брови.

— Право, это серьезные обвинения! И хотя я охотно соглашусь, что моя жизнь не была совершенно чистой и невинной, могу заверить тебя, что никого не убивал. Может быть, ты меня перепутала с кем-то?

— Лжец! — воскликнула она. — Я знаю, что это был ты! Моя мать рассказала мне, что ты сделал, как ты довел моего отца до разорения, а потом заманил его в пустынное место, чтобы наконец прикончить!

Пендрагон потрясение воззрился на нее.

— Ты сказал — Габриэла? Боже правый, мне следовало сразу догадаться!

— О чем? — удивился Уайверн.

— Что девушка, которую ты захватил в плен, — дочь Бертона Сент-Джорджа!

Энтони Блэк, двадцать третий герцог Уайверн, поймал себя на том, что у него от изумления открылся рот.

В нормальных обстоятельствах Тони считал себя человеком хладнокровным: сохраняющим спокойствие в сложной ситуации, невозмутимо принимающим самые поразительные известия. Но, принимая во внимание то, что ему только что сообщил Рейф, наверное, ему позволительно было дать себе такую поблажку. В конце концов, человеку не каждый день приходился обнаруживать, что он только что обнимал дочь самого ненавистного врага своего лучшего друга.

Переведя взгляд на лицо своей пленницы, он снова всмотрелся в него, пытаясь найти сходство с покойным виконтом Мидлтоном. Наверное, в форме глаз можно заметить нечто общее, хотя цвет был совсем другой. Конечно: у виконта глаза были голубые, а вот у Габриэлы — скорее фиалковые. Волосы у нее не светло-каштановые, а соболино-черные, блестящие и густые: локоны выбивались из-под стягивающей их ленты, словно умоляя выпустить их на свободу. Что до ее лица, то оно прекрасно: безупречный овал, изящный нос, нежные и сочные губы, прозрачная белоснежная кожа с легким румянцем, которая могла бы поспорить с драгоценным фарфором. Что до ее тела… Он уже успел хорошо с ним познакомиться и убедиться в том, что ее стройная фигурка обладает всеми женственными выпуклостями, но в тоже время остается удивительно гибкой и сильной, словно девушка не чужда спортивным забавам. В этом, наверное, она походила на отца: Мидлтон никогда не был ленивцем. А вот унаследовала ли она от него и другие, гораздо менее приятные черты — это еще предстояло проверить.

Не отпуская Габриэлу, он переставил ее так, чтобы она стояла рядом с ним, и снова перевел взгляд на Рейфа.

— Я и не предполагал, что у Мидлтона была дочь. А ты откуда это знаешь?

— Был такой момент, когда я счел за благо знать о Сент-Джордже все. Мне казалось, что так будет безопаснее. — Рейф снова перевел взгляд на Габриэлу. — Я знал о тебе — но практически только твое имя, и больше ничего. Он хорошо тебя прятал, так что, кажется, даже близкие его приятели ничего не подозревали. Твоя мать — актриса, так ведь?