Дельфина похлопала мать по руке.

– А я не сомневаюсь, что все будут увлечены разговорами о победе и обо мне не вспомнят. – И непременно найдутся претенденты, которые закроют глаза на скандал, лишь бы наложить лапу на ее приданое.

– Только до того момента, пока ты не появишься перед ними на верхней площадке лестницы в Ниланд-парке как потенциальная жена и мать. Тогда они станут думать только о тебе.

– Должна ли я принести извинения за то, что не намерена присутствовать на домашнем приеме? Без меня скандал забудется еще быстрее.

Графиня выпрямилась.

– Не намерена присутствовать? А как мы объясним это в обществе?

– Так и объясните: ваша дочь отправилась с визитом к близкой подруге, герцогине Темберлей, в ее поместье в Дербишире. Мэг тоже была в Брюсселе, а Николас – герой войны. Они окружены почтением всего общества. Будь уверена: их компания только укрепит мои связи, даже в глазах отца.

Мать задумалась.

– Они устроят у себя домашний прием, пока ты будешь там?

– Сомневаюсь. Лето пройдет тихо и спокойно. Надо отдохнуть и прийти в себя. – Она помолчала. Нужно было как-то уговорить мать. – После… – Ах, ладно! – После суровых испытаний в Брюсселе я хочу провести несколько мирных недель с друзьями.

Графиня задумчиво покусала губу.

– Темберлей-Касл ведь находится недалеко от Трехолма, не так ли? А граф Холидон – старый друг твоего отца и наверняка все лето проведет в своей резиденции. У его прямого наследника четыре тысячи годового дохода, а потом он получит огромное состояние. Когда мы последний раз виделись с его сиятельством в Лондоне, он выглядел неважно. Может, навестишь их, чтобы засвидетельствовать наше почтение?

Дельфина почувствовала, как озноб ужаса пробежал по спине. Опять сватовство! Неужели у матери нет других забот? У графини имелся длинный список потенциальных женихов. Она просто вычеркивала того, кто почему-то перестал ее устраивать, потом направляла свои взоры на следующего кандидата из списка и подталкивала Дельфину в его объятия. Список включал сведения о титуле, доходах, количестве земель во владении и о политических симпатиях. Отец никогда не одобрит жениха, чья политическая позиция будет отличаться от его собственной. Пусть уж лучше дочь выйдет за католика, но только не за вига.

– Я обязательно нанесу визит лорду Холидону, – усмехнулась она. – Мне захватить с собой баночку с мазью для растираний или, может, корзину фруктов?

Графиня фыркнула.

– Прекрати изъясняться в таком тоне, Дельфина. Просто не упусти случай провести с его наследником побольше времени. И надень что-нибудь соответствующее. – Она рукой показала на своей груди уровень, до которого дочери будет позволительно опустить вырез платья, чтобы было пристойно и одновременно привлекало мужской взор.

– Как зовут того молодого человека? – спросила Дельфина.

Мать отмахнулась.

– Разве это важно? Виконт какой-то там.

Дельфина закатила глаза.

– Ты сердечно приглашаешь всех присутствовать на свадьбе леди Дельфины Сент-Джеймс с его милостью виконтом каким-то там. Очень удачная мысль! Если я вдруг передумаю и выберу в женихи кого-нибудь другого, приглашения можно будет не печатать заново, – ехидно заметила она.

Графиня ощетинилась.

– Юная леди, которая в течение двух сезонов не получила ни одного предложения, не может позволить себе дерзить. Если у тебя есть какой-нибудь джентльмен на уме, назови его, и мы с отцом посмотрим…

Дельфина сразу подумала о Стивене Айвзе – раненом, слепом и обесчещенном.

Когда год назад Николас представил их друг другу на балу, который устроила мать в этом самом доме, Стивен встретил ее взгляд с уже знакомым ей мужским восхищением, отчетливо читавшимся в серых глазах. Это был первый раз, когда она задохнулась, увидев его. В тот момент в ней вспыхнула любовь, безрассудная, неожиданная и глубокая. И не потому, что Стивен был хорош собой, и не потому, что у нее побежали мурашки восторга по спине, когда он, наклонившись к ее руке, улыбнулся ей. Дело было в том, как он смотрел на нее. Как будто Дельфина была интересной личностью, а не просто дочкой богатого и влиятельного лорда Эйнзли. Ее ценность для него не измерялась фунтами стерлингов. Он видел в ней скрытые возможности. В их коротком разговоре Стивен не стал хвастаться своими знаниями. Он захотел узнать ее мнение. Предмет разговора был какой-то пустячный – спектакль, на котором они побывали оба. Он спросил ее, что она думает по этому поводу. Как это отличало его от остальных ухажеров, которых мать подводила к ней. Она не знала, насколько его политические взгляды соответствуют отцовским. У нее создалось впечатление, что он относится к тем людям, которые следят за событиями – политическими, военными или дипломатическими, и делают собственные выводы.

