Александр Гордиенко - Эффект женщины

Условный отдых сроком на сутки лейтенант Осадчий и его разведвзвод получили от генерала Шульгина: казалось бы, привыкший ко всему боевой генерал, видевший смерть во всех ее проявлениях, осознанно принимающий решения о судьбах тысяч людей, исходя не из ценности и уникальности каждой отдельной человеческой жизни, а исходя из стратегической целесообразности, категорически не был согласен с частной проекцией войны в виде жестокости и бесчеловечности в отношении группы беззащитных женщин, посвятивших свою жизнь служению Богу. С учетом того, что именно Осадчему удалось предотвратить надругательство над монахинями, Шульгин приказал старшему лейтенанту на сутки взять монастырь под свою охрану – через сутки должны подтянуться тыловые части, которые должны перенять эстафету в свои руки и организовать жесткий порядок на оккупированной территории.

Осматривая с колокольни подходы к монастырю, Алексей не мог не признать, что стратегически монастырь расположен очень правильно, мелькнула даже мысль, что с точки зрения обороны место выбрано идеально. Внушительные стены около десяти метров высотой замыкались в неправильный многоугольник. Вход один – через ворота, на вид – достаточно крепкие. Хотя, конечно, снаряд стапятидесятимиллиметровой пушки разнесет их с первого раза. Но претензий нет: не под то строилось. Мысля по-военному, тыл и правый фланг защищены идеально, можно сказать, неприступны: обе стены нависали над глубоким, метров пятьдесят, ущельем, по дну которого протекала не очень глубокая, но бурная горная речка. Все остальное пространство перед левофланговой и фронтальной стенами монастыря – открытое поле, пашня. Лишь слева, метрах в двухстах от монастыря, начинался лес, откуда, собственно, они и вышли, преследуя дезертиров.

С точки зрения организации ведения огня со стен монастыря, ситуация также была практически идеальной. По всему периметру с внутренней стороны стен монастыря была выложена каменная площадка шириной около полутора метров для стрельбы лучников через амбразуры в стенах. Алексей обратил внимание, что амбразуры были расположены на высоте около метра от верхнего края стены, в связи с чем у лейтенанта возникло две мысли: во-первых, скорее всего, раньше это был чей-то замок, на каком-то этапе ставший монастырем, а во-вторых, народец раньше был явно поменьше – амбразуры оптимальным образом подходили бы людям, рост которых был в районе метра пятидесяти… Ну да не беда.

Итак, от кого защищаемся. От беглых штрафников и от групп фрицев, прорывающихся на запад. Первые вообще не вопрос: в дневное время – один наблюдатель на колокольне, двое автоматчиков – снаружи, у ворот. В ночное – закрываем ворота: двое – наверху, в башенках у ворот, двое – внутри монастырского двора, метрах в пятнадцати от ворот, за укрытиями, справа и слева, чтобы была зона перекрестного огня и, соответственно, перекрестного поражения. Это на тот случай, если фрицы сойдут с ума и долбанут по воротам из фауст-патрона. Это ночью. Днем… Если опять же допустить, что фрицы пойдут днем на штурм монастыря, – лейтенант про себя улыбнулся подобной глупости предполагаемых фрицев, – то… У меня двадцать человек со мной, в поле у немцев при атаке должно быть втрое больше – шестьдесят… Учитывая высоту стен монастыря, амбразуры у нас и фаусты и минометы у них… В общем, сто пятьдесят – двести фрицев осилим. Дальше – боевая статистика говорит, что больше не получится. Ну, хорошо. Можно и вниз.

Спустившись вниз, лейтенант расположился на скамье крытой обходной галереи, окружающей внутренний двор монастыря (клуатр), куда и вызвал к себе старшего сержанта Назарова, своего заместителя, сорокалетнего москвича, человека недюжинной смекалки, жилистого, надежного, вместе с тем обманчиво медлительного и обладающего редким отчеством – Титыч, что означало, как выяснил лейтенант, «защищающий честь».

– Титыч, – Осадчий обвел взглядом внутренний дворик, по которому, осматриваясь, разбрелись бойцы его взвода. Как и старший лейтенант, они в первый раз попали за ворота монастыря, тем более женского. – Титыч, экскурсию, а вместе с ней разброд и шатания прекратить, личный состав построить, довести до всех, что во внутренние помещения монастыря – ни ногой, наблюдателя – на колокольню, боевое охранение – за ворота. Задача ясна?

– Так точно. Разрешите исполнять?

– Погоди. А что у нас с довольствием?

– Полевая кухня уже едет к нам. От соседей – Варфоломеев подсобил.

– Хорошо. А со штабом дивизии связь наладили?

– Так точно. Час назад доложил начальнику разведки дивизии майору Фирсову о месте нашей дислокации.

– Ругался?

– Да нет. Генерал Шульгин сам вышел на связь с генералом Горовым. Фирсов подтвердил приказ об охране монастыря до 14.00 завтра. О дальнейших действиях не сказал – ждать указаний.

– Тогда всем, кроме охранения – почистить оружие и отдыхать.

