Карен Рэнни - Его единственная любовь

Она отпрянула и с изумлением посмотрела на него.

– Это еще один пример внезапного нападения, чтобы застать неприятеля врасплох?

– Возможно. Если я буду осужден за мои сегодняшние подвиги, то буду наказан и за все свои опрометчивые и неожиданные поступки, – бросил он загадочно.

Он снова привлек ее к себе, на этот раз медленно. Ей нетрудно было бы отстраниться, но она не сделала этого.

Куры снова в ужасе закудахтали, и их пронзительные крики странно аккомпанировали нежному поцелую.

Минутой позже Лейтис выпрямилась на сиденье и немного отодвинулась от него.

– Прости меня, – сказал Ворон тихо. – Это был порыв, которому мне не следовало поддаваться.

Она кивнула, как бы соглашаясь, но на самом деле все еще была смущена и ошарашена. Ее губы все еще горели. Он поцеловал ее нежно, и этот поцелуй так ее взволновал, что ее сердце продолжало трепыхаться и подпрыгивать как безумное.

– Что мы будем делать дальше? – спросила она, надеясь, что голос ее не выдаст, что он не задрожит, как дрожало ее сердце.

– Сейчас, – ответил он с улыбкой, – мы обманем солдат, которые нас преследуют.

Она в ужасе обернулась, но не увидела никого, кроме коня Ворона, трусившего за ними.

– Они непременно бросятся за нами в погоню, – сказал он, натягивая вожжи.

– Мне их догнать, сэр? – спросил лейтенант Армстронг.

Его лицо представляло неподвижную маску, выражавшую крайнее неодобрение.

Харрисон, придя в себя, обернулся и кивнул двум капитанам, стоявшим рядом с ним.

– Об этом уже позаботились, лейтенант, – ответил он. Он наблюдал за тем, как Монро и Уилмот делают вид, что преследуют дерзких воров. Как только те скрылись из виду, оба замедлили скачку. До своего бесславного возвращения в форт еще можно немного отдохнуть.

– Я был бы счастлив присоединиться к ним, сэр, – сказал лейтенант Армстронг.

Резвый молодой человек, подумал Харрисон. Что это с ним такое: чем старше он становится, тем нетерпимее относится к молодежи? Щенячье рвение Армстронга было утомительно.

– Вы нужны здесь, лейтенант, – резко возразил он.

Армстронг кивнул и отступил назад, отдав честь, как положено, но морально он явно был уничтожен.

Харрисон дождался, пока Армстронг ушел, и посмотрел в том направлении, где скрылся полковник Лэндерс. Было смертельно опасно принимать сторону мятежников, но такая роль на редкость подходила ему. Харрис, однако, сомневался в том, что полковнику удастся добиться своего без неприятностей. Слишком много шума наделали похитители фургона, да еще эти куры так раскудахтались, что могли переполошить весь лагерь.

Заложница полковника была привлекательной молодой женщиной, но куда ей до его Элисон, подумал адъютант Лэндерса. Ее лицо всплыло в памяти Харрисона, как это случалось сотни раз на дню.

Элисон Фултон была самой прекрасной женщиной, какую ему только доводилось встречать. Но он был слишком безобразен для нее и однажды совершил ошибку, сказав ей об этом. Она так разгневалась, что после этого не разговаривала с ним несколько дней.

– Я никогда не позволю любить себя за мою красоту, Томас, – сказала Элисон. – Потому что если вас интересует только моя внешность, значит, вы меня совсем не знаете.

Он улыбнулся, вспомнив Элисон, и это воспоминание, как всегда, было мучительным и острым. Однажды они столкнулись в конторе префекта. Это была случайная встреча. Она принесла обед своему отцу, а он стоял как дурак и с разинутым ртом пялился на нее. Мысли об Элисон всегда были мучительны, потому что надежды на взаимность Харрисон не питал.

Он решительно отвернулся. Вместо того чтобы вспоминать о ней, он должен сосредоточиться на том, чтобы рассеять подозрения лейтенанта Армстронга относительно полковника.

Они с такой легкостью оторвались от английского патруля, что Лейтис только диву давалась. Солдаты поскакали в одном направлении, а они с Вороном – в другом.

Наконец он остановился и снова привязал лошадь к фургону, а потом сел рядом с ней.

Солнце село, а они ехали дальше через холмы, и скоро их совсем поглотила темнота. Ночь была ясной, сверху на них смотрели звезды, посылая с неба свой бледный свет, который не мог соперничать со светом полной луны. Охрипшие куры все еще истошно кудахтали, порой им вторили из подлеска голоса каких-то диких птиц.

Она потеряла представление о том, где они едут и как долго. Наконец, они остановились у селения, столь бедного и заброшенного, что оно казалось безлюдным.

Ворон спрыгнул на землю и направился к ближайшему дому. Из дверей выглянул на стук плешивый пожилой человек. Его лысина блестела в лунном свете.

Он спросил сердито:

– Кто вы и чего вам надо?

– Мое имя ничего вам не скажет, – ответил Ворон, – но я привез вам еду.

Дверь тотчас захлопнулась у него перед носом.

