– Шлюху? Вы полагаете, он этим заинтересуется? К тому же ее никто не убивал. Просто я счел тогда своим долгом сообщить остальным, что она про нас написала.

– Назовите мне их имена.

Диккенсон уставился на нее, будто увидел перед собой бешеную собаку.

– Ладно. Вряд ли случится нечто плохое, если вы их узнаете. Кроме меня и Линвуда, был еще Реймонд Джеффриз, но он посвятил себя религии и вышел из нашего братства. Лавджой убит при Ватерлоо, Блундейл пять лет назад уехал в Индию. Кто еще? Ах да, Пейн застрелился еще в тринадцатом, когда потерял все состояние за карточным столом.

Изабелла помнила эти имена вместе с мифологическими прозвищами, которые дала любовникам мать: Геркулес, Марс, Персей.

– Вы были Нарциссом. А как мама называла Тримбла?

– Откуда мне знать? Мы никогда не говорили в постели о других мужчинах.

– Кто такой Аполлон?

– Аполлон? – Лицо Диккенсона как-то сразу потускнело. – Ни разу не слышал.

К огромному разочарованию Изабеллы, он не добавил ничего нового к тому, что она уже знала.

– Итак, вы отправились к Линвуду, Джеффризу и Тримблу, чтобы убедить их покончить с Авророй.

– Ложь. Я уже говорил, что никакого заговора не существовало. Вы вкладываете в мои уста слова, которых я никогда не произносил. – Диккенсон оглядел ее с ног до головы, и его усмешка превратилась в похотливую ухмылку. – У меня тоже есть, что вложить в уста вам. Нечто большое и очень вкусное.

Изабелла в ужасе смотрела, как он поглаживал свои чресла. От удовольствия глаза у него затуманились.

– Иди сюда, девочка. Я был паинькой, ответил на все твои глупые вопросы. Разве я не заслужил награды?

Изабеллу обуял дикий гнев. И этот грубый пошляк, выдающий себя за джентльмена, еще изображал потерпевшую сторону, когда мать описала его омерзительные подвиги!

– Ну, раз ты желаешь награды, иди ко мне. Диккенсон с готовностью бросился к ней, шаря пальцами по пуговицам бридж.

– Аврора тебя научила? Она рассказала, что я люблю?

– У меня свои методы. – Девушка улыбнулась, дожидаясь, пока он приблизится на расстояние вытянутой руки, и сделала так, как учили ее тетушки, если на нее, не дай бог, нападет мужчина. Кулак угодил прямо в цель.

Рев Диккенсона мог бы поднять мертвеца. Зажимая ушибленное место, он проковылял за дверь и со стоном рухнул в коридоре на груду мусора.

Со стороны кулис тут же сбежались актеры и служители, из своих уборных высунулись дородная певица и итальянка.

– В чем дело? Что случилось?

Изабелла прикрыла дверь клетушки и прижалась к створке, чувствуя, как проходит гнев, оставляя после себя горечь и пустоту. Теперь у Диккенсона есть настоящая причина ее ненавидеть.

И помоги ей Бог, если этот человек – убийца!

Керн оглядывал фойе, кресла в ложах, места в партере. Скоро должен начаться второй акт, оркестранты уже настраивали свои инструменты. Изабеллы не было видно. Но она наверняка не осмелилась бы покинуть театр одна.

Граф ни на секунду не поверил в ее выдумку о головной боли и нисколько не сомневался, что Изабелла устраивает какие-то неприятности. Вот она, благодарность Хатуэю за приданое.

Не теряя последней надежды, Керн шагнул за кулисы. Фонари мерцали на пустой сцене, и он удивился, почему обезлюдели подмостки. Труппа должна быть готова к поднятию занавеса, певцы – ожидать сигнала.

Шум голосов привел его в задний коридор. Люди сгрудились вокруг чего-то лежащего в середине, задние даже вставали на цыпочки, женщины откровенно хихикали.

Дьявольщина! Он вдруг подумал, что в середине круга увидит Изабеллу. Граф пробился сквозь толпу, повторяя:

– Ну-ка за дело! Всем – на сцену, начинается второй акт.

Актеры в костюмах и служители заворчали, но потянулись в сторону сцены. Людей поубавилось, и перед Керном возникло знакомое лицо.

Голова Диккенсона покоилась на коленях сладострастной певицы, чье сопрано в первом акте выделялось среди других голосов. Он жалобно стонал, прикрывал ладонями чресла, хотя на первый взгляд не имел никаких серьезных повреждений. Зато в полной мере использовал сочувствие женщины и терся Щекой о ее внушительную грудь.

Керн схватил беднягу за грудки, рывком поднял на ноги и припер к стене. Певица взвизгнула, потом затараторила нечто весьма похожее на итальянские ругательства. Но граф не обратил на нее внимания.

– Где она?

– Она? – засуетился Диккенсон. – Кто?

– Не будьте идиотом! – Керн встряхнул его. – Сами знаете, кого я имею в виду.

Глаза Диккенсона вылезали из орбит, он тщетно пытался вздохнуть.

– Она… там. – Он сумел кивнуть в сторону закрытой двери.

Граф разжал пальцы, и Диккенсон мешком осел на пол. Владелица сопрано тут же изменила ему, подобралась к Керну и потерлась, словно ластящаяся кошка.

– Радость моя. Такой большой, сильный мужчина! Подойди, скажи Лючии твое имя.

