Она закрыла глаза и откинула голову.

– Как и я.

Ее бедра прижались к его, и она смогла почувствовать твердое свидетельство его желания. Было ли это облегчение от того, что они выжили, или постоянно сохраняющееся напряжение между ними, или просто нетерпение от того, что ее тело наконец-то встретилось с его, но она не могла больше ждать.

– Здесь, Мэтью, сейчас.

– Здесь? – его слова поддразнивающе коснулись ее кожи. – Здесь?

– Да, – Татьяна старалась сохранить ясность мысли.

– Я не знаю, – он прошелся легкими, как крылья бабочек, поцелуями по ее шее, и сдернул платье с ее плеч. – Едва ли это кажется подходящим.

– Ты самый раздражающий мужчина, – выдохнула она, осознавая только его прикосновения к своей коже, теперь ставшей чересчур горячей и слишком чувствительной.

– Сначала мы должны развести огонь, – его руки скользнули вниз, лакая ее ягодицы, а губы шептали слова прямо напротив ее кожи.

– У нас всегда был огонь, – ее губы встретились с его, а руки обвились вокруг его шеи, притягивая его как можно ближе к ней. Его руки сжались вокруг нее, ее грудь оказалась плотно прижата к его груди, ее бедра крепко прижались к его.

Не разжимая объятий, они опустились коленями на землю. Желание, страсть и долгие ночи без него овладели ею с такой настойчивостью, которую невозможно было отрицать. Под его губами ее рот раскрылся, и его язык встретился и переплелся с ее. Она хотела вкусить его. Выпить. Поглотить.

Без всякого предупреждение он оторвался от нее и встал.

– Мэтью! – негодование и раздражение прозвучали в ее голосе.

– Терпение, принцесса. – Он отошел от нее, схватился за низко висевшую ветку дерева, подтянулся и уселся на нее.

– Что ты делаешь? – она вскочила на ноги.

– Лови.

В сумерках раздался шелест и треск ткани, и в следующий момент большой кусок тафты упал ей на голову. Она изо всех сил пыталась освободиться, когда услышала приглушенное «Уф» спрыгнувшего с дерева Мэтью.

– Позволь мне, – он снял с нее тафту, которую аккуратно бросил на землю, потом самым театральным образом поклонился ей: – Выше величество, наша постель ждет нас. – Его голос неожиданно стал серьезным. – Очень долго она нас ждала.

– Слишком долго, – тихо сказала Татьяна. И не говоря ни слова, она развернулась и выскользнула из своей одежды.

Было очень странно находиться полностью раздетой на улице, словно отсутствие стен и потолка не сковывают дух, точно так же, как отсутствие одежды не сковывает тело. Каким же прекрасным было ощущение свободы, а здесь и сейчас особенно. Словно они были неотъемлемой частью травы и деревьев. Словно они не разлучались с землей, были с ней одним целым.

– Принцесса?

Она повернулась к Мэтту, и у нее перехватило дыхание.

Если он был Адамом, то она Евой.

Остатки затянувшихся сумерек отбрасывали на него неземной свет. Он выглядел таким прекрасным, таким великолепным, каким она его и запомнила.

Он протянул руку. Она приняла ее, и они вместе легли на тафту, лицо к лицу. В течение долгого момента они не делали ничего, только смотрели друг другу в глаза. Настоятельная потребность исчезла, сменившись глубоким, неослабевающим желанием и уверенностью, что у них есть все время мира. Наконец его губы встретились с ее, мягко, с нежностью, завладевшей ее сердцем. Его поцелуй стал глубже, и она придвинулась ближе, прижимаясь своим телом к его.

Его пальцы легонько прошлись по всей длине ее ноги, вверх по бедру к талии, и Татьяна задрожала от ожидания. Его руки обхватили ее грудь, и она задохнулась от тепла его прикосновения. Мэтт отнял от нее свои губы, и она перекатилась на спину, увлекая его за собой. Он втянул в рот ее сосок, и ей захотелось заплакать от восторга. Его язык играл и дразнил сначала один сосок, потом второй, пока она едва могла вспомнить, как дышать, а ее предвкушение все возрастало и возрастало.

Его руки, пройдясь в ласке по округлому изгибу ее живота, спустились ниже, к завиткам в месте соединения ее бедер. Она с трудом сглотнула. Он проскользнул своей рукой меж ее бедер и прошелся по самому чувствительному местечку, которому только он уделял внимание. Его пальцы медленно и неторопливо скользнули в нее, а его большой палец туда-сюда потер точку, являющуюся сосредоточием всего ее желания, ее потребности, ее стремления. Мир вокруг нее померк, растворился. Она ни о чем не знала, ни о чем не волновалась, кроме ритма его ласки и ответной пульсации своего тела. Сладкое мучительное напряжение росло внутри нее, незабываемое и слишком долго отрицаемое.

Но этого было недостаточно.

– Нет, – Татьяна оттолкнула его руку и притянула его к себе, – я хочу…

– Я знаю, – пробормотал Мэтью.

Он оперся коленями по обе стороны от ее ног и вошел в нее, заполнил ее, стал частью ее. Наконец, двое стали одним. И она знала это, приветствуя блаженство, выходящее за рамки простого плотского удовольствия.

Ее душа пела от радости.

