Карен Рэнни - Его единственная любовь

Его лицо вдруг изменилось, приобрело суровое выражение, словно он носил маску из человеческой плоти и кожи.

– Пожалуйста, уйдите, – сказала она, и ее голос прозвучал так, будто слова душили ее.

Он улыбнулся какой-то странной печальной улыбкой, но покинул комнату, а она стояла и смотрела ему вслед.

Капитан Томас Генри Харрисон стоял перед домом Эдисон Фултон, испытывая невероятный страх. Даже перед боем он не чувствовал подобной нерешительности. По правде говоря, на войне ему было легче, чем теперь.

Он смахнул с рукава приставшую пушинку, оправил мундир и выгнул шею так, что жесткий ворот впился в нее и чуть было не задушил его.

Он уже поднял руку к медному молотку на двери, готовясь постучать, но снова опустил ее и отступил на шаг.

Харрисон стоял у дома из красного кирпича на одной из людных улиц Инвернесса. Он видел четыре маленьких оконца с туманным толстым стеклом в разводах, вставленным в белые рамы. На крошечных клумбах по обеим сторонам парадной двери росли цветы. Признаком того, что дом обитаем, был серый дым, поднимавшийся из трубы и причудливо клубящийся на фоне ночного неба.

Харрисон заставил себя снова шагнуть к двери, поднял руку и взялся за молоток. Молоток ударил по медной пластине, издав гулкий негромкий звук. Он постучал погромче, но ответа снова не последовало.

Отступив назад, он снова оправил свой мундир, наклонился и смахнул невидимую пылинку с сапог. Он убеждал себя, что лучше вернуться в форт Уильям. Его поручение было выполнено, корабль зафрахтован. Ничто больше не держало его в Инвернессе.

На прощание он погладил ладонью белую крашеную дверь. Вдруг она открылась, и с минуту Харрисон соображал, уж не толкнул ли он ее. Но нет, в двери показалось милое личико девушки, такой же испуганной, как и он.

– Элисон! – воскликнул он, придя в себя.

– Томас, – прошептала она, и улыбка засияла на ее лице.

– Ты выглядишь прекрасно, – сказал он.

«Это еще слабо сказано», – подумал Харрисон. Она была неземной красавицей с золотыми волосами и изумрудными глазами.

– Прошло столько времени, Томас, – укорила она его. – И ни слова от тебя. Ни весточки. Тебе следовало бы приехать пораньше.

Потрясенный, он беспомощно моргал.

Она протянула к нему руки и привлекла к себе. Ее головка доходила ему только до плеча, но девушка с неожиданной силой прижала его к груди. Привстав на цыпочки, она сердито заглянула ему в лицо.

– Больше тебе не удастся от меня удрать, дражайший Томас, – сказала она. И, к полному и неописуемому удивлению Харрисона, принялась целовать его.

С присущей ему ироничностью Алек отмечал, что ведет себя как мальчишка, влюбившийся по уши впервые в жизни. Он был не уверен в себе и полон восторга, напуган силой своего чувства и вместе с тем неимоверно счастлив. Не было ни одного слова, сказанного Лейтис, ни одного случая, когда она рассмеялась, которые он не помнил бы с поразительной ясностью и отчетливостью. Просыпаясь или отходя ко сну, он предавался сладостным воспоминаниям о каждом мгновении, проведенном с ней.

Воспоминание об их последней встрече было живо и свежо в его памяти: как она сидела, завернувшись в одеяло, словно в кокон, а он нежно прикасался к ней кончиками пальцев, выражение ее лица, испуганное и укоризненное. Было очевидно, что она могла любить Ворона, но все еще ненавидела Мясника.

И ему было совершенно ясно: она отказывается поверить в то, что они одно и то же лицо. Несмотря на все доказательства, на все признаки их сходства, его маскарад действовал только потому, что Лейтис хотела, чтобы все оставалось как прежде. Она отказывалась признать правду, потому что не хотела принять того, что Йен был англичанином, солдатом и имел сомнительную славу чудовища.

Алек целыми днями занимался делами, вытекающими из его обязанностей командира полка. Сегодня ему предстояло рассудить дело о нарушении дисциплины, попросту говоря, о драке между двумя солдатами.

– Вы можете что-либо сказать в свое оправдание? – спросил он проштрафившихся, стоявших перед ним во фрунт.

– Никак нет, сэр, – ответил первый.

– Мне не следовало бить его бутылкой по голове, сэр, да я и не стал бы этого делать, не позволь он себе дурно высказаться о Салли, – возразил второй.

– Было бы очень славно, если бы вы не затевали драку, находясь на посту, – сурово заметил Алек. – За такое нарушение дисциплины вам полагается порка.

Оба нарушителя выглядели удрученными и совсем пали духом, услышав о предстоящем наказании. Еще один солдат был уличен в нечестной игре в кости.

– Обвинение в плутовстве справедливо? – спросил Алек виноватого.

Следует отдать должное, солдат не стал отрицать своей вины.

– Вам придется отдать жалованье за следующий месяц своим партнерам по игре, – вынес свой приговор Алек. – Кроме того, на это время вы лишаетесь ежедневной порции рома.

