Ксения Беленкова - Эффект лучшего друга

– Не обольщайся так по своему скромному поводу, мы здесь с Титяковым четвертную по физре отрабатываем. Реквизит для спектакля готовим… А эта девочка ничего так. – Он кивнул головой в сторону укатившего «фольксвагена». – Не знаю, что у вас за дела. И знать не захочу, если устроишь мне знакомство с этой брюнеточкой. А то у нас как-то не заладилось… там, на балконе…

– Отвянь, Ищенко!

Женька уже отвернулся и направил было стопы в сторону дома, как ему на плечо легла тяжелая рука.

– Погодь, куколка! – прозвучало с натянутой нежностью. – Не спеши… Или хочешь, чтобы твой маскарад раскрылся? Уж я найду нужные слова для нашей брюнеточки. Не хочешь по-хорошему, так будет по-плохому.

Женька только попытался осмыслить сказанное, но времени не хватило даже на это, его караулило новое испытание: из подъезда с мешком мусора выскочил Титяков. И, увидев ребят, тут же пристыл к месту. Одетый явно наспех, в домашних клетчатых тапочках и тонкой олимпийке вместо куртки, несмотря на холод, он очень долго и внимательно смотрел на Женьку.

– Стасик, а вы что, с ней знакомы? – Он сконфуженно улыбался, обходя кругом тепло обнявшуюся парочку.

Ищенко и Рудык переглянулись. Стас поспешно убрал руку.

– А он неплохо вошел в роль оленя, – тихо шепнул Женька. – Туговато соображает…

– Я вспомнил, – выкрикнул Титяков чуть хрипловато и почесал граблей руки короткий ежик на голове, – где я тебя видел!..

Женька даже прикрыл глаза от скуки, второй сеанс разоблачения за день – это начинало входить в привычку.

– Я встретил тебя на этом же месте с месяц назад. Ты тогда совсем промокла и была такая маленькая, хрупкая, беззащитная – никак образ из головы не шел! Я тогда еще предложил тебе зонт… Помнишь? – Титяков сиял на Женьку зубами, точно хотел понравиться. – Ну, вспомни…

Такого поворота Женька никак не ожидал. Судя по всему, Титяков умудрился не узнать его. И теперь его чуть согнутая к низу фигура являла собой смесь смущения и надежды.

– А вы что, встречаетесь? – Он ждал от Стаса и Женьки ответа.

Но те совершенно потеряли дар речи. Мальчишки смотрели на Титякова, будто ряженым здесь был он, а не Женька. Первым нашелся Стас и сказал все тем же, ровным, железным голосом:

– Я просил у Жени протекции. Мне понравилась та горячая черноволосая Джульетта с балкона…

Титяков будто оттаял, даже перестал дружелюбно дрожать, как уличный пес, липнущий к ногам человека.

– Значит, тебя Женя зовут? – Он преданно пожирал Женьку голодным взором. – А я Митя. Дашь телефончик?

– Это фатально, – протянул Стас, скривив ехидную мину и явно не желая теперь же разоблачить Женьку.

Наверное, он уже придумывал, каким образом использовать свое знание для личной выгоды, но пока не мог сообразить, в чем соль положения. Женьку второй раз спасал тот факт, что Ищенко, а тем более Титяков, не отличались скоростью мысли. Потому он успел выкрикнуть:

– Да пошли вы все!

И молниеносно дал стрекача. Так что даже растерявшийся лишь на миг Стас не успел схватить его за поясок кашемирового пальто. Женька улепетывал, что есть мочи, и дворы кружили в прелой шелухе листьев. Кажется, поднимался ветер. Вслед за Женькой в город спешила непогода…

– Куда так летишь? – окликнула старушка у родного подъезда. – Успеется…

– В Астрахань! – огрызнулся Женька, на ходу распоясывая пальто. – Не поминайте лихом.

Оказавшись дома, он мечтал лишь об одном: запереться в своей комнате, скинуть проклятый наряд и хорошенько все обдумать. Но и тут его ожидало новое испытание. В дверях стояла мама. Ее угораздило именно в этот день освободиться пораньше и самоотверженно заступить на вахту родителя и воспитателя. Видимо, с личной жизнью у нее сейчас тоже что-то не ладилось, потому душевных сил было не занимать. Увидев сына в своем старом платье и относительно новом пальто, судьба которого недавно вызвала ее опасения, мама даже задохнулась от гнева. Потом приложила руку к горлу, потирая шею и будто ослабляя чью-то невидимую хватку. И когда воздух, наконец, начал снова поступать в легкие, воскликнула:

– Ты вернулся в «Маску»? Я так и знала!

– Нет, мам, теперь я так живу, – тихо, почти неслышно, ответил Женька.

Он скинул пальто на спинку кислотного стула, ссориться сейчас не было сил.

– Как же я тебя распустила! – Мама без удовольствия изучала Женькин облик. – Ты же на человека не похож…

– Ну да, я похож на женщину, – обреченно изрек Женька.

Он смотрел на маму, которая сегодня даже повязала фартук и кипятила на кухне что-то зловонное. Он разглядывал мамино чистое лицо, чуть припухшее и покрасневшее от тщательной уборки макияжа. Мама выглядела совсем юной, растерянной и раздосадованной. Женька смотрел на нее и понимал: волею лукавой судьбы – это самый близкий его человек. И если не с ней советоваться, делясь сокровенным, тогда с кем?