Улицы Москвы. Железнов

Через 2 месяца и 19 дней после точки отсчета. Пятница. 02.17

«Господи, здесь, по-видимому, никогда не прекращается бурная жизнь, всегда активное движение», – эта простая мысль каждый раз посещала Железнова, когда он ночью на своей машине катался по Москве – поток машин, люди на улицах, работающие рестораны… За Железновым такое водилось – когда что-то не клеилось, либо, наоборот, когда ему в голову приходила какая-то «красивая» идея и ее нужно было «обкатать» (обдумать), тогда он садился за руль и пару часов ездил по центру Москвы по принципу «куда юбка потянет». Вот и сейчас – шел третий час ночи, и он решил «обкатать» в прямом и переносном смысле «красивую» идею 3-го лока, которая не более как час назад пришла ему в голову. «Красивая» – потому что Железнов, как бывший научник, считал, что у сложной проблемы должно быть простое, всем понятное, а значит, «красивое» решение.

То, что лок (локировать, блокировать) – мера неэффективная и его сложно «разруливать», он понял практически сразу. Лок использовался в ситуациях, когда счет уходил в глубокий минус из-за движения против тренда, и нужно было переждать некоторое время до разворота тренда. В этом случае выставлялся ордер лотом, равным сумме всех уже открытых ордеров, но в противоположном открытым ордерам направлении. Этот ордер, собственно, и назывался локом, потому как за счет него и в покупку, и в продажу разнонаправленные лоты уравновешивались, и при любом движении доходная и расходная части были равны между собой (блокирование). Этот маневр приводил к тому, что дальнейшего ухудшения баланса счета не происходило, впрочем как и улучшения тоже. Счет «замораживался». После разворота, как правило, возникали проблемы с самим локом, особенно, если он выставлялся в момент разворота. Железнов достаточно быстро предложил разбивать лок на два, что позволяло на определенном этапе в два раза снизить скорость нарастания просадки счета, а при развороте тренда появлялась возможность поэтапного закрытия обоих полулоков в безубыток. Это с одной стороны. А с другой – при повторном развороте в сторону тренда возникал эффект смещения, что приводило к неотвратимому росту просадки счета.

Железнов понимал, что это тупиковый путь, и уже с неделю в свободное от работы время размышлял, как уйти от локирования, но при этом сохранить, а еще лучше – повысить устойчивость счета. Решение, как всегда, пришло неожиданно: «оверкиль»! Переворот! Нужно использовать энергию движения тренда, которому мы сопротивляемся, выставляя вначале лок величиной в 50 % от открытых ордеров, затем – второй лок таким же лотом, то есть на 100 % локируя нежелательный тренд, а дальше (!) – нужно открывать 3-й лок в сторону тренда! Тогда за счет дальнейшего движения в сторону тренда есть шанс закрыть счет с заданным профитом, он же – с заданным доходом.

– Ай да Сашка, ай да сукин сын, – по-пушкински вслух похвалил себя Железнов, отметив, что за размышлениями его незаметно вынесло к третьему кольцу, по которому он «кататься» не любил – нужно разворачиваться.

Итак. 3-й лок. И что же это нам дает? Как минимум – две модели.

Во-первых, ловим тренд одним большим лотом, даем ему возможность самореализоваться по достижению установленного профита. В случае разворота тренда – постепенно локируем его тремя последовательными локами. Тренд – в одну сторону, мы – за ним. Тренд качнулся в другую сторону – мы за ним с помощью 3-го лока. В общем, маятник. Так и назовем эту модель – «Маятник».

И, во-вторых, сразу же рисуется модель «2 (покупка) – 3 (продажа) – 2 (покупка)». В упрощенном виде «2-3-2». Все три лота открываем одновременно. Два ордера – на покупку лотом, равным 2-м каждый, всего на покупку общий лот равен 4 и один ордер лотом 3 – на продажу. И что получается? Получается, что при тренде вверх, на покупку, система успешно отработает за счет превышения покупки над продажей в один лот. При обратном движении, на продажу – вниз, мы должны подойти к «точке безубыточности» между одним ордером на покупку, в данном случае равном минус два, и ордером на продажу, равном +3. Закрываем их совместно в точке безубыточности и моментально восстанавливаем (открываем) этот же ордер в 3 лота также на продажу. То есть организуем +1 лот вниз на продажу. А если тренд опять развернется вверх? Ага. Тогда в той же точке, где мы открывали все три ордера, вновь открываем первый ордер на покупку лотом 2, то есть возвращаемся в исходное. И так – по кругу, пока система не отработает установленный программой профит.

В общем, концепция понятна. Конечно же, скорее всего, что-то где-то вылезет в негативном смысле, но все равно это шаг. Существенный шаг вперед.

Остановившись у дома, перед тем как выйти из машины, Железнов написал краткую эсэмэску Андрею Борисову: «Жду прямо с утра у себя. Есть идеи».

Офис Екатерины Строевой

Через три месяца после точки отсчета. Среда. 11.55

После очередного длинного гудка мелькнула мысль: «Бесполезно», – Катя сбросила сигнал вызова. Железнов не принимал вызовы – ни внутренние (Катя звонила ему на внутренний корпоративный телефон каждые пять минут с девяти утра, пока не бросила все и не сбегала к нему в кабинет, но… кабинет закрыт, Железнова нет), ни, как она только что убедилась, мобильные. «Так. Что же случилось?» – Катя понемногу начала нервничать. Она настолько привыкла контролировать жизнь Железнова, всегда знать, где он и как он, что любой сбой в организованном ею информационном потоке приводил ее в смятение. Самой ей трудно было сравнить возникающие при этом ощущения с чем-либо, но более опытный человек со стороны, скорее всего, высказал бы предположение, что эти чувства сродни чувствам матери, даже несмотря на то, что в данном случае «ребенок» был большой, в смысле – взрослый.