Ксения Беленкова - Эффект лучшего друга

В одном таилась загвоздка: до сих пор Ника видела в нем лишь забавную девчонку, с которой так легко и весело учить уроки. У Женьки язык не поднимался сказать правду и, быть может, разрушить то доверие, что успело возникнуть между ними. Эля утверждала, будто Ника тут же заложит их, вынесет эту безобидную ложь на семейное порицание, тогда совместные занятия придется прекратить. Но это пугало Женьку куда меньше, чем вероятность быть отвергнутым любимой лишь за малую шалость – учить уроки в тягучих колготках и дамском платье. Дни спешили за днями, Ника хвалила Женьку за оптимизм, смекалку и находчивость. Ей даже нравились его естественно-широкие брови, низкий бархатистый голос, порой вылезающий из-под деланого фальцета и длинные ступни. Будто бы теперь это ценилось в модельном бизнесе. И все шло довольно сносно, пока мироздание не осмелилось столкнуть Женьку с прошлым, причем – в самый неподходящий момент.

Это случилось в тот ясный осенний день, когда на пороге зимы вдруг просыпаются мухи, выхваченные из дремы нежданным теплом. Когда на улице волосы липнут к голове под шапками, время которых давно настало, вот только природа будто забыла об этом, расстилая по городу парной, чуть дрожащий воздух.

Притомившись, слегка разомлев от занятий, девчонки вылезли на балкон. Сейчас между ними не было напряжения, Женька и сам забыл, что он парень. Они подставляли лица теплому ветру, ловили лбами солнечные лучи. Смеялись, свешивая плечи и руки к полысевшим деревьям с редкими рыжеватыми листьями. Эля как раз пыталась ухватить короткими пальцами кленовый вертолетик, что кружил в воздухе, когда кто-то окликнул ее с верхнего балкона:

– Энциклопедия, ты там никак гербарий для биологии собираешь?

Женька тоже устремился было сцапать шустрый вертолетик, но тут чуть не выпал с балкона, как птенец из гнезда. Он распахнул рот и задрал голову, будто ему в рот вот-вот должны сунуть червяка. Сверху на него пялился сам Титяков! Теперь стало понятно, отчего тот частенько ошивался здесь: просто квартира его была этажом выше.

– Титяков, отвали, – испуганно прошипела Эля. – Не смешно…

– А ты с подружками? – Титяков перегнулся через борт и буквально повис вниз головой, пытаясь разглядеть всю веселую компанию. – Я тебя где-то видел! – Он уткнул в Женьку тощий палец.

И Женька понял, час его пробил: сейчас Ника узнает всю правду о нем от какого-то тупоголового оленя.

– Скройся с глаз, Титяков! – Эля воздела к небу внушительный кулак, одновременно отжимая Женьку от края балкона, скрывая в тени своей широкой спины.

Женька зачем-то зажмурился, отвернул окривевшую мордочку в сторону, желая одного, остаться неузнанным. Он не увидел, как Титяков, ничего толком не разобрав, испуганно смылся с балкона, будто кулак Эли мог каким-то образом взлететь и огреть его по лбу. И все могло счастливо закончиться в тот же миг, без великих последствий. Ребята разошлись бы по квартирам, и жизнь закрутилась-завертелась, перемалывая ложь и правду каждого момента в единую истину бытия. Но случиться этому было не суждено, так как с верхнего балкона уже опрокинулась вниз вторая физиономия. И следом раздались обличительные слова:

– Какие люди! Женя Рудык! Никак, ты в образе?

Холодный голос Кая резанул, точно сталь острого ножа. От неожиданности Женька распахнул глаза и поднял лицо, уставившись прямо в высокомерную физиономию Стаса Ищенко. Кулак Эли как-то обмяк, рука безвольно поползла вниз, точно повинуясь покровительственному взору Ищенко. Ника с интересом разглядывала свалившегося с неба мальчишку инородного, ангельского облика. И ветер играл ее волосами, точно струнами волшебной арфы, казалось, вот-вот зазвучит мелодия, но вместо этого раздались грубые, насмешливые слова.

– Что это еще за чудовищный наряд! – без удивления на каменном лице кинул вниз Стас. – Рудык, тебе совершенно башню снесло? До сих пор так переживаешь по поводу потерянной роли?

– Закрой рот, кишки продует! – неожиданно и дерзко выкрикнула Ника, улыбаясь Стасу в лицо. – Что ты пристал к ней?

– К ней? – эхом повторил Ищенко.

Кажется, впервые по лицу Стаса проползло что-то напоминающее легкое смятение, он вдумчиво оценивал ситуацию. За его спиной робкой тенью снова возник Титяков, он что-то спрашивал, боязливо высовывал физиономию и косился на Элин опущенный кулак. Женьку распирало от чувств, и ветер разносил пар, что, казалось, шел у него из ушей, так как внутри все кипело и бурлило. Ника заступилась за него!.. Или за нее? И как теперь выпутываться из этой глупейшей ситуации, в которой оппозиция держала очевидный верх.

– Женька, не обращай на него внимания! – Ника покровительственно уложила ладонь на костлявом Женькином плечике и демонстративно громко произнесла: – Парни всегда прикалываются над девчонками, которые им нравятся…

– Девчонками? – все еще калькулировал мозгами Стас.

– Инфантил! – уже не поднимая головы, крикнула в ответ Ника и тут же снова обратилась к Женьке: – Так твоя фамилия Рудык? Красивая! А про какую роль говорил этот хам? Ты где-то играешь? Так интересно!..