– Мам, я конкретно влип! – сказал он, расстегивая тугой ворот узкого платья. – Не знаю, как дальше быть…

Мама с минуту в замешательстве смотрела на него, в ней явно родитель боролся с воспитателем, победило кровное родство.

– Ах, ты бедный мой ребенок! – Она склонилась над Женькой и обняла, вжимая его лицо в крутые и плотные чашечки бюстгальтера. – Ну, ничего, сейчас ты мне все расскажешь, и мы что-нибудь придумаем…

Внезапно оказавшись у материнской груди под конец этого событийного дня, Женька совсем раскис. Ему всерьез захотелось всплакнуть, и слова хлынули из него градом. Наконец он излил свою душу…

Уже к ночи, голодные после маминого бездарного ужина и вконец опустошенные долгим откровенным разговором, Женька с мамой расползлись по кроватям. Решение было принято – Ника должна как можно скорее узнать правду! И пусть истина опередит недоброжелателей. В остальном же мама довольно сносно отнеслась к вынужденному балагану. Хотя Женька подозревал, что она просто обрадовалась возвращению старых шмоток, втайне пожалев о необдуманном транжирстве. Так что они даже успели обменяться парой нарядов, и Женька заполучил шерстяное теплое платье из новых маминых приобретений. Также подсластили пилюлю школьные успехи сына – плод регулярных спектаклей.

За окном бушевал ветер, он бился в стекла, будто хотел перевернуть все вверх дном в Женькиной комнате. И рамы тихо ныли под его натиском. Осень носилась по городу, впопыхах срывая последние листья с деревьев, она спешила покинуть свои владения. Улицы вымораживались от поступи новой хозяйки – к Москве приближалась зима. И Женька еще не знал, что готовит ему эта Снежная королева, каким испытаниям его подвергнет. А если бы и знал, то предпочел бы до весны не вылезать из своей теплой кровати. Забраться под легкое, пуховое одеяло, залечь в спячку, как медведь. И пусть бы невзгоды обошли стороной, притворившись иллюзией снов. Женька спал, и вокруг него бродили смутные образы, карауля новый день. Которому, возможно, суждено будет стать поворотным в этой странной истории…

– Евгений, не будь ослом! – Эля была в ударе и выбрасывала слова изо рта, точно ядра из пушки.

Женька никогда не видел ее такой. Волосы вились над головой, как змеи, глаза метали молнии, она была по-настоящему разгневана.

– Но мы же сразу договорились, что обо всем расскажем Нике, – неуверенно вставлял он. – Да что с тобой такое?

Эля летала из угла в угол, точно тугой мяч – стремительно и бесцельно.

– Я рискую доверием родителей! Я все свободное время трачу на то, чтобы натаскать тебя к сдаче экзаменов! – разбрасывала по сторонам. – К тому же эта противная Николь постоянно мозолит глаза… а как она мерзко хохочет! Я все жду, когда же у нее закончится воздух, и она закатится от смеха, а потом шлепнется замертво прямо посреди этой комнаты…

Эля покровительственно ткнула пальцем в пол, будто смерть Ники была предрешена и более не вызывала сомнений. На лице ее даже отразилось некое животное удовлетворение, Эля продолжила еще более воодушевленно:

– И вот, когда я добилась таких успехов! Когда ты наконец стал пристойно учиться и у тебя появились шансы на достойное будущее. Именно теперь ты решил все испортить?

– Ну что ты, я этого и в мыслях не имел! – оправдывался Женька, на всякий случай обходя стороной то место, где покоилась воображаемая Николь. – Я хочу лишь быть собой…

Эля остановилась, вперив в Женьку колючий, как репей, взор. И как Женька ни вертелся, пытаясь сбросить с себя эту обузу, взгляд залип крепко, не отпуская и на миг.

– Вот и будь собой. Только в женском платье. – Окончательно пригвоздила Эля. – Как только ты снова почувствуешь себя в брюках – нашему делу настанет конец. Я знаю.

– Да, с чего ты это взяла? – Женька впервые повысил голос.

Ему уже порядком надоело чувствовать себя виноватым без всякого повода. Эля даже не дрогнула, продолжая буравить Женьку своими железными глазками.

– Между вами начнутся все эти противные шуры-муры, – кисло сказала она, – ты и думать забудешь об уроках…

– Считаешь, между нами может что-то начаться? – невольно размечтался Женька, лицо его поплыло, щеки бесстыдно ползли к ушам.

И это было огромной ошибкой. Узрев счастливую гримасу, Эля совершенно осатанела:

– Ты даже сейчас смотришь на меня в упор, а видишь свою Нику!

– Да что ты, – спохватился Женька, однако с оттенком недовольства. – Я весь внимание.

– Что ты врешь? Ты же никогда! Никогда не видишь меня! – Лицо Эли как-то скуксилось, она еще больше подурнела. – Раньше я не задумывалась об этом. Ты всегда витал где-то в иных мирах, казалось, ничего не замечаешь вокруг. Но теперь я вижу, все иначе… Ты все делаешь ради нее… А я, я… Я что неинтересный для тебя человек, да?

Женька был совершенно раздосадован, более всего его злило то, что он не желал сейчас сочувствовать Эле, входить в ее положение, да и вообще – говорить о ней. Впервые дружба готова была дать серьезную трещину, Эля перетягивала внимание на себя, когда Женька оказался в таком неприятном, даже ущемленном положении. Когда ему нужны были поддержка и понимание. И вместо этого его встретили упреки. Ему зачем-то захотелось съязвить.