– Даже не помышляйте. – Керн шагнул к Диккенсону. – А смысл допроса в следующем. Мы собираемся установить, кто отравил Аврору Дарлинг.

Старик в испуге попятился, схватился за узел галстука; в лунном свете блеснуло кольцо с печаткой.

– Отравил? Вы хотите сказать: ее убили?

– Да.

В комнате повисло гробовое молчание.

– И вы считаете, убил я? – наконец выдавил из себя Диккенсон.

– Это зависит от многих обстоятельств. Вы можете вспомнить, где были вечером десятого мая прошлого года – накануне дня, когда заболела Аврора?

– Я уже сказал, что не веду записей посещений куртизанок. Такая глупость не пришла бы в голову ни одному мужчине.

– Тогда нам придется добывать сведения из других источников, – угрожающе произнес Керн. – А пока я советую не уезжать из города. У судьи с Боу-стрит может возникнуть желание побеседовать с вами.

– Судья! Просто абсурд! Вы не должны помогать этой маленькой шлюшке. У вас есть обязательства перед равными по рождению. – Диккенсон стал трясти пальцем перед носом Керна, но опомнился и повернулся к Изабелле: – Ваше место в трущобах, а не среди приличных людей. Вы такая же леди, как моя прачка.

Девушка сидела очень прямо, сложив руки на коленях. Она знала, что внешне не отличалась от благородной дамы, хотя в душе снова ощущала себя маленькой девочкой, которая очень хотела стать принцессой, но понимала, что сказки никогда не сбываются.

Что-то заносчиво бормоча, Диккенсон нагнулся, подобрал табакерку, положил во внутренний карман и, выпрямившись, презрительно взглянул на Изабеллу.

– Теперь я не удивляюсь болтовне Мобри, что у вас нет приданого. Посмотрим, что скажут люди, когда я добавлю…

Керн выскочил из тени, схватил его за горло и прижал к стене. Ножки миниатюрного столика подломились, базальтовая ваза соскользнула на пол, разлетевшись на темные осколки. Но граф даже не заметил.

– Еще одно слово против мисс Дарси, и вы ответите мне.

– Я… я молчу… Отпустите… отпустите меня.

– Сначала извинитесь перед дамой.

– Я… я сожалею.

– Вот так-то лучше. – Выпустив пленника, Керн снова отступил в свой угол. – Запомните мои слова: если вы хотя бы пикнете о нашей встрече, я без колебаний расскажу о мерзостях вашего прошлого, и ваша жена узнает все отвратительные детали.

– Хорошо, милорд. – Диккенсон предпринял слабую попытку расправить измятый галстук, боком прошмыгнул к двери и выскочил в коридор.

Из бального зала долетела приглушенная мелодия менуэта. Чтобы скрыть дрожь в руках, Изабелла сплела пальцы на животе. «Маленькая шлюшка… ваше место в трущобах… вы такая же леди, как моя прачка». Мнение развратника, казалось бы, не должно было ее трогать, но она ощутила боль, словно от пощечины. Единственное утешение, что Диккенсона тоже отхлестали на славу, прежде чем тот успел раскрыть свету ее тайну.

Конечно, в действиях Керна не было ничего личного, он отстаивал собственные интересы, не дал разгореться скандалу вокруг леди Хелен и лорда Хатуэя. Тем не менее, Изабелла чувствовала себя обязанной.

– Спасибо, милорд, что пришли мне на помощь. Очень великодушно с вашей стороны.

– Великодушно? – мрачно повторил граф.

– Да. – От него исходила аура опасности. Насколько Изабелла его знала? Сознавая, как они далеки, девушка поднялась со стула. – Благодарю вас за поддержку. Глупо, но я не ожидала, что Диккенсон начнет мне угрожать.

Намереваясь вернуться в бальный зал, она направилась к двери, но не успела дотронуться до ручки, как граф черной молнией налетел на нее. Изабелла оказалась в том же положении, что и Диккенсон несколько минут назад, – прижатой к стене. Только пальцы не сомкнулись на ее горле, а обожгли голые плечи.

От близости Керна ей стало трудно дышать. Она понимала, что нужно сопротивляться, однако не издала ни единого звука. Губы не хотели произносить слова, а хотели иного – целовать.

– Не убегайте, – прохрипел Керн. – Я хочу знать, как бы ты поступила, если бы Диккенсон признался в убийстве.

Изабелла пыталась сосредоточиться.

– Конечно, я сообщила бы о нем судье, а потом…

– Ах, так! Предположим, вы не сумели бы попасть к судье… – Руки заскользили выше, кончики пальцев начали легонько щекотать шею. – Предположим, убийца сумел бы заставить вас замолчать.

Изабелла вздрогнула, но скорее от возбуждения, чем от страха. По ее коже поползли мурашки, грудь покалывало. Испугавшись, что может опозорить себя, обняв Керна, она прижала горячие ладони к холодной стене.

– Вы говорите так, будто считаете Диккенсона убийцей.

– Возможно. Не знаю. Я говорю о другом. Я не позволю вам рисковать и встречаться с этими людьми наедине. – Ладони тяжелым грузом давили Изабелле на плечи. Его большие ладони. Ей хотелось, чтобы они опускались все ниже, ниже…

– Это не вам решать. К тому же я не верю, что Диккенсон решится причинить мне вред. Во всяком случае, не на многолюдном балу.

