Настя вроде как надулась, отпуская руку, а он через пятнадцать минут действительно вернулся с небольшой коробкой, вручил, снова завел мотор.

Дома их ждал пустой холодильник, гора льда и приятнейший из всех возможных душ комнатной температуры.

Только в одном план Имагина провалился – ночью все же чуть-чуть стоналось, но против этих стонов Глеб, кажется, не имел ничего.

***

Неделя до той самой субботы, в которую они должны были предстать в качестве пары на Человеке года, пролетела слишком быстро. Утром, заварив Глебу кофе, а себе налив какао, Настя долго курсировала рядом с календарем, подозревая, что это все именно его происки и саботаж.

Неужели действительно семь дней пролетело, а она… А она ни в зуб ногой. Ни морально не готова, ни физически.

– В шесть выезжаем, – Глеб же абсолютно не волновался. Попивал кофе, то и дело тянулся за гренками, щедро намазывал маслом, сверху ляпал переданное Натальей варенье, а потом кусал, чтобы начать меланхолично пережевывать, скользя пальцем свободной руки по экрану планшета, периодически хмыкая или хмурясь.

У него-то субботнее утро, самое время расслабиться, полистать новости, насладиться едой, потом на диване поваляться, а вечером собраться за двадцать минут, и вперед…

Настя посмотрела на своего мужчину раздраженно, фыркнула, сделала еще пару ходок рядом с календарем. Ожидаемо, проблему это не решило.

Потому девушка решила действовать кардинально. Подошла к Имагину, стукнула донышком пустой уже чашки о столешницу, дождалась, пока на нее поднимут взгляд, уперла руки в боки, нахмурилась.

– Не пойду я, Глеб. Боюсь.

Выпалила, сама же себе кивнула, мол, одобрила, а потом развернулась, собираясь сбежать. В идеале – из дому. В каком-то парке погулять, к маме съездить, может даже в школу, самой позаниматься, но реакция у Имагина хорошая – схватил за руку, вернул на исходные, развернул.

– Чего боишься? – отложил гренку, свою чашку отодвинул – это уже просто на всякий пожарный, вытер пальцы о салфетку, сжал оба девичьих запястья руками.

– Опозорить тебя.

Имагин хмыкнул.

– Ты как-то конкретно собралась позорить? Или по ходу дела придумаешь?

– Я вообще не собираюсь этого делать, просто… а вдруг? Я на таких мероприятиях не бывала ни разу… Точнее бывала… На подобных. Но мы там танцевали. А когда танцуешь, знаешь ли, немного не до наблюдений, а потом уже и не хочется. А у тебя там друзья, может, будут. Люди разные важные, и тут я…

Девушка округлила глаза, произнося 'я' с особым чувством.

– Такие глупости иногда несешь, Веселова…

Девушка снова нахмурилась, где-то на грани обиды, но Глеб говорил искренне, потому извиняться не спешил.

– Вот и посижу дома… Со своими глупостями. Чтоб там чего-то лишнего не ляпнуть.

– И всю жизнь потом будешь дома сидеть? Или как? Никогда не думал, что ты настолько в себе неуверенна.

Надулась еще сильней. В принципе, это было Глебу даже на руку. Еще немного надавить, и разозлится. Разозлится настолько, что пойдет уже из принципа – чтоб доказать, что он неправ.

– Ну не хочешь, останемся дома. Только позвоню отцу, скажу, что ты отказалась, объясню…

– Имагин, ты провокатор! – Настя выдернула руки, сложила их на груди.

– Ага, – а мужчина расплылся в улыбке, снова развернулся к столу, хватая свою излюбленную гренку, от которой пришлось отвлечься из-за одной жестокой женщины. Глеб окинул ее взглядом практически с щенячьей нежностью… не женщину – гренку, а потом собирался совершить акт всепоглощающей люблю. Поглотить не получилось. Все та же жестокая женщина не дала. Забрала, развернулась, направилась прочь из кухни, виляя бедрами и пожевывая чужую гренку. – Чтоб в шесть была готова, Настька! Ждать не буду. В каком состоянии поймаю, в таком и повезу, усвоила?

Она, наверное, усвоила, но говорить об этом не стала. Вышла из кухни, прожевала, привалилась к стене, постукивая ногтями по стене, раздумывая…

Увильнуть не получилось, возможно, это даже к лучшему. Она ведь хотела наконец-то познакомиться с его друзьями. Боялась, но хотела. Вот он – шанс. Ее же задание состоит в том, чтоб не упасть в грязь лицом. Придется постараться, но… Оно того стоит. Чувствовать себя достойной рядом с ним, ловить его восхищенные взгляды – неплохая плата за возможные страдания.

***

Особых страданий не приключилось.

Тем утром к ним завалился Андрей, как всегда, разрушая своим приходом все планы.

Они с Глебом общались очень даже неплохо. Настолько, что сначала Настя все ждала подвоха со стороны брата. Думала, тот создает видимость, пыталась найти во взгляде отголоски тех эмоций, которые, как она считала, мальчик-подросток, максималист, переживающий все прелесть переходного возраста, просто обязан испытывать к человеку, причастному к смерти собственного отца, но…

Андрей иногда приходил к ним, они с Имагиным нормально общались… и все. Просто общались. Над чем-то шутили. Над чем-то таким, что Настя совершенно не понимала, вместе садились у телека, доставали пульты для игры в приставку, рубились часами, то гоняя по трассам, то колошматя друг друга в облике каких-то уродливых супергероев.

