Его дыхание опалило моё ухо, и я задрожала от низкого рыка его слов. Одна его рука оставила шею и двинулась к переду. Его пальцы, скользящие вниз по моему боку, растирающие кожу медленными кругами, были длинными и аккуратными.

Я ничего не могла с этим поделать. Прикосновение мужских рук вынудило меня вздохнуть, и на этот вздох он уткнулся носом в мою макушку. Ужасающая смесь желания и отвращения прокатилась по мне. А потом его губы коснулись моих волос прямо над ухом, и он снова заговорил.

— Для начала я хотел спросить, почему ты меня поцеловала, — произнёс он. Его рука опустилась под лифчик, и я резко вздохнула, когда он обхватил мою грудь. — Ты посчитала меня красивым? Твой прекрасный принц приехал за тобой на своём белом коне?

Я ответила не сразу. Что бы я сказала? Но его рука всё никак не переставала массировать мой затылок, даже когда другая мягко сжала мою грудь. Я захныкала, когда его пальцы, пройдясь, захватили мой быстро напрягшийся сосок. Тогда он сильно ущипнул его, скручивая, и я завопила, выгибая спину и ударяясь об стол.

— Скажи мне, котёнок, — приказал он.

Затем выпустил мой сосок, нежно поглаживая его пальцами. И снова сильно ущипнул так сильно, что под веками вспыхнули белые точки.

— Да! — произнесла я, задыхаясь. — Да. Это было пари! Мне жаль!

— Пари? — он подобрался к другой стороне стола, скручивая в пальцах сосок.

Его бесстрастные глаза, тускло-зелёные камни, всё больше разгорались с присущим им равнодушием.

После чего он запустил руку мне между ног. Я замерла. Кончики его пальцев задели ткань моих трусиков, и во рту у меня стало сухо. Он трогал меня там, прямо там, а я едва ли это воспринимала. Лёгкий взмах вверх, затем вниз. Вверх. Вниз. Его рука двигалась так, словно он нащупывал верхнюю часть скатерти. Но он не посмотрел вниз, ни разу.

Крошечный голосок, прячущийся внутри меня, принялся трещать и нашёптывать.

«Это то, чего ты хочешь», — говорил голосок.

«Нет. Не об этом я думала, когда парень меня связывал. Не об этом».

«Тогда почему ты возбудилась?»

«Нет. Я не…»

«Это то, что тебе нужно».

Я дышала неглубоко, наблюдая за каждым его движением. Другая его рука всё ещё крепко держала сосок, боль от которого начала отдаваться в животе. Он не стал смотреть на моё тело: его глаза пристально изучали лицо.

— Расскажи мне об этом пари.

— Прошу тебя…

— Расскажи мне, — его большой палец потёр мой сосок, грубо его перекатывая.

Я застонала. Он расслабился, а другая его рука погладила меня через ткань так нежно, что моё тело выгнулось ему навстречу, прежде чем я сумела отодвинуться. Моё естество сжалось в отвратительной необходимости, и я почувствовала, как становлюсь ещё более влажной. Я склонила голову набок, закрывая глаза.

Нет. Я не хотела его. Не нуждалась в нём.

Возможно, если я всё ему расскажу, он оставит меня в покое. Возможно, он увидит, какой безобидной я была, и отпустит.

Тихий голосок подсказал: «Быть может, он даст тебе то, чего ты хочешь».

Я глотнула воздуха и заговорила:

— Это было глупо. Моя подруга сказала, что я должна поцеловать первого попавшегося привлекательного парня, которого увижу. И…

— И ты увидела меня.

— Да.

— И ты подумала, что я привлекательный? — он толкнулся сильнее.

— Да, — простонала я.

— Так что же тебя привлекло?

Его пальцы разошлись, поглаживая по обеим сторонам трусиков, но не посередине. Не там, где болело. Ткань насквозь пропиталась, а я изнывала, Боже, как же я изнывала.

— Я не… Не…

— Скажи. Что же было во мне такого?

— Ты выглядел… — сердце бешено заколотилось.

Мне нужно было освобождение. Ужасно быть такой заведённой и не иметь возможности что-нибудь с этим сделать. Руки прижались обратно, и я принялась извиваться под ремнями, пытаясь выбраться.

— Да?

Вдох полной грудью. Я должна была ответить. Мой разум вернулся в тот день, неделю назад.

— Ты выглядел… Одиноким. Словно нуждался в ком-то, чтобы сделать что-то хорошее.

Он остановился, и от боли, охватившей меня в эту паузу, моё дыхание спёрло.

«Коснись меня, — хотелось мне закричать. — Не останавливайся».

Я сильно прикусила губу.

— Котёнок, — произнёс он. — Ты сумела меня понять, немного. Но мне не нужно было никого целовать, чтобы сделать что-то хорошее. Чтобы сделать что-то хорошее я убиваю людей. Плохих людей.

Он улыбнулся, отчего по моим венам побежал лёд.

— А теперь я больше не одинок. У меня есть ты.

С этими словами, он опустил мою голову на стол и оставил меня на кухне, всё ещё жаждущую освобождение, которое он так мне и не подарил.

Гейб.

Она была серьёзным осложнением. Голова плыла, хотя я не сделал ни глотка бренди. Она была калейдоскопом моего мира. И я только что закончил генеральную уборку!