Когда мать увела ее от него, чтобы познакомить с каким-то очередным герцогом, Дельфина поняла, что Стивен наблюдает за ней с другого конца зала. Она физически ощущала на себе его взгляд. И дрожала всем телом. Родители ожидали от нее, что она очарует герцога, и не ошиблись. Но пока она этим занималась, Стивен исчез в толпе. Сердце у нее упало. Он что, не понял? Это ведь был ее дочерний долг. И ничего больше! Как и остальные ухажеры, герцог смотрел на нее как на бесценную вазу или статуэтку. Для него она была предметом, изящным и прекрасным, предназначенным для того, чтобы демонстрировать богатство своего хозяина, вкус, вес в обществе. Только к ней это не имело никакого отношения!

Дельфина не понимала этого, пока не встретила Стивена. Ей даже было невдомек, почему она не хочет идти за тех, кого для нее выбирала мать. Не понимала до тех пор, пока Стивен Айвз не заглянул ей в глаза и не увидел ее саму. Стивен слушал, что она говорила, спрашивал, о чем она думала. В тот момент ее внутренний мир изменился полностью: она может представлять собой нечто большее, чем сейчас. Когда до нее это дошло, она точно задохнулась. Стивен превратил ее в другого человека.

Но потом он отвернулся, ушел с бала, ушел от нее.

Остаток того сезона и большую часть следующего она провела в попытках вновь завладеть его вниманием. Но до бала у герцогини в Брюсселе Стивен, как мог, избегал ее общества, а когда их взгляды все-таки пересеклись, смотрел на нее с безразличием.

Дельфина не могла понять, почему не нравится ему. Все любили прелестную дочку Эйнзли. Все, кроме Стивена Айвза. И ее самой. Он заставил ее требовать от жизни большего, заставил захотеть его, а потом отвернулся.

Все это припомнилось ей, когда она глядела на мать, которая ожидала ответа на свой вопрос. Имя Стивена крутилось на кончике языка Дельфины.

Но он был слеп и обвинялся в жутких преступлениях. Да и состояние имел весьма скромное. Так что отец подумает не один раз, прежде чем дать ей разрешение на замужество.

Хотя вряд ли Стивен сподобится попросить ее руки.

Но сейчас он отчаянно нуждается в помощи. Она согласна на это в обмен на тот миг, который изменил ее, открыл ей глаза, помог по-другому увидеть все вокруг. Какая ирония судьбы!

– Эти несколько недель я была очень занята, мама. Мне нужно побыть в тишине и прийти в себя, поэтому я несколько недель проведу в Темберлей-Касл. Если ты боишься, что мое появление в Лондоне или Ниланд-парке вызовет скандал, не лучше ли мне побыть где-нибудь вдалеке, пока все не уляжется, а у светских дам не появится другой объект для сплетен.

Лицо графини просветлело.

– О, я об этом не подумала. Ты можешь вернуться в Ниланд как раз к приему. – Она поцеловала дочь в лоб. – Тогда поезжай. Я тебя благословляю. Потом обсудим планы на окончание сезона… Может, закажем новый гардероб.

– О, мама, чем ты займешь себя, когда я наконец выйду замуж? – Дельфина обняла ее.

Герцогиня вздохнула.

– Наверное, стану готовить к женитьбе твоего брата. А потом девочки Элинор подрастут достаточно, чтобы выйти в свет со своими дебютами. Материнский труд никогда не заканчивается.

Глава 16

Стивен без труда представил себе, как выглядит помещение, где он сейчас находился. Это была одна из нескольких роскошных комнат, предназначенных для гостей, в особняке Хартли-Хаус, расположенном на модной нынче Гросвенор-сквер. Комната оформлена со вкусом в голубых и зеленых тонах. Стены затянуты дамасским шелком, на окнах – атласные драпировки. Мебель из черного дуба, над камином висит пейзаж работы какого-то известного художника, а над письменным столом небольшой портрет одного из предков Темберлея. Свежие цветы стоят на столике под окном, которое выходит в сад. Эти подробности Стивен придумал, потому что аромат цветов до него не доносился.

Но ему все равно нравилось тут. Его ведь могли арестовать и поместить в тюрьму дожидаться трибунала. Вместо этого он жил в полном комфорте гостем Николаса. Браунинг всегда был готов услужить ему, а наблюдал его самый авторитетный в Лондоне врач. Стивен заворчал, когда доктор ткнул пальцем в его ноющие ребра.

– Все еще чувствуется, да? Это понятно. Вам, конечно, досталось. Очень рассчитываю, что французам досталось куда больше. Ну, ничего, сэр. Выздоровление, в общем, проходит вполне успешно. Главное – нет инфекции.

Судя по всему, новости о выдвинутом против него обвинении пока не достигли Лондона. Он услышал звуки льющейся воды. Это доктор принялся мыть руки.

– А что с глазами? Я буду видеть снова?

Доктор сложил инструменты в саквояж, тихо звякнув металлом.

– С этой стороны я не вижу никаких проблем. Оба глаза чисты, положение глазных яблок в глазницах не нарушено. Никаких рубцов, никакого покраснения. Понимаю, что от меня вы хотите услышать намного больше, но я могу лишь сказать, что, если зрение вернется, это произойдет само собой. Вы должны ждать и надеяться. – Он помолчал, потом откашлялся. – Однако сильно не надейтесь. Вам нужно прежде всего окрепнуть физически, а потом жить полной жизнью, что бы ни случилось.