– Вы прикололи цветы к волосам? – Он мучил сам себя.

– Нет. Только жемчужные серьги в ушах, жемчужное ожерелье в таком же стиле и браслет.

Стивен молчал, воображая, насколько она хороша. Он знал, насколько она хороша.

– А что, нужно было?

Он нахмурился.

– Может, вам лучше спросить об этом лорда Сиденхема или какого-нибудь другого мужчину, зрячего? Он вам и посоветует.

Дельфина подошла ближе. Теперь он ощутил запах ее духов, вдохнул его. Запах цветов, экзотичный и пьянящий.

– Еще на мне шаль, тоже шелковая, расшитая розовыми и серебряными розами. На ногах розовые атласные туфли с серебряными бантами, – продолжала Дельфина, задыхаясь. Потом взяла его руку. – Забыла упомянуть об атласных белых перчатках.

Он сжал ее руку.

– Я не способен разглядеть все это. Можно мне потрогать платье, чтобы ощутить материал? А где… можно до него дотронуться, чтобы это было прилично?

Дельфина положила его руку себе на талию и присела рядом на кушетку.

– Вот здесь. Ваша рука уже лежала на этом месте. В Брюсселе.

– Вальс… – тихо произнес Стивен.

Его последний танец. Он коснулся ее лица, провел кончиком пальца по щеке, по изящно изогнутым бровям. Ресницы у нее были колкими. Она вздохнула, но не шелохнулась. Он проглотил комок в горле. Надо было остановиться, отодвинуться, но Стивен наткнулся на челку, убрал ее со лба, затем передвинул руку и поймал серьгу с висевшей жемчужиной.

– Вы дрожите? – спросил он.

– Слегка, – ответила она шепотом.

– Почему?

Подушечкой большого пальца он нашел ее губы, теплые и мягкие. Дельфина не ответила. Вместо этого прислонилась к нему, и теперь он был готов нежным поцелуем прикоснуться к ее губам. Ее затянутые в атласные перчатки руки поднялись к его лицу, губы открылись навстречу. Стивену захотелось прижать ее к себе, заключить в объятия, уложить рядом на кушетку, но так он помнет ей платье, испортит прическу. К черту! Он наклонился к ее губам и припечатал их поцелуем. Дельфина что-то тихо промычала, когда он приоткрыл ей губы и кончиком языка поласкал ее язык. Это был протест? Или проявление желания? Как Стивен мог узнать это, если не видел выражения ее глаз? Ее губы были сладковатыми на вкус, и он закрыл глаза, представив себе, что слепоты нет, что сейчас он снова откроет глаза и увидит ее. И сосредоточился на нежности ее кожи, на жаре, который струился через шелк платья, и на сводившем с ума, потрясающем вкусе ее губ. Его рука, лежавшая у Дельфины на талии, двинулась вверх, наткнулась на грудь. Потом осторожно накрыла ее.

Неожиданно тихий звук привлек его внимание. Она ничего не слышала. То ли покашливание, то ли шаги по вощеному полу. Стивен опустил руку. Дельфина ахнула и резко отпрянула.

– Ник! Я просто… – И замолчала.

– Мы доберемся до места за полночь, если не выедем прямо сейчас.

Это был Николас. Стивен чувствовал, как он недоволен. Наверняка готов испепелить его взглядом. Ему было наплевать. Он слышал, как Дельфина поправляет шаль, как учащенно дышит. Сколь далеко бы они зашли, не появись Николас? Он облизнул губы, все еще сохранявшие ее вкус.

– Я просто… – опять начала она, явно под мрачным взглядом Николаса.

Если можно было бы услышать, как звучит женский стыд, Стивен, без сомнения, услышал это.

Она быстро направилась к дверям, каблучки ее туфель – атласных, розовых, с серебряными бантами – простучали каденцию отступления.

Он слушал удаляющиеся шаги и рисовал ее образ в воображении, но только не в кремовом платье – в золотистом, с маргаритками в волосах, без жемчугов, с блестевшими в свете факелов зелеными глазами. Когда Дельфина поцеловала его на прощание.

Глава 33

Трехолм предстал перед ними крепким зданием, сложенным из серого камня и солидно возвышавшимся посреди аккуратно подстриженной лужайки. Изящество или живописность тут отсутствовали полностью. Это лишь подчеркивало то, что граф Холидон придерживался бескомпромиссных убеждений.

– О, как… мрачно! – произнесла Мэг, оглядев фасад из окна кареты. – Мне кажется, дому не хватает женской руки. Как я поняла, лорд Холидон вдовствует уже почти двадцать лет.

Дельфина дома не заметила. Она думала о Стивене, ее тело продолжало звенеть от его поцелуя. Она с трудом подавила в себе желание потрогать губы, не сомневаясь, что они все еще припухшие. Николас сидел напротив. Что за мысли занимали его, было непонятно. Полдороги он хмуро рассматривал ее. Дельфина вздернула подбородок. Поцелуй был вещью недопустимой. Вероятно. Но она уже целовалась и до этого. И сама поцеловала Стивена в ночь перед сражением… Всех тех, с кем ей довелось поцеловаться до того раза, она даже не могла вспомнить – ни их лиц, ни имен, ни даже своих ощущений. Она бросилась в объятия Стивена в Брюсселе, чем очень удивила его. Хотя он поцеловал ее в ответ. Полностью владея собой.