Керн усмехнулся, отчего в его груди возник глухой, рокочущий звук. И, словно отвечая на тайное желание Изабеллы, рука скользнула вниз. Девушка уловила аромат его тела, и от всплеска желания у нее чуть не подогнулись ноги. Она хотела коснуться Керна, ощутить биение пульса.

– Как вы наивны, мисс Дарлинг! Удивительно для человека, знающего темные стороны жизни.

Оскорбление вмиг развеяло наваждение. Изабелла резко оттолкнула графа, застав его врасплох, отошла на середину комнаты и посмотрела ему прямо в глаза.

– Поговорим начистоту. То вы прижимаете меня к стене и ласкаете грудь, а то называете испорченной.

– Извините, вырвалось. Я хотел сказать…

– Я понимаю, что вы хотели сказать. Никогда не упустите случая меня оскорбить. Думаете, если вы сын известного в Лондоне развратника, это делает вас выше меня?

Керн молча смотрел на нее, тень скрывала выражение его лица. О чем он думал? Что она не более чем пыль на его благородных сапогах?

– Если уж мы заговорили об отце, интересно знать, кто ваш?

– Интересно знать… кто мой отец? – прошептала она непослушными губами.

– Он был джентльменом, светским человеком. Ваша мать называла его Аполлоном.

Массивная фигура Керна расплылась у нее перед глазами, вся комната словно заколебалась. Что еще выяснил граф? Неужели знает, что она считает Аполлона и сэра Тримбла одним и тем же лицом? Не может быть. Он не читал дневник, а значит, у него нет ключа…

– Кто вам сказал? – прошептала Изабелла. – Тетя Минни и тетя Ди? Вы ходили к ним!

Граф пожал плечами.

– Поскольку вы не дали мне прочитать дневник, я счел это наилучшим образом действий. Хотел выяснить, что за люди окружали Аврору и крутились вокруг, когда ее отравили.

Вместе с нестерпимой болью росла и ярость. Изабелла впилась ногтями в спинку стула, лишь так ей удалось не кинуться на графа, чтобы изодрать в кровь его аристократическое лицо.

– Я не давала вам повода вмешиваться в мою жизнь. – Она изо всех сил пыталась удержать дрожь. – И не приглашала совать нос в мое личное расследование.

– Хотя несколько минут назад благодарили за то, что я помог вам с Диккенсоном.

– Беру свои слова назад. И прошу отныне не лезть в чужие дела.

Граф сделал несколько шагов и остановился в лунном свете, глядя на девушку немигающими глазами.

– Не согласен. Я поставил перед собой цель – узнать правду, которая скрывается за смертью вашей матери. Чем быстрее мне это удастся, тем быстрее вы вернетесь в свой мир.

– Как мило, что вы берете на себя труд удалить из общества непрошеную гостью.

– Непрошеная гостья – не те слова, которыми можно вас описать, – засмеялся Керн.

Несмотря на гнев, Изабелла ощутила дрожь удовлетворения. Просто телесное ощущение, сказала она себе, а вовсе не желание поближе его узнать, прочитать в его сердце, поведать свои мечты. Никогда она не уподобится матери, глупой обожательнице знатных господ.

– А вас я бы назвала спесивым, мелочным снобом. Удивительно, что вас так и не научили приличным манерам. – Она снова направилась к двери.

Но Керн встал у нее на пути и схватил за руки.

– Зато вас научили хорошим манерам. Вы воспитывались с гувернанткой в Оксфордшире, поэтому сумели так легко войти в общество. Аполлон платил за ваше хорошее образование.

Да, Изабелла знала о регулярных выплатах анонимного покровителя. Мать настойчиво обращала внимание, что ее дражайший Аполлон так много сделал для воспитания незаконнорожденной дочери. Но выплаты сразу прекратились, когда Аврора умерла.

Отца нисколько не заботила Изабелла. Сэр Тримбл держался подальше от своего ребенка. Она была обузой, неприятностью, которую следовало ликвидировать, сохранив респектабельность. Ей было нестерпимо думать, что Керну теперь известно, насколько низко ценил ее отец.

Изабелла дернулась, но вырваться из объятий графа не сумела. Только острее почувствовала старую обиду.

– Почему вы о нем говорите? – спросила она. – Считаете, я должна быть премного благодарна? Должна почитать человека, который обо мне не вспоминает? Не приходит навестить, не открывает своего имени? Который только время от времени посылал деньги, чтобы успокоить нечистую совесть. Человека, который позволил деревенским ребятам издеваться надо мной за то, что я незаконнорожденная? – Изабелла тряхнула головой. – Нет, это не отец. У меня нет отца. Я больше не хочу о нем говорить!

– Изабелла, простите, я не думал, что вы так страдаете. Тем не менее, нам придется о нем говорить.

Девушка не могла снести ни жалости, ни сочувствия лорда.

– Зачем? Чтобы у вас был лишний повод унизить меня? Напомнить, что ваш род выше моего? Не желаю выслушивать чванливые упреки глупца! – Она снова попыталась вывернуться, но, поняв, что Керн ее не выпустит, ударила его ногой и сама охнула от боли.

– Ради всего святого, успокойтесь! – взмолился граф, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки. – Вы меня неправильно поняли. Послушайте хотя бы минуту, тогда все поймете.