– Тебя ждут на сцене. – Керн подтолкнул ее в направлении подмостков, и отвергнутая певица снова разразилась проклятиями. Граф поставил Диккенсона на ноги, пихнув вслед за ней. – Советую отправиться домой, пока я не попортил вам лицо.

Сгорбив плечи, будто ожидая удара, Диккенсон поспешил за итальянкой, а Керн рванулся к двери, попытался открыть, но что-то ее удерживало. Может, Изабелла ранена? Упала без сознания у двери?

– Изабелла! Вы там? Ответьте!

Несколько томительных секунд Керн слышал только приглушенную музыку, когда оркестр заиграл вступление ко второму акту. Но за сценой было тихо, как в могиле. Граф уже приготовился вышибить дверь плечом, но тут она вдруг открылась.

Керн ворвался в захламленную клетушку и схватил Изабеллу за руку.

– Вы в порядке?

– К-конечно, в-в порядке, – ответила девушка. – Да, все хорошо.

От облегчения граф сразу же позабыл и волнение, и гнев. Забыл все, что думал об Изабелле, такой податливой, теплой, близкой. Его ладони скользнули по ее гибкой талии, округлым бедрам, пышной груди. От волос исходил легкий розовый аромат, мягкие локоны ласкали ему щеку. Керн представил, как эти темные волосы рассыпались по белой подушке, как отсвечивает кожа. И себя, опускающегося на нее, обнаженную…

Алчущие губы прижались к ее губам. Изабелла, не колеблясь, ответила на его поцелуй с жаром, какого он не предполагал ни в одной женщине. Нет, он не мог представить, что она принадлежит другому, целует с такой же страстью кого-то еще. Хотя она, безусловно, проделывала это не раз. Губы девушки трепетали. Керн понимал, что не должен находиться рядом с ней, однако сердце частыми ударами выстукивало правду, не давая ему разжать объятия.

– Ох, Керн! – прошептала Изабелла. – Как я рада, что вы меня нашли!

А он не мог справиться с этой лихорадкой. Ему хотелось положить конец своей муке, заняться любовью прямо здесь, в этой темной каморке. Пока сотни других аристократов слушали оперу в зале.

Стремление оказалось настолько сильным, что Керн заставил себя отпрянуть.

– Какого дьявола вы тут делали? – гневно воскликнул он. – Неужели первая встреча с Диккенсоном вас ничему не научила?

Изабелла вскинула голову, карие глаза сверкнули.

– Никакой опасности не было. Вы же видели, сколько народу сбежалось. Кроме того, поздравьте меня с тем, как удачно я с ним расправилась.

Так вот почему Диккенсон сгибался пополам. Страх и негодование пересилили восхищение.

– Что вам сделал этот сукин сын? – Граф обнял Изабеллу за плечи, ощутив пробежавшую по ее телу легкую дрожь.

– Ничего такого, с чем я не могла бы справиться. Но я бы чувствовала себя намного увереннее, если бы получила назад мой кинжал.

– Не надо попадать в такие ситуации, когда вам может потребоваться оружие, – процедил сквозь зубы граф. – А теперь скажите: он пытался навязать себя?

– Сделал отвратительное предложение, – с горечью ответила Изабелла, но тут же гордо выпрямилась. У Керна защемило сердце. – Предложение того сорта, какие джентльмены обычно делают женщинам моего круга.

Ярость переполнила графа, злость сдавила ему горло. Польше всего на свете ему сейчас хотелось убить негодяя Диккенсона.

Он повернулся к двери, в воображении мелькали картины возмездия. Он заставит сукина сына дорого заплатить за это, отправит негодяя к дьяволу.

Изабелла кинулась за ним и, обогнав, прижалась спиной, к двери.

– Вы куда?

– Найти Дйккенсона.

– Что вы собираетесь делать?

– Предоставить ему выбор: пистолет или шпага.

– Керн, вы не можете вызвать его на дуэль!

– Могу! Я убил бы его голыми руками за то, что он посмел до вас дотронуться. – Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Он представил, как выдавливает из Дйккенсона жизнь по капле, как тот умоляет о пощаде, как багровеет у него лицо…

Ладони Изабеллы, легшие ему на щеки, прохлада ее кожи охладили горячечный пыл.

– Нет! Даже не помышляйте. К тому же он до меня не дотронулся.

– Он вас оскорбил. Этого достаточно!

– Вы не можете убивать человека за то, что он оскорбил меня. Подумайте о скандале, о том, чего он будет стоить Хелен. Она не должна узнать о наших чувствах друг к другу. Никогда.

Хелен. Бешеный стук сердца начал стихать, дурман – рассеиваться, действительность вторглась в сознание грубой правдой. Понемногу приходя в себя, Керн тяжело вздохнул.

Он чуть не бросил невесту, чуть не предал прелестную девушку, которая в течение всего года рассчитывала стать его женой. Он едва не объявил себя защитником проститутки.

Изабелла озабоченно смотрела на него. Хотя волосы у нее растрепались, а губы чуть припухли от поцелуя, она держалась с большим достоинством. Нет, ее нельзя обвинить в неблаговидных поступках. Она же дочь джентльмена!

Граф закрыл глаза и прислонился к стене. Даже теперь он чувствовал соблазн, руки изнывали от жажды объятий. Изабелла отвечала какому-то его тайному желанию, которое он сам не взялся бы определить, но с ужасом понимал, что ради нее готов отречься от Хелен.