В такие моменты Настя чувствовала себя немного лишней, даже чуть-чуть ревновала, хотя умом и понимала, что должна бы радоваться. Она и радовалась, когда наигравшись, Андрей уносился дальше по своим важным мальчишеским делам, а Имагин начинал ластиться к ней, вспоминая, что выходные можно провести еще и со своей девушкой. Но все равно иногда проскакивала мысль, что ведет себя патологически ревниво. Видимо, все дело в том, что они вместе еще не так-то долго, всего-то три месяца. Разве срок? Живут в одной квартире только полтора, что он, что она много времени проводят вне дома, успевают соскучиться, а выходные – по праву принадлежат им. Каждый раз, думая о подобном, Настя убеждала себя, что это скоро пройдет. Когда? Вопрос пока оставался без ответа.

Сегодня Андрей провел у них всего каких-то два часа. Они с Имагиным привычно уже порезались в очередную игруху, бахнули по коле, умяли по огромной тарелке борща, будто сами прыгали по крышам и убегали от преследователей, а не гоняли фигурки по экрану, потом обсудили какие-то планы насчет совместного похода на футбол, пожали друг другу руки… Насте от брата во время этого визита досталось короткое 'привет, систер', а потом такое же 'пока, систер'.

Сразу видно – соскучился братец. По ней.

Вот только рассуждать об этом было некогда – стрелка клонилась к шести, а предстояло собраться, настроиться, еще разок перебояться и шагнуть в пропасть… В смысле выйти с Глебом в люди.

Купленное для встречи с родителями платье пришлось очень кстати, как и недавний подарок Глеба – кулон на длинной цепи в форме замысловатых геометрических переплетений.

В шесть, как и обещал, Глеб готов был ловить и везти в том состоянии, в котором поймает, но внутреннее чутье подсказывало, что лучше дождаться, пока дама выйдет добровольно.

Слушать чутье пришлось на протяжении еще двадцати минут. Чутье, а еще звук двигающихся коробок и летящих на пол туфель – Настя выбирала обувь.

Зато когда вышла, Глеб понял, что ждал не зря.

Она боялась опозориться, а позор, похоже, светил ему. Позор и слава разъяренного собственника, которому предстояло отгонять от своей бабочки разных насекомых, которые непременно слетелись бы, чтобы поглядеть на крылышки, и не только на них.

Бабочка же приблизилась, дотянулась до мужских губ, коснулась их:

– Дыши, Имагин. Но за комплимент, спасибо.

А потом подошла к зеркалу, нанося помаду на губы. Видимо, за комплимент был засчитан взгляд.

Глава 22

Увидеть бабочку во сне – очень благоприятный знак. Сонники единогласно трактуют такой сон, как сулящий удачу, богатство, любовь. (с)


***

Как и любые нервы, потраченные перед каким-то важным событием, эти были потрачены зря. Не так страшен волк… Да волков там и не было, просто люди.

Первая часть вечера – та, которая официальная – понравилась Насте больше, просто потому, что от нее требовалось сидеть, смотреть, улыбаться, слушать, если Глеб склонялся к уху, чтобы что-то сказать, иногда тянуться к его руке, невзначай поглаживая, чтоб убедиться – он рядом, все хорошо.

А вот вторая впечатлила меньше. Частично потому, что к моменту начала фуршета, она успела уже устать, а частично потому, что теперь нужно было еще и здороваться, тщетно пытаться запомнить хотя бы часть имен, отвечать на вопросы, задавать свои… И все это с поддельным, но таким, чтоб казался крайне искренним, энтузиазмом.

К Глебу подходили очень часто. Они практически ни разу за вечер не остались наедине. Всем было что сказать Имагину, кто-то передавал приветы отцу, кто-то рад был видеть именно его, кого-то интересовала очаровательная спутница.

В первом случае Глеб тепло улыбался, обещал, что обязательно передаст родителю приветствия, справлялся о здоровье, во втором – вскользь поднимал какие-то вопросы, немного шутил, смеялся, договаривался созвониться на неделе, в третьем… Настю непременно притягивали за талию к теплому боку, представляя своей девушкой. Каждый раз на этом 'моя' делалось такое ударение, что даже сама Настя непроизвольно вздрагивала. Будто кто-то претендовал… А даже если бы претендовал, будто это имело значение…

Наконец-то, на втором часу мероприятия, поток паломников к Имагину иссяк. Ася подозревала, что это ненадолго, но все равно выдохнула. Еще бы туфли снять, а то жмут, заразы, ну и платье расстегнуть, а то давит, сволочь, и шпильку одну вытащить из прически, а то саднит, скотина…

– Видишь вон ту пару? – из очень даже воинственных раздумий Веселову выдернул вопрос Глеба.

– Да.

– Самарские…

– Мммм… – Настя протянула, посчитав, что, видимо, упоминание фамилии должно многое ей объяснить. Хотя, на самом деле, не объяснило ничего. Впрочем, как и фамилии еще десятка тех, кто уже был представлен.