Лейтис подавила улыбку. Ворон стоял, глядя на запертую дверь, потом пожал плечами. Подошел к другому дому, постучал в дверь, и ему открыла старуха, сжимавшая костлявыми пальцами тонкую шипящую свечу.

– Я привез вам еду, – сказал Ворон, слегка поклонившись.

– А кто вы такой?

– Тот, кому небезразлична ваша жизнь.

– В таком случае иди и убей англичанина, – сказала она и тоже захлопнула дверь у него перед носом.

Лейтис пыталась задушить поднимавшийся в ней смех, но Ворон все-таки его услышал.

Он вернулся к повозке. Лунный свет освещал его хмурое лицо.

– Почему они ничего не берут? – спросил он.

– А ты надеялся, что они станут целовать тебе руки? – Она улыбнулась. – Мы гордый народ, Ворон. Мы никогда ничего не берем даже у своих.

Она спрыгнула на землю, подошла к первому дому и громко постучала в дверь.

– Мы украли немного английских припасов, – сказала она, прежде чем старик успел открыть рот. – Этот человек, – она указала на Ворона, – пользующийся дурной славой Ворон. Англичане его ищут за дерзкую отвагу и подстрекательства к бунту.

Старик с любопытством оглядывал обоих.

– У нас есть куры. И мука, – добавила она, догадавшись о содержимом одного из бочонков. Что же до остального, подумала Лейтис, пожалуй, стоит взглянуть, что там еще есть, прежде чем хвастаться.

Старик улыбнулся, обнажив большую щербинку между передними зубами.

– Куры? – спросил он, выходя из дома.

– Английские куры, – ответила Лейтис, улыбаясь и указывая ему, куда идти. – Они без умолку кудахчут, прямо житья нет, но из них получится славное жаркое.

Ворон вернулся ко второму дому и снова постучал в дверь. Когда ее открыли, он заговорил:

– Вон в той повозке провиант. Мы украли его у английских солдат.

– Украли? – спросила женщина.

– Хотите получить свою долю?

Она попыталась заглянуть ему за спину, чтобы разглядеть фургон.

– А у вас овес есть?

– Пойдите и взгляните сами, – уговаривал он ее. Она кивнула, но вместо того чтобы последовать за ним, направилась к соседнему дому и вызвала хозяйку. Не прошло и нескольких минут, как вокруг фургона собралось человек двадцать. С бочек сняли крышки и принялись изучать содержимое коробок.

В фургоне оказалось два бочонка с мукой, два с овсом и множество солений. Там были также солонина и огромный пласт бекона, столь толстый, что он был похож на целую свиную тушу. Брюква вызвала только смех, и Лейтис прекрасно понимала почему. Овощи и без того были основной едой скоттов после того, как англичане отобрали и порезали их скот.

Сначала выгрузили кур, потом мясо. Произошло это так быстро, будто на фургон с припасами налетела туча саранчи. Хотелось бы думать, что им на какое-то время хватит еды.

Но было ясно, что очень скоро эти люди снова начнут голодать.

Лейтис и Ворон опять забрались в фургон и направились в другую деревню.

– Для обитателей Гилмура не осталось пищи, – сказал он. – Я думал, ее хватит на всех.

– Нелегко накормить целый народ, – мягко возразила она. Он ничего не ответил, только положил руку ей на плечо и легонько его сжал.

Радость и возбуждение, которые она испытывала прежде, рассеялись, сменившись приятным и легким ощущением товарищества. Внезапно Лейтис захотелось положить голову ему на плечо и прошептать на ухо слова, которые, возможно, утешили бы его или хотя бы облегчили его горечь. Но она не находила слов.

Чуть позже они снова остановились в крошечной деревушке.

Ворон спрыгнул на землю и помог спуститься Лейтис. Она улыбнулась, оценив такое проявление галантности.

Он обошел повозку сзади и снял две последние клетки с курами, полбочонка муки и бочонок овса. Ему пришлось проделать несколько ходок, пока он не перенес все это к дверям крошечного домика. Дверь открылась, и он поставил клетку с курами на бочонок с овсом.

В дверях стояла старая женщина. Ее белые волосы ярко сверкали в лунном свете. Она без улыбки вглядывалась в его прикрытое маской лицо.

– Как поживаете? – спросил Ворон.

– Лучше благодаря щедрости одного незнакомца, – сказала она, и в ее голосе прозвучал легкая ирония. Она протянула руку и коснулась дрожащими пальцами края его маски. – Не всегда разумно скрывать, кто ты на самом деле, – сказала она.

– Я привез вам немного еды, – сказал он, ставя бочонки у ног старухи, а Лейтис несла за ним клетку с курами.

Старуха выглядела смущенной, потом улыбнулась и тяжело опустилась на стул.

– Будет справедливо, если мы снова заключим сделку, – сказала она, указывая на большую корзину. – Тебе это нужно? – спросила она поворачиваясь к Лейтис.

Ее руки покоились на подлокотниках стула. Пальцы были натруженными и распухшими. Она была исхудавшая, похожая на птичку. Но в ней чувствовались воля и несгибаемый характер, и, казалось, она изнутри светилась.

Лейтис прошла через комнату, открыла корзинку и заглянула в нее. Там было полно мотков крашеной шерсти, но при свете тонкой свечи трудно было разглядеть их цвет.