Александр Гордиенко - Эффект женщины

– Вы не дослушали меня, Екатерина. В первую очередь нас поразила не ваша красота, а выдержанность вашего характера.

На этом месте Екатерина усмехнулась:

– Да-а… Интересно, пришел бы он ко мне с моим выдержанным характером, если бы видел сегодняшнюю мою сцену с Железновым, – и сама же себе ответила, – пожалуй, что нет.

– На твоем месте сегодня мало кто бы не сорвался.

– Не успокаивай. Проехали. Продолжаю. Ну так вот, выдержкой он не ограничился, отметив мой ум, сдержанность, отсутствие злоупотреблений в виде алкоголя, не говоря уж о других зависимостях, безупречную репутацию в прошлом и достигнутую известность в настоящем. В общем, Валя, я в первый раз, открыв рот, слушала комплименты, когда ни о моих ногах, глазах, фигуре и груди не было сказано ни слова! Представляешь, ни слова! Естественно, после подобных дифирамбов я набрала в рот воды: выдержка, так выдержка, нужно соответствовать созданному образу – рано или поздно он все равно скажет, зачем пришел.

Надо отдать ему должное, видя, что я превратилась в памятник самой себе, рассусоливать он не стал и достаточно быстро изложил мне общие условия контракта: есть некий российский гражданин, очень богатый, из тех, кого принято называть олигархами, и которому нужен статус женатого гражданина, но по определенным деликатным причинам он не может выполнять супружеские обязанности… Памятник памятником, а тут я не сдержалась: «Импотент, что ли?»

Поначалу мне показалось, что этот Раскин пропустил мой вопрос мимо ушей. И вообще мне показалось, что он опять обиделся. Правда, я не поняла почему. Однако от вопроса не ушел:

– Екатерина, мы потому и остановились на вашей кандидатуре, учитывая, что вы более чем кто-либо другой сможете держать это в тайне и ни с одним человеком на Земле не будете обсуждать данный вопрос. В том числе и с вашим будущим мужем.

Я, конечно же, не утерпела:

– А вы не боитесь обсуждать эту деликатную тему со мной. Я пока еще не согласилась.

– Не боимся, – при этом он так посмотрел на меня, что да, я поняла, не боится, что у него тысяча и один вариант закрыть эту тему. И некоторые из них могут мне совсем не понравиться. Выдержав паузу, Акива несколько смягчил ситуацию:

– Имя я вам пока не называл, так что мы сейчас здесь обсуждаем общие условия сделки.

– Хорошо, – я попыталась резюмировать первую часть переговоров. – Вы хотите, чтобы я стала женой вашего… протеже-олигарха, супружеский долг исполнять не надо, да, кстати, а ему не девяносто лет? Очень, знаете ли, неприятно, когда на тебя смотрят, как на продажную тварь.

– На этот счет ваши сомнения напрасны. Как минимум, в два раза меньше озвученной вами цифры.

– И то, слава богу… Итак, продолжим: насколько я должна участвовать в его жизни? Нет, не так. Насколько я поняла, я ему на фиг не нужна, за исключением демонстрации семейной идиллии. То есть, сформулирую по-другому: какова степень трудовой занятости? И главное – а что, собственно, вы мне предлагаете взамен, учитывая, что я лишаюсь романтической первой любви и обретаю статус строгой семейной женщины? Со всеми вытекающими воздержаниями.

– То есть вы согласны?

– Я не услышала ваших условий.

– Они будут сказочными, поверьте. Но здесь не место обсуждать подобные сделки. Очень уж оно… открытое. Предлагаю вам проехать в наше посольство, где и обсудим все детали.

– Как ты понимаешь, Валя, мы договорились. Женихом оказался Григорий. На следующий день мы с Акивой улетели в Лондон, где он нас познакомил. Григ отнесся ко мне без интереса, но достаточно вежливо. Чувствовалось, что ко мне он относится как к одному из условий крупной сделки, которое необходимо соблюдать. Присутствующий на встрече Акива объяснил мне, что по понедельникам я буду получать перечень мероприятий, на которых я должна присутствовать, в среднем, из обязательных – одно-два в месяц, остальные – по желанию, что жить я смогу либо в лондонской квартире, либо в загородном доме, и из обязательного – создавать впечатление обычной семьи, без скандалов, что свадьбы на самом деле не будет, но в средствах массовой информации будут размещены соответствующие статьи о том, что Григорий Суханов взял в жены русскую звезду Екатерину Строеву… ну и дальше в том же духе – что можно, что нельзя. В общем, контракт рассчитан на пять лет, после чего мы с Григорием разведемся, и я смогу жить, как захочу. При одном единственном и понятном условии – держать язык за зубами.

– Так все и было до сегодняшнего дня, – Катя достала очередную сигарету.

– Он что, выбросил тебя из своей жизни? – Валентина подтолкнула подруге лежавшую на столе зажигалку.

– Да нет. Он выбросил себя из своей жизни.

