Барбара Картленд - Египетские ночи

Лидия пересекла лужайку и зашагала по тропинке, которая привела ее к берегу Нила. В лучах рассветного солнца уже начали открываться головки цветов. Воздух наполняло деловитое жужжание пчел. Утренняя свежесть слегка пьянила. Увы, всего через пару часов эту благодать природы сменит безжалостная, изнуряющая жара.

Все ее существо переполняло удивительное ощущение счастья, и в то же время ее неотступно преследовала тягостная мысль, что вечером ей придется расстаться с Джеральдом. Вокруг царили тишина и спокойствие, и Лидия зажмурилась, спасая глаза от ослепительных солнечных бликов, игравших на водной глади великой реки.

Вскоре до нее донесся стук футбольного мяча, и она открыла глаза. По дорожке в костюме для верховой езды к ней направлялся Джеральд. «Господи, какой он все-таки красавец!» – мелькнуло у Лидии в голове.

Нет, он не улыбнулся ей, увидев ее на берегу. Лицо у него было хмурым, хотя, как ей показалось, все же слегка смягчилось. Еще она обратила внимание, что вокруг глаз у Джеральда залегли тени, из чего она заключила, что этой ночью он не спал.

Лидия с покорным видом протянула ему обе руки. Джеральд взял их в свои, поцеловал пальцы, а затем страстно прижался губами к тыльной стороне каждой ладони.

– Моя бесценная, моя дорогая, – прошептал он еле слышно, не громче, чем жужжание пчел среди цветов.

– Я люблю тебя, – прошептала Лидия, вложив в эти слова всю нежность, на какую была способна.

Лицо ее при этом лучилось такой радостью, что Джеральд, не в силах смотреть ей в глаза, склонил голову и снова стал целовать ей руки.

– Моя дорогая, – твердил он. – Моя дорогая.

Лидии эти слова почему-то казались чем-то вроде крика о помощи, как будто Джеральд наткнулся на разделявшую их невидимую преграду.

Но ей и без всяких слов было понятно: Джеральд тоскует по ней, а она по нему, разница лишь в том, что он еще не осознал, что их любовь может осуществиться только через самопожертвование, она должна быть чистой и ничем не запятнанной.

Крепко сжав руку Джеральда и устремив взгляд на водную гладь Нила, Лидия сказала то, что давно хотела сказать:

– Джеральд, милый, ты должен вернуться домой!

Он был настолько потрясен ее словами, что не сразу нашелся что возразить. Лидия же продолжала, не приводя никаких доводов, просто излагая свои соображения – излагала спокойно и убедительно, и вскоре он проникся правотой ее слов.

Он возразил ей только один раз, причем так тихо, что она с трудом его расслышала.

– Но разве я смогу справиться с этим в одиночку, без тебя?

– Ты никогда не будешь одинок, – ласково отозвалась она, так, будто разговаривала с ребенком. – Я всегда буду с тобой, мой единственный, мой любимый. Обещаю, отныне все мои мысли, все молитвы, все мое существо, все мои помыслы принадлежат только тебе. Лишь телесно мы не можем быть вместе… пока не можем.

– Я не могу без тебя, – прошептал Джеральд.

– А я без тебя, – отозвалась Лидия. – Но пока мы не можем быть вместе, и ты знаешь это не хуже меня. По крайней мере до тех пор, пока мы не станем достойны этой любви, дарованной нам свыше.

– Ты права! – порывисто воскликнул он.

Внезапно Джеральд выпрямился, точно солдат, застывший по стойке «смирно».

– Я недостоин тебя, – сказал он. – Пока недостоин. Но я добьюсь, чтобы все стало иначе. Клянусь тебе самим Господом Богом, что отныне вся моя жизнь будет посвящена только тебе.

Лидия едва узнавала его. Джеральд словно полностью преобразился, даже выражение лица изменилось. Печать беспутной жизни исчезла, и теперь на его лице читались решимость и твердость духа.

Неожиданно для него самого в нем ожили былые идеалы, воскресли рыцарские черты характера, дремавшие под личиной прожигателя жизни. Нет, конечно, осуществить благое намерение будет нелегко. Его ждет тяжелая работа над собой, которая потребует немалого мужества и веры в себя. И все же Джеральд с радостью принял вызов судьбы.

Лидия указала ему путь, и, хотя сама мысль о возвращении его страшила и он пытался оттянуть день отъезда, для него это первый шаг к новой жизни, и он должен его совершить.

И тут Лидия призналась, что они с Энн уезжают в Хартум.

– Вероятно, так будет даже лучше, – негромко добавила она.

Сказав это, она тем не менее не смогла удержаться от слез. Настал черед прощания.

– Так скоро! – невольно вырвалось у Джеральда.

С этими словами он встал, поднимая за собой и Лидию, и, обняв, крепко прижал к себе. Целовать он ее не стал, а только пристально посмотрел ей в глаза – она слегка откинула назад голову, – словно старался запечатлеть в памяти безмятежную красоту ее спокойного гладкого лба, печальных темных глаз и выразительных губ.

– До свидания, любовь моя, – прошептал он. – До свидания, моя единственная в мире возлюбленная. Я люблю тебя и буду любить вечно.

Он медленно наклонился и поцеловал в губы. На какой-то миг они стали одним целым. И Лидии показалось, что воедино слились не только их губы, но и души.

Сама она исчезла, растворилась, ибо и душа ее, и сердце воссоединились с душой и сердцем Джеральда. Окружающий мир померк и перестал существовать. Они с Джеральдом были одни во вселенной, слившись в невыразимом экстазе, охваченные пламенем чуда и счастья.

Время тоже перестало существовать, ибо они познали сладостный вкус вечности. В эти минуты оба ощущали лишь неземное блаженство, частью которого стали и он, и она.

Джеральд целовал ее лоб, глаза, щеки, пульсирующую жилку на шее и снова губы. А затем заглянул ей в глаза.

– Ты навсегда в моей памяти, в моем сердце, в моей душе, – прошептал он. – Я – навсегда твой.

С этими словами он разомкнул объятия.

– Да благослови тебя Бог, любовь моя, – произнесла Лидия, и ее голос дрогнул.

Не проронив больше ни слова, они зашагали к дому.

– Здесь все только о вас и говорят, – сказал Тони, наклоняясь к Энн. Он словно забыл присущую ему застенчивость. – Все здешние мужчины просто в бешенстве. Они так злятся, что просто убить меня готовы.

– Это почему же? – невинно осведомилась Энн, глянув на него снизу вверх. Они кружились в танце в забитом до отказа танцующими парами зале, сквозь высокие окна которого внутрь заглядывала звездная ночь.

– Потому что вы позволили именно мне привезти вас сюда сегодня вечером, – с улыбкой ответил Тони.

– Кроме вашего, у меня было семь других приглашений, – ответила Энн, – но я, разумеется, выбрала пойти на бал с вами. Я же пообещала вам сразу, как приехала.

– Я боялся, что вы просто пошутили, – бесхитростно признался Тони.

Энн рассмеялась.

– О нет, – ответила она. – Я девушка, которая держит слово, по крайней мере, старается следовать этому принципу.

– Мне кажется, что вы просто восхитительная девушка! – прошептал Тони.

Он покраснел от собственной смелости, но продолжал вести свою партнершу осторожно, стараясь ненароком не столкнуться с парой, которая, не обращая внимания на других танцующих, самоуверенно выделывала в центре зала замысловатые па.

Затем, когда музыка смолкла, Тони вывел ее из зала на широкий балкон.

Энн была готова просто петь от счастья. Какая все-таки удача, что они приехали в Хартум как раз накануне дворцового бала! Приглашения сыпались одно за другим, и у них с Лидией не было ни единой свободной минуты.

В их честь устроили даже несколько званых завтраков, и хотя Энн поначалу сопротивлялась, вскоре она обнаружила, что столь бурная светская жизнь не так уж и утомительна, ведь они с Лидией всегда вставали в семь утра.

Передышка наступала с двух до четырех часов пополудни, когда жизнь британской колонии замирала: в самую жару даже завзятые любители развлечений отправлялись на боковую.

В течение этих двух часов считалось непростительным грехом наносить визиты и даже побеспокоить кого-то телефонным звонком. Лидия тоже настояла, чтобы ее подопечные во время сиесты не болтали, а спали, восстанавливая силы, потраченные на танцы, которым предавались всю ночь напролет.

Тони, сам того не зная, сумел вызволить Энн из пучины отчаяния.

Лилия с облегчением отметила, что к ее подопечной вернулся смех, лишь в редкие мгновения она видела девушку в грустной задумчивости. В такие минуты Энн на любые вопросы отвечала односложно, безжизненным голосом.

Сейчас же, среди шумного бала, Энн было не узнать: на лице сияла счастливая улыбка, голубые глаза лучились радостью. Как разительно эта светская красавица отличалась от той Энн, которая весь путь от Каира до Хартума просидела молча, отрешенно глядя в окно!

– Пойдемте в сад! – предложил Тони.

Бал проходил одновременно в двух частях дворцового комплекса. Одна танцевальная площадка располагалась в саду, другая – в парадном зале дворца. Энн с Тони побывали и там, и там. Впрочем, не забыли они заглянуть и в буфеты на открытых верандах из белого мрамора, где царила ночная прохлада. Белые стены дворца, ярко-красные одеяния слуг, огромные вазы с цветами, сверкающие бриллианты на дамах – все это словно перенеслось из волшебной сказки.

Уступив желанию Тони, Энн сошла по широким ступеням в сад.

Ее встретило сладостное благоухание цветов и тихая и романтичная мелодия вальса, которую играл полковой оркестр.

Энн взяла Тони под руку, и, отделившись от толпы гостей, они медленно побрели по дорожке, проложенной среди травы и высоких баньянов.

– Я в восторге! – призналась Энн.

– Правда? – каким-то чужим голосом переспросил Тони. Он взял ее руку в свою, и Энн ощутила силу его крепких загорелых пальцев.

Она тотчас бросила на него испуганный взгляд и заговорила о каких-то пустяках, торопливо перескакивая с одной темы на другую. Похоже, Тони ее не слышал – он заметно нервничал от того, что впервые в жизни решился на столь смелый шаг. Хотя он и нравился женщинам – из-за чего его непрерывно и немилосердно поддразнивала сестра, – Тони был более чем скромен, если не сказать застенчив, в общении с прекрасным полом.