Этот урок, Алек не сомневался, пойдет малому на пользу. В следующий раз, когда у него возникнет желание сплутовать, он вспомнит о наказании. Дисциплина в армии не пустое слово, а непременное условие воинской службы.

И по иронии судьбы человек, вершивший правосудие и налагавший штрафы и наказания на провинившихся, был сам повинен в гораздо более тяжком преступлении.

В эту минуту в помещение вошел Харрисон. В руках он держал пакет. Алек уже вполуха слушал доклад о других нарушениях дисциплины. Ему не терпелось поговорить с адъютантом. Путешествие Харрисона закончилось быстрее, чем он ожидал, но его обеспокоило выражение лица адъютанта.

Полковник покончил со своими обязанностями и встал, сделав знак, что разбирательство окончено. Он прямиком направился к Харрисону.

– Идем, – сказал он ему.

Тот кивнул и последовал за полковником на открытое место между фортом и развалинами замка. Здесь, как был уверен полковник, их было невозможно подслушать. Он особенно опасался лейтенанта Армстронга, чей постоянный подхалимаж не мог скрыть его чрезмерной любознательности.

Алек посмотрел на полуразрушенный замок, особенно его интересовали покои старого лэрда. Сидит ли Лейтис сейчас за тканьем? Руки при этом заняты, а мысли бродят где угодно. Думает ли она об Йене или о полковнике?

Он хотел ей признаться во всех своих грехах, пусть даже она посмотрела бы на него своими холодными, бесстрастными глазами. Любое проявление неодобрения с ее стороны было бы для него лучше, чем ее отсутствие.

– Судно стоит на якоре, сэр, – прервал, наконец, молчание Харрисон.

Алек удивленно посмотрел на него:

– Уже?

– Капитану была обещана награда, и это заставило его поспешить, – сказал Харрисон с серьезным лицом. Он передал полковнику пакет, который держал в руках. – Надеюсь на ваше одобрение, сэр. Элисон сшила это с помощью своей портнихи.

Харрисон отсутствовал всего неделю. Алек улыбнулся.

– Значит, ты ее видел?

Харрисон кивнул, и его лицо расплылось в улыбке.

– Да. Мне надо поговорить с вами об этом. Но во-первых, полковник, возникли кое-какие трудности. Капитан отказывается пройти между скалами без лоцмана.

– Только я смогу указать ему путь, Харрисон, – ответил полковник.

Его собеседник кивнул.

– У нас довольно времени до наступления темноты, – сказал Алек, поглядывая на небо. – Если Армстронг спросит, сочини какую-нибудь правдоподобную историю. Я убедился в том, что этот человек постоянно за мной наблюдает.

– Он весьма предан Седжуику, – мрачно заметил Харрисон.

Алек улыбнулся.

– И все же, как бы он ни был нам неприятен, я не могу его осуждать за бдительность. Верность и преданность – вот что сохранило мне жизнь.

Ардерсьер – пустынный мыс, вдававшийся в залив Моррэй. Место это было удобно для отражения атаки и с моря, и с суши. Эту территорию патрулировал майор Седжуик. Он рассматривал свое назначение сюда как добрый знак, так как ему стало известно, что генерал Уэсткотт проявлял неусыпное внимание к строительству укреплений, а на мысе можно было бы воздвигнуть такую же крепость, как форт Уильям.

Седжуик смотрел на разложенные перед ним планы и поразился размаху, с каким будет построен форт Джордж.

Генерал пожнет лавры, а его, Седжуика, усилий никто не заметит, и никакой награды он не получит.

Он построил форт Уильям менее чем за год, привлек для этого всего лишь одного архитектора с горсточкой помощников. Но никто не воздал Седжуику должного, никто не похвалил его. Вместо этого форт Уильям был передан в ведение полковника Лэндерса.

Временные апартаменты генерала Уэсткотта не поражали воображение роскошью, но и не выглядели жилищем аскета. В комнате было два окна, одно выходило на залив, а другое – на мыс. Просторная кровать у стены казалась слишком внушительной для ложа военного. Остальная мебель в комнате хранила слезы постоянных перевозок с места на место.

В высокой синей вазе на письменном столе стояли несколько веточек вереска, а через спинку стула был переброшен сине-зеленый клетчатый плед. Похоже, генерал был из местных.

– Мне сообщили, что это срочный визит, майор Седжуик, – сказал генерал, входя в комнату.

Седжуик стремительно повернулся лицом к генералу и изобразил исключительное внимание. Уэсткотт был намного его старше, но выглядел еще хоть куда. Его виски посеребрила седина, но волосы были густыми темно-каштановыми и собраны в узел на затылке. Он был чисто выбрит, а карие глаза тонули в глубоких морщинах.

– Доложите свои соображения, майор, но, что гораздо важнее, объясните, почему вы сочли необходимым обойти своего непосредственного начальника и действовать через его голову.

Уэсткотт сидел за письменным столом и хмуро взирал на Седжуика.

– У меня есть основания считать, сэр, что полковник Лэндерс укрывает предателя.

– Вы понимаете, майор, сколь серьезное обвинение вы выдвигаете против своего начальника?