Барбара Брэдфорд - Ее собственные правила

– Довольно хорошо. Уезжаю в субботу. Сначала в Лондон, потом в Париж.

– Здорово! Вот бы и мне с тобой!

– Я была бы счастлива, ты же знаешь, дорогая.

– Но я не могу, ма, хотя мне ужасно хочется поболтаться с тобой по Парижу. Я должна закончить иллюстрации для новой детской книжки Мадлен Макграт, и еще несколько обложек ждут своей очереди. Но разве я не могу хоть минутку помечтать?

– Конечно, можешь. Я очень рада, что у тебя все так удачно складывается с работой. И все же, если ты вдруг передумаешь, позвони Эми. Она и закажет билет, и привезет. Ты и квакнуть не успеешь.

Кэтрин расхохоталась.

– Я давно не слышала, чтобы ты так говорила, с самого детства. Ты мне уже объясняла, откуда это выражение, но я забыла. Какое забавное!

– Я его узнала, когда жила в Австралии. Думаю, его привезли из Англии сосланные каторжники. Так это стало частью австралийского сленга.

– Да, я вспомнила, ты рассказывала, что это означает «моментально».

– Даже быстрее, чем моментально, – засмеялась Мередит. – Все-таки подумай о Лондоне и Париже. Ты знаешь, как я люблю путешествовать вместе с тобой. Как Кейт?

Кэтрин мечтательно вздохнула.

– Он замечательный… просто дивный.

– Ты, кажется, очень счастлива, Кэт.

– Ой, мам, очень. Я в него по уши втрескалась.

– У вас это серьезно?

– Очень. – Кэтрин кашлянула. – По-моему, мам, он скоро сделает мне предложение.

Сообщение это застало Мередит врасплох, и несколько секунд она молчала.

– Ты куда пропала, ма?

– Я здесь, дорогая.

– Ты ведь не против, а?

– Конечно, нет. Кейт мне очень нравится, просто это так неожиданно, вот и все. Как-то уж очень быстро получилось… вы ведь не так давно знакомы.

– Полгода. Разве этого недостаточно?

– Почему, вполне достаточно.

– Вообще-то мы с Кейтом влюбились друг в друга с первого взгляда, – сообщила Кэтрин. – Это был, как говорят французы, coup de foudre.

Мередит улыбнулась.

– «Удар молнии»… Да, я понимаю, что ты хочешь сказать.

– У тебя с моим отцом тоже так было? Мередит помолчала.

– Нет, не совсем, Кэт… А впрочем, да. Кроме того, мы долгое время не могли сказать друг другу о своей любви.

– Вы же не могли. Ну, я имею в виду, у вас были особые обстоятельства. Это, наверное, было ужасно.

– Да нет, не ужасно, Кэт, просто немного странно. Ладно, это такая старая история, зачем ее вспоминать.

– А с Дэвидом у тебя был coup de foudre?

– Нет, – ответила Мередит, впервые за несколько лет подумав об отце Джонатана. – Мы любили друг друга, но это не было… безумной страстью.

– Я всегда это подозревала. А вот у нас с Кейтом и вправду безумная страсть, так что я обязательно отвечу ему «да». Ты действительно не возражаешь, мама? – снова спросила Кэт.

– Наоборот, я очень рада, дорогая. Если он сделает предложение, когда я буду в Лондоне или Париже, позвони мне сразу, ладно?

– Обязательно. Спорим, мы сделаем тебя бабушкой… ты и квакнуть не успеешь, – хихикнула Кэтрин.

– Ты не беременна? – поинтересовалась мать.

– Не говори глупостей, мама, конечно, нет. Но долго раскачиваться я тоже не собираюсь. Детей надо заводить, пока не состарилась.

Мередит прыснула.

– Не смеши меня. Тебе только двадцать пять.

– Знаю. Но я хочу родить пораньше, как ты.

– Ты всегда была курочкой-наседкой, даже в детстве. Ну ладно, извини, мне пора. Сегодня вечером Джонас отвезет меня в «Серебряное озеро», а завтра у меня встреча в «Горных вершинах». В Нью-Йорк вернусь завтра вечером. Спокойной ночи, Кэт. Я люблю тебя.

– И я тебя люблю, мамочка. Поцелуй за меня Бланш и Пита. И не переутомляйся.

– Хорошо. Завтра созвонимся. Благослови тебя Господь.

Повесив трубку, Мередит посидела еще какое-то время за столом, думая о дочери. Конечно же, Кейт Пирсон сделает предложение, и очень скоро, Мередит в этом не сомневалась. Значит, в этом году состоится свадьба. При мысли об этом Мередит просияла. Кэтрин будет очаровательной невестой, а уж она, Мередит, постарается устроить своей дочери незабываемую свадьбу.

Она встала, подошла к окну и снова стала смотреть на панораму Манхэттена. «Нью-Йорк, – подумала она, – город, где я устроила свой дом. Так далеко от Сиднея, от Австралии… Какой большой и трудный путь пришлось мне пройти. Я сумела изменить свою кошмарную жизнь без чьей-либо помощи, сама сумела начать все сначала. На фундаменте из боли и страданий я построила свою крепость – как венецианцы, которые, возводя свой город, загоняли сваи в песчаные отмели. Я все сделала сама… Нет, не совсем, Джек и Амелия помогли мне».

Мередит оглядела элегантный кабинет, выдержанный в светло-серых, лиловатых и аметистовых тонах. Кресла и диван, обитые роскошным бархатом, лакированная мебель изысканной формы, на стенах – картины французских и американских импрессионистов: Торелля, Эпко, Гая Уиггинса.

Она смотрела на все это, словно в первый раз, чужими, беспристрастными глазами и думала, что бы сказали Джек и Амелия, увидев, чего она добилась в жизни.

В груди защемило от внезапно нахлынувших чувств, и Мередит вернулась к столу и села. Взгляд ее упал на две фотографии в серебряных рамках, всегда стоявшие перед ней на столе.

На одной были сняты Кэтрин и Джонатан в прелестном возрасте: Кэт – двенадцать лет, Джону – восемь. На фото они получились очень независимые и прехорошенькие.

С другой фотографии на Мередит смотрели Джек с Амелией и она сама. Еще совсем молоденькая. Загорелая, светловолосая и такая неопытная. Фотография была сделана в «Серебряном озере», когда Мередит исполнился двадцать один год.

«Джек и Амелия гордились бы мной, – подумала она. – Это они помогли мне стать такой, какая я есть; в определенном смысле я – их творение. А они – лучшее, что во мне есть».

Всякий раз, приезжая в «Серебряное озеро», Мередит испытывала волнение. Вне зависимости от того, сколько времени она отсутствовала – несколько месяцев, недель или дней, – она радовалась, словно при возвращении в родной дом.

Сегодняшний визит не был исключением. Чувство радостного ожидания наполнило ее, когда Джонас свернул с 45-го шоссе возле Корнуэлла и направил автомобиль к большим железным воротам, за которыми начиналась обширная территория «Серебряного озера».

Джонас медленно ехал по дороге, ведшей к озеру и самой гостинице. Широкую дорогу ярко освещали старомодные уличные фонари, которые Мередит установила здесь несколько лет назад.

Выглянув из окна машины, Мередит заметила, что бульдозер сегодня здесь уже поработал. Дорога была расчищена, по обеим сторонам возвышались снежные сугробы, похожие на огромные белые дюны.

Росшие вдоль дороги деревья отяжелели от снега; на ветвях наросли сосульки, в бледном мерцании лунного света они сверкали, словно осыпанные серебряным дождем.

«Как прекрасны деревья в этом зимнем уборе, – восхищенно подумала Мередит. – Впрочем, здесь красиво в любое время года, это самое лучшее место на земле».

Когда Мередит в первый раз увидела «Серебряное озеро», она была потрясена его величественной красотой: безмятежная гладь огромного озера, посверкивающая солнечными бликами, пышные сады и луга вокруг, и все это – в долине между взмывающими ввысь горами.

Мередит влюбилась в эти места с первого взгляда и на всю жизнь.

«В этом году будет двадцать шесть лет, – подумала она. – Мне было всего восемнадцать. Как давно, больше половины жизни прошло. А в памяти все так четко и ясно, словно случилось вчера».

Она приехала в «Серебряное озеро», надеясь получить место регистратора, о вакансии она прочитала в местной газете. Из Австралии ее привезли Паулсоны – американское семейство, у которых она служила нянькой. Теперь они снова уезжали – на этот раз в Южную Африку, этого требовала работа мистера Паулсона. Мередит же не хотела уезжать, равно как и возвращаться в родную Австралию. Вместо этого она предпочла остаться в Америке, если уж совсем точно – в Коннектикуте.

Стояла середина мая, несколько дней назад Мередит исполнилось восемнадцать лет. Она приехала в «Серебряное озеро» на взятом напрокат велосипеде, волосы ее растрепались от быстрой езды.

Мередит представила себя в те годы: высокая, тощая, руки и ноги длинные, как у жеребенка. Впрочем, довольно хорошенькая и свежая. Ее тогда переполняли жизнелюбие, жажда быть полезной, желание нравиться. Впрочем, при бьющей через край энергии характер она имела довольно покладистый.

Джек и Амелия приняли ее на работу сразу же, без лишних разговоров. Они только беспокоились, как она будет жить в чужой стране без Паулсонов, расспрашивали о ее семье, оставшейся в Сиднее, о том, как родные отнесутся к ее решению. Она объяснила, что родители умерли. Джек и Амелия, преисполненные сочувствия, сокрушались, что она осиротела так рано. Они поняли, что у девушки нет причин возвращаться в южное полушарие.

После беседы по телефону с миссис Паулсон они немедленно взяли Мередит на работу.

Так все и началось, и эта необыкновенная дружба изменила всю ее жизнь.

Едва завидев здание отеля, Мередит выпрямилась на сиденье. Окна гостеприимно сверкали огнями. Мередит не терпелось войти внутрь, увидеть Бланш и Пита, оказаться в знакомых и таких любимых стенах своего второго дома.

Джонас остановил машину у входа. Не успел он затормозить, как двери распахнулись и все крыльцо залилось ярким электрическим светом.

На ступеньках показались Бланш и Питер О'Брайены. Мередит вылезала из машины, а Пит уже бежал по лестнице ей навстречу, крича:

– Добро пожаловать, Мередит! Как здорово, что ты приехала, тебе и снег нипочем!

– Здравствуй, Пит, – отозвалась Мередит, и Пит мгновенно заключил ее в объятия. – Это Джонас молодец. Он водит машину виртуозно, вот уж кому погодные условия не помеха. Он – лучший водитель на свете.