Я ушёл, как только обнаружил, что начал реагировать на её тело. Влечение — опасная штуковина. Я не мог рисковать влюбиться в кого-нибудь, даже в кого-то с таким сочным телом, как у неё. Меня разочаровало то, что она попыталась бежать. Она так сильно порезала своё тело.

«Не так сильно, как раньше», — подумал я, вспомнив о маленьких белых шрамах, усыпанных вдоль её запястья.

Но нет. Мне нужно было научить её вести себя. Не убегать. Пребывать внутри должным образом. Она могла бы стать моим питомцем, маленьким котёнком. И как только бы она научилась себя вести, тогда… Возможно. Возможно, у меня бы появился шанс на кое-что.

Но всё же пока нет. Я рискнул бы упустить что-то наподобие окна. И тогда появится множество способов сбежать, и она не преминет их найти. И это её погубит.

Ох, мой котёнок. Твоё любопытство заразило меня.

Конечно, я человек. Я могу размножаться с другими людьми, и мои потомки будут людьми. Но я бесчеловечный.

Нет никаких скрывающихся за всем, что я делаю, эмоций. Это любопытство для меня в новинку.

За время своей работы я видел много трупов. Толстых, худых, мускулистых, худощавых. У многих из них были шрамы. Шов, оставшийся после операции обходного желудочного анастомоза. Шрамы на коленках от детских велосипедных аварий. Я не думал, что что-нибудь связанное с телом может вызвать во мне хоть какие-то чувства. Обычная плоть, обычные клетки. Но шрамы на её запястьях не исчезали. Закрывая глаза, я видел их.

Уставившись в потолок, я не спал в ту ночь. Мой палец очерчивал линию вниз по запястью, прослеживая путь, который она, должно быть, вырезала ножом. Я вздрогнул.

Кто мог сотворить такой ужас?

Глава 7.

Кэт.

Прошёл час, может, два, прежде чем он вернулся на кухню. Я немного успокоилась. Он же не стал бы зашивать меня перед убийством, верно? По крайней мере, в моей голове это имело смысл. Если бы я сумела задобрить его, то смогла бы выяснить способ выбраться отсюда, даже если на это потребовалось бы какое-то время. Даже если бы он… Кое-что мне сделал. Я содрогнулась от непрошеного желания, переполнившего меня от этой мысли.

Тем не менее, когда он вошёл с блестящим ножом, я не смогла не поёжиться.

— Полегче, котёнок, — произнёс он.

Затем открыл холодильник и достал тарелку с чем-то, что я не смогла распознать.

О, Господи, надеюсь, это не человеческие органы.

Я сглотнула и попыталась расслабиться. Вопросы. Нужно усыпить его бдительность.

— Меня зовут Кэт, — произнесла я. — А как зовут тебя?

— Котёнок, тебя зовут «котёнок». Почему ты хочешь знать моё имя? — он был повернут ко мне спиной, столовое серебро звякнуло о тарелку.

— Я хочу узнать о тебе побольше, — сообщила я, сглатывая.

Он бросил на меня взгляд через плечо, подозрительно сведя брови.

— Имя ничего не значит. Можешь называть меня Гейбом.

— Гейб, — я рыскала в своём мозгу, пытаясь продолжить разговор с ним. — Это сокращённо от Гэвин? (прим. пер.: Gav — имя Гейба на языке оригинала, имеет два перевода: Гейб (Габриель/Габриил); Гэв (Гэвин/Гавриил).

— Габриель, — ответил он. — Мои родители были религиозными. По крайней мере, мама была.

Он обернулся, удерживая тарелку, и я тут же хорошенько её рассмотрела. Никаких человеческих органов: курица-гриль, картофельное пюре и зелёная фасоль. Он опустил тарелку рядом с моей головой. Я ощутила аромат курицы, и он напомнил мне запах человека, которого он сжёг в камине. Желудок свело, и я попыталась подавить тошноту.

Громкий лязг снова обратил моё внимание на стоящий рядом стол. Он положил нож прямо рядом с моей щекой.

— Чт… Что это?

— Ужин, — ответил Гейб.

Он запустил кусочек курицы на вилке себе в рот.

— Я имею в виду нож.

— Это нож, котёнок. Ничего больше. Обычный реквизит. Если я стану серийным убийцей, у меня должен быть нож, — он усмехнулся.

— Ты и есть серийный убийца. Что ты подразумеваешь под «обычный реквизит»?

— Обычный реквизит. Как нож Чехова, — его челюсти заработали, разжёвывая очередной кусочек мяса, и я нахмурилась.

— То есть, Чеховское ружьё (прим. пер.: Чеховское ружьё — литературная техника, суть которой состоит в том, чтобы в начале истории вскользь упомянуть о чём-либо и не раскрывать его значения до самого конца).

— О, нет, — ответил Гейб. — Я не верю в пушки. Вот, — он поднёс вилку с курицей мне под нос. — Покушай.

Живот заурчал. Даже с ужасным напоминанием, коим служил запах мяса, я была голодна. Я не ела с тех пор как… Ну, с обеда накануне. Нехотя я открыла рот. Его глаза пристально следили за моими губами, не опуская с них взгляда, даже когда я принялась пережёвывать холодную курицу. Аппетит вернулся сразу же после первого укуса.

— Почему нет? — проглотив, осведомилась я у него.

— Что «почему нет»?

— Почему ты не веришь в пушки? — спросила я.