Они двигались вместе в гармонии, которую она никогда не забывала, которая была также естественна, как и окружающая их природа, которая была правильна, как никогда. Она подгоняла его, заставляя двигаться быстрее и глубже, словно один этот акт мог связать их вместе навсегда. Ее тело сжалось вокруг него. Он застонал, и она встретила его толчки своим телом, его страсть своей собственной. Два тела, слишком долго отрицавших очевидное, теперь слились в полном согласии. В совершенной гармонии. В совершенной любви.

Она напряглась, упиваясь ощущением его разгоряченной кожи и силой его напряженного мускулистого тела на ее. Острый экстаз тугой спиралью свернулся в ней, они снова как будто взлетели. Высоко и быстро, ища освобождения. Свободы. Благословения. Она умирала от желания, чтобы это единение с ним никогда не кончалось. Она хотела вечности.

Без всякого предупреждения ее тело взорвалось, и она попала в восхитительный круговорот чистого удовольствия. Она тихо вскрикнула, и ее тело изогнулось, встречая его последние толчки. Его тело напротив ее содрогнулось, и он ахнул, словно от боли. Словно в экстазе.

И они стали единым целым. Как были однажды. Как будут всегда.

Он рухнул на нее, а потом перекатился на бок, обнимая ее руками и увлекая за собой. В течение долгого времени они лежали, не шевелясь, сжимая друг друга в объятиях. Облака рассеялись, и звезды засияли на ночном небе. Татьяна пожелала, чтобы ее дыхание выровнялось, а сердце вернулось к нормальному ритму. И все же, было нечто странно-замечательное в том, чтобы лежать на свежем воздухе, смотреть на звезды, когда на тебе нет ни клочка одежды, а мужчина, которого ты любишь, лежит рядом с тобой такой же обнаженный, что ей захотелось рассмеяться от чистой радости жизни.

Рядом с ней усмехнулся Мэтью.

– Под этой тканью находится что-то ужасно неудобное и болезненно впивается в мой бок.

– Ты против? – с улыбкой проговорила Татьяна.

– Ни в малейшей степени, – Мэтт приподнялся на локте и уставился на нее: – Я скучал по тебе.

– Как лошадь скучает по мухе, без сомнения.

– Вовсе нет, – его тон неожиданно стал серьезным. – Как мужчина скучает по женщине, которую любит.

Ее сердце подпрыгнуло, но внутренний голос призвал к осторожности. Она ответила в беззаботной манере.

– А ты не лезешь за словом в карман, когда твоя страсть удовлетворена.

– О, моей страсти еще далеко до удовлетворения, – при свете звезд Татьяна смогла различить его дьявольскую усмешку, и в ней вновь поднялось желание.

– Замечательно, милорд, в конце концов… – она потянулась и притянула его губы к своим, -…какой тогда смысл в приключениях?


– Тебе удобно?

– Вполне, – Татьяна прижалась к Мэтью.

Они были завернуты в обрывки тафты, хорошо защищавшие их от прохлады летней ночи, которые достали из-под обломков. Мэтт, прислонившись к стволу дерева, крепко прижимал к себе Татьяну и улыбался, глядя на небольшой костер, который сам разжег, – главное достижение в ночи. Среди остатков воздушного шара Мэтью смог найти коробочку с кремнием. Он также, с воздуха, смог разглядеть дорогу, и был почти уверен, что найдет ее утром. Учитывая то, что Мэтт видел, прежде чем село солнце, это было какое-то чудо, что они выжили. Даже если у Татьяны и не было какой-то особенной традиции на удачу, сегодня им повезло.

Но во всем остальном удача их покинула. Воздушный шар Мэтью и вся его работа были уничтожены. Он понятия не имел, где они находятся. И, очевидно, во всем этом был замешан человек, который ищет драгоценности его принцессы, кто-то достаточно опасный, учитывая характер повреждений, нанесенных его оборудованию.

– Хотя, я голодна.

– Я попрошу немедленно прислать поднос, – он щелкнул пальцами, словно подзывая слугу.

Татьяна рассмеялась.

– Думаю, вполне подойдет ростбиф. Нет, клубника будет еще лучше. Да, думаю, я с удовольствием отведала бы клубники. И, возможно, еще шампанского.

– Что? Никакого авалонского бренди?

– Нет, – она содрогнулась. – Однозначно нет. Я, определенно, никогда не привыкну к нему. – Она на мгновение замолчала. – По правде, сейчас, когда я думаю об этом, то припоминаю, что видела людей пьющих бренди «Royal Amber», но я не уверена, что видела хоть одного человека, пьющего авалонский бренди.

– Для этого существует причина, – Мэтт усмехнулся, – теперь, поскольку в ближайшее время подноса нам не видать, возможно, мы сможем заполнить долгие часы продолжением признания, которое ты начала делать несколько часов назад.

– Я бы не назвала это признанием, – небрежно сказала Татьяна, – скорее объяснением.

– Очень хорошо. Объясни.

– Дай подумать. Я рассказала тебе о Небесах?

– Угу-м-м.

– А об их важности?

– Тоже.

– А я рассказывала, что у меня есть ужасно злая кузина, которая верит, что именно ее ветвь семьи должна управлять Авалонией, и готова сделать что угодно для достижения своей цели?