– Не понимаю…

– Я и сама не все понимаю. Догадывалась кое о чем, конечно. И, естественно, он мне все не сказал. Вернее, сообщил только то, что счел нужным. А сообщил он мне, что наш контракт можно считать расторгнутым. По его прошлым делам начали копать. Ты же понимаешь, было бы желание накопать под очень богатого человека. Свои российские активы он переписал на меня – так как продать их он не успевает, типа – все равно пропадут. Отметил, что вела себя я правильно, сама никуда не лезла, глаза ему не мозолила, во время официальных выходов в обществе глупую любовь не изображала, его светлое имя интрижками не порочила. В общем, он даже стал уважать меня… За что и проявил невиданную щедрость.

– И где он ее проявил?

– Валя, он сказал мне, что оставил мне все в акциях. Ты знаешь, что такое акции?

– Знаю.

– Очень хорошо. Единственное работающее предприятие, где я стала полновластной владычицей, он так и сказал: «полновластной владычицей», – это охранное агентство здесь, в Москве. Я там даже один раз была. С Акивой. Григ сказал, что там грамотные руководители, и настоятельно советовал с ними познакомиться. Они должны со мной связаться.

– А если не свяжутся?

– Не знаю. Посмотрим. Он сказал, что их деньгами и всем имуществом могу распоряжаться только я. Теперь могу.

– Слушай, а может, он тебя тайно любил?

Екатерина улыбнулась, но как-то грустно.

– Любил он только своего Акиву. Он гей. И когда понял, что я обо всем догадалась и отнеслась к этому с пониманием, то тогда, по-видимому, и завоевала его если не уважение, то терпимость. Все встало на свои места: он был депутатом. И я нужна была ему как жена депутата. И как депутат он должен был вернуть все свои деньги в Россию. Он этого точно не хотел делать. А здесь, в Москве, это поняли. И начали под него копать. Терять ему стало нечего: путь понятный – прекращение полномочий, спрятать свои миллиарды подальше и – на райский остров вместе с Акивой.

– Так это Акива был его пассией?

– Ты знаешь, вот чего я не поняла, так это – кто был чьей подругой.

Катя пригубила виски:

– Вот так бывает. И замуж сходила, и девицею осталась. Сказать кому – засмеют. В моем-то возрасте… Пойдем, подруга – великие дела нам предстоят: Железнова изводить будем.

Где-то в Новой Зеландии. Гористое побережье. Лагуна

За 10 дней до точки отсчета. Понедельник. 9.30 утра

«А сегодня он – изумрудный», – Маша стояла на небольшой площадке, огороженной массивными деревянными отполированными временем перилами, перед ней до горизонта простирался Тихий океан. Площадка была «смотровой» и поэтому располагалась на самой высокой скале, отделявшей лагуну от океана. «Да, именно изумрудный, а не зеленый… Как же красиво. И как же далеко. Как далеко от него». Маша про себя усмехнулась превратностям судьбы: «Я могу видеть все это великолепие только благодаря Железнову. Только из-за того, что он появился в моей жизни, муж захотел уехать на край света. Правда при условии, что с ним поеду я… А если бы я не поехала… Нет. Дети не должны видеть семейных скандалов. И дети не должны видеть растерянного отца с заискивающим взглядом. У детей не должно возникнуть чувство неполноценности из-за того, что у них нет папы, как у всех. Я поступила совершенно правильно»… Совсем некстати раздался зуммер телефона. Без особого желания взглянув на определитель, Маша грустно улыбнулась: «Деваться некуда»:

– Да, Сергей Борисович. Я договорилась… Они приняли все наши условия, – разговаривая по телефону, Мария Николаевна Азарова развернулась в сторону глубокой и красивой лагуны, окаймленной скалами, сплошь покрытыми тропической растительностью. Лишь небольшой участок берега был явно искусственного происхождения – пологий берег напротив современной и красивой виллы, в которой жила она, Мария Николаевна. С мужем и детьми.

– Да… Они согласились – никаких офшоров. Первый транш в понедельник. Да… В ближайший. Нет… Документы сегодня мне выслали. Самолетом. Должны быть завтра. Обязательно… Спасибо… И вам всего доброго».

Закончив разговор, Маша посмотрела в сторону дороги, прорубленной в скалах над лагуной – время приближалось к обеду, с минуты на минуту должен был показаться лимузин, на котором привозили детей из школы. «А это еще что?» – по дороге двигался небольшой пикапчик, явно чья-то служба доставки. Пожав плечами, Маша двинулась вниз, к дому, по огороженной деревянными перилами дорожке с вырубленными в скале ступеньками. Не пройдя и двадцати метров, она заметила маячившего за пальмами охранника.

– Густав! Я же просила не шпионить за мной! Что вы здесь делаете! Вам мало видеокамер?!

– У меня приказ, мэм.

– Чей приказ?!

– Господина Дениса, мэм. Вы же знаете…

– Считайте приказ отмененным, – холодно бросила Мария Николаевна. – Мной. С этого момента, – и двинулась в сторону дома.

Маша успела вовремя. В холле, выходящем на две стороны дома и соединяющем (или разделяющим, все зависит от точки зрения) два мира – вид на океан и вид на ухоженный сад в английском стиле, Линда, старшая homelady, с педантичной немецкой дотошностью вела допрос обескураженного курьера, который не мог дать ответа ни на один из ее вопросов: кто, что, откуда? Между ними на невысоком журнальном столике находилась большая корзина с огромным букетом очень высоких и абсолютно чистых белых роз.