– Это долгая история. – Женька потянул Нику за собой обратно в комнату. – Я недавно ушла из искусства. Мне предложили роль Маленькой разбойницы, понимаешь?

– Понимаю! – Ника все еще сжимала Женькино плечо, точно хотела выдавить из него зубную пасту. – Это так пошло!

Женька подозрительно покосился на подругу. Но она уже не видела ничего вокруг себя, взгляд ее упал в какие-то неведомые душевные глубины, теперь она была погружена в себя без остатка. И только дыхание вырывалось чаще обычного, да разрумянились щеки, хотя, вероятно, они просто слегка обветрились за время, проведенное на балконе. И Женька опять забыл обо всем, утонув в ее красоте. Опасность разоблачения осталась где-то на берегу, но теперь зачем-то взывала оттуда назойливо и упорно: Женя!.. Женя!..

– Женя, да очнись ты! – Эля схватила Женьку за вторую руку: девушки буквально рвали его на части. – Ты ловко смоталась с балкона, но Ищенко просил передать, что ваш разговор еще не окончен…

Меньше всего Женьке хотелось сейчас слушать угрозы. Его не разоблачили и отлично! А если бы и так – пусть спектакль оборвется! К черту узкие платья и колготки, в которых толком не гнутся ноги! К черту сдавленный фальцет и девичьи обручи, от которых за ушами образуются синяки. Пусть маска будет сброшена, пусть…

– И что, ты думаешь, он может мне сделать? – нетерпеливо отмахнулся Женька.

– Этот отморозок Кай? – Эля все же оттянула друга в сторону и жарко шипела в ухо. – Да что угодно…

Но тогда Женька и представить себе не мог, что ждет его впереди.

Тем же вечером Женька и Ника вышли из подъезда вместе, держась за руки. Улица утопала в свете фонарей, горели окна невысоких кирпичных домов, а на асфальте плавились вчерашние лужи. Женька собирался прошмыгнуть тихим сквером, а затем маленькими двориками к своему дому, чтобы никто ненароком не пристал к одинокой хрупкой девушке. А Нику давно и послушно ожидал шоколадный «Фольксваген» со спящим водителем, что тяжело навалился локтями на руль. Ребята стояли в темноте осеннего вечера, залитые неоновым светом, как две нежные подружки. И Женька томился от чувств, впервые ему казалось маленьким мамино платье, что сжимало ребра, не давая как следует продохнуть. Ника была прекрасна: ей шел этот старый кирпичный дом за спиной, ей шли буреющие газоны, даже жестяной, чуть провисший от времени козырек подъезда удачно оттенял лицо, делая его немного загадочным. И рука так доверчиво покоилась на Женькиной ладони, что ему хотелось сейчас же стать лучше, добрее, смелее…

– Слушай, Женька, как же здорово, что мы подружились! – Ника по-приятельски облокотилась на Женькино плечо и потерлась лбом о его висок. – У меня никогда раньше не было такой… Cооl… как это у вас говорят?.. Отвесной подруги!

– Какой-какой? – не разобрал Женька. – Отвесной? Ты хотела сказать «крутой»? – Он смеялся, забывая переходить на фальцет. – Или отвязной?

– Да, точно, крутой! Мне папа рассказывал, это русский жаргон или сленг. – Она забавно растягивала гласные. – А что такое отвязная?

– Слушай, ну, не все же сразу. – Женька почти позабыл, что он сейчас девчонка. – Поговорим об этом завтра…

– Хорошо! – Ника легко прикоснулась губами к Женькиной щеке, а потом восторженно заглянула в лицо. – Знаешь, с тобой всегда так легко и весело, а главное, не надо притворяться умной и целеустремленной, вести себя правильно, оправдывать чьи-то ожидания. Ты умеешь быть собой, никому не подражаешь, не ждешь одобрения – и это здорово! – Она задрала вверх большой палец с ярким красным ноготком. – Тогда, до завтра?..

– До завтра! – шепнул Женька, так как голос отказал ему.

Щека его горела, как обожженная пламенем. Он смотрел в спину убегающей Нике и хотел тотчас выпрыгнуть из платья. Казалось, притворяться дальше нет больше сил. Точно волшебница, сказочная фея, Николь подлетела к машине и лишь коснулась рукой ее дверцы, как «фольксваген» ожил, водитель проснулся, вытаращив припухшие глазенки, двигатель тут же затарахтел, зажегся ближний свет фар. Автомобиль пыхтел, грея асфальт, но вот тронулся с места и медленно прокатил мимо Женьки. Ника кивнула из-за стекла, чтобы через миг исчезнуть, раствориться в вечернем шуршании машин. А Женька все глядел в пустой двор, и в нем распухала уверенность, что с этим балаганом пора завязывать. И как только он подумал об этом, словно по волшебству, в спину ударился знакомый костяной голос:

– Женя, ну ты красава! Отменный спектакль!

А затем послышались редкие, громкие хлопки, звук которых отлетал от стен, эхом проносясь по двору.

– Что тебе надо, Ищенко? – Женька устало повернул к нему украшенную обручем голову. – Как ты вообще здесь оказался? Тебе что, приплачивают, чтобы портил мне жизнь?

Ищенко не засмеялся, он сделал шаг к Женьке, бесстрастно глядя в его раскрасневшуюся физиономию.