А этот его поцелуй был нежным и осторожным, как и его прикосновения. Совершенно другое впечатление, никакого намека на прощание. Это больше походило на начало, чем на конец. Если бы Николас не вошел, куда завел бы их этот поцелуй? В груди покалывало, тело пылало огнем. Она бросила взгляд на Николаса: тот рассматривал ее и хмурился, – кровь бросилась в лицо, и Дельфина снова отвернулась к окну.

Лорд Сиденхем торопливо сбежал по лестнице, как только их карета остановилась. Он пожелал сам помочь Дельфине сойти на землю, подав ей руку. Его красивое лицо озарялось приветливой улыбкой.

– Добро пожаловать в Трехолм, леди Дельфина и ваши светлости. Отец и сестра дожидаются вас в большом салоне. Трехолм может похвастаться двумя салонами и прекрасной музыкальной гостиной, которая предстанет перед вами во всем великолепии после ужина.

Дельфина нацепила на лицо дежурную улыбку, когда лакеи широко распахнули двустворчатые двери и пригласили гостей войти в довольно темный холл. Посредине возвышался мраморный столп, на который был водружен мраморный бюст герцога Веллингтона в лавровом венке.

– Я думаю, вам понравится статуя, Темберлей, – сказал Сиденхем. – Мой отец купил ее после битвы при Вимейру[1]. Поразительное сходство, как мне кажется, хотя я никогда не имел чести встречаться с герцогом в жизни. Что скажете, ваша светлость?

Николас оценил одухотворенность мраморного изваяния.

– Я действительно наблюдал такую решимость в чертах лорда Веллингтона.

Лорд Сиденхем усмехнулся, но его глаза не отрывались от Дельфины.

– Прекрасно!

Смог бы он повторить это, узнав, что она только что целовалась?

В салоне им настречу поднялся пожилой господин и тяжело оперся на трость. Дельфина торопливо подошла к нему и присела в низком реверансе.

– Вы не должны вставать, лорд Холидон. Я знаю, вы нездоровы. Пожалуйста, сидите.

Он окинул ее негодующим взглядом.

– Вы дочь моего знаменитого соратника, миледи, гостья в моем доме. Я нахожусь в компании герцога и герцогини. Кроме того, я не настолько слаб умом, чтобы забыть о манерах. – Старик стукнул тростью в пол. – Сейчас слишком многие забыли об общественных приличиях, – обвиняющим тоном произнес он.

Пока Дельфина придумывала, что сказать в ответ, Сиденхем вывел вперед сестру.

– Позвольте представить вам леди Элис Ардмур – жену сэра Ричарда Ардмур-Гартдина. Элис, это его светлость герцог Темберлей и ее светлость герцогиня и очаровательная леди Дельфина Сент-Джеймс.

Оценивающе оглядев Дельфину, леди Элис поджала губы. Она была настолько же узкой в кости и худой, насколько ее брат высок и широкоплеч.

– Как я поняла, вы приехали сюда всего несколько дней назад, леди Элис. Мне очень приятно воспользоваться возможностью познакомиться с вами. – Дельфина сделала реверанс.

– Так и есть, – не изменившись в лице, подтвердила Элис. – Сэр Ричард остался в Лондоне, а в Гартдине идет ремонт. Ничего не поделаешь: пришлось уехать оттуда, пока не закончатся работы.

Сиденхем тихо засмеялся.

– Не будь такой скованной, Элис. Она у нас недавно купила новый рояль фирмы «Плейель», самый лучший, и теперь в ожидании, когда это чудо доставят из Парижа. Музыкальная гостиная в Гартдине будет целиком отремонтирована к его прибытию.

– Это так же волнующе, как и ожидание рождения ребенка, ваша светлость, – обратилась Элис к Мэг.

– Что за разговоры! – проворчал лорд Холидон. – В наше время мы старались не упоминать о волнениях женщин ни из-за беременности, ни из-за нового рояля.

– Вы увлекаетесь Бетховеном, насколько мне известно, – каким-то недовольным тоном обратилась Элис к Дельфине. Это было совсем неудивительно. Ее собственная мать с сомнением относилась к его музыке. Бетховен, по ее мнению, возбуждал чувства, которых лучше не касаться. Это особо относилось к впечатлительным дамам.

– Мне нравятся его произведения для фортепиано, – осторожно сказала Дельфина.

– Этих нот вы здесь не найдете: отец настроен против Бетховена, – заметила Элис.

– Кошмар! – прорычал Холидон. – «Том Боулинг» – вот это музыка! Она вызывает правильные чувства и не утомляет человека. Всегда приятно послушать добрую английскую песню, ловко сыгранную и чисто спетую.

– Я ее очень хорошо пою, – вмешался Сиденхем. – Элис аккомпанирует мне на рояле. Инструмент здесь у нас, в Трехолме, конечно, не плейелевский, но тоже вполне приличный.

– У моего брата чудесный голос – ясный, как летний воздух. Он очень хорошо поет, хотя никогда этому не учился, – с гордостью заявила Элис.

Сиденхем вспыхнул.

– Признаюсь, если бы я не был наследником своего отца, то поступил бы на сцену.

– Только через мой труп, – отрезал Холидон. – Позови Чалмерса, Элис. Неужели ужин еще не готов?

Чалмерс оказался таким же мрачным и серым, как сам дом. Лорд Холидон взял Дельфину под руку и повел ее в столовую. За ними следовали Николас и Элис, а Сиденхем сопровождал Мэг.