Наташа Лестер - Ее секрет

Саттон-Вени, Англия, ноябрь 1918 года

В баночке, которую держала в руке Леонора, хранилась субстанция столь же черная, как небо в безлунную ночь. Она отвинтила крышку, и ее подруга Джоан нетерпеливо заглянула ей через плечо.

– У меня все получилось, – сказала Леонора.

– Попробуй нанести ее! – посоветовала Джоан.

Леонора обмакнула палец в краску для бровей и ресниц, которую приготовила накануне. На подушечке пальца осталась пленка черной жидкости. Леонора нанесла ее на кончики ресниц, поначалу осторожно, а потом осмелела, сунула палец в баночку и добавила еще немного субстанции.

– Как я выгляжу?

– Подожди. – Джоан взяла в руки карманное зеркальце и экземпляр журнала «Кинофильмы и зритель», лежавший открытым на рабочем столе перед ними. Держа зеркальце перед лицом Лео, а журнал – рядом с ним, она принялась сверять получившийся эффект с фотографией Теды Бары[1] в роли Клеопатры.

Лео улыбнулась своему отражению: ее зеленые глаза теперь казались больше и ярче благодаря туши для ресниц.

– Получилось лучше, чем я надеялась. Держи.

Она передала баночку Джоан, и та, следуя примеру Лео, точно так же накрасила и свои ресницы.

– Пожалуй, в следующий раз надо добавить немного масла для блеска, – заметила Лео, продолжая внимательно разглядывать свое лицо. – Ресницы у Клеопатры определенно блестят сильнее.

– Учитывая, что это единственная тушь для ресниц на сотни миль вокруг, я думаю, что первый блин отнюдь не вышел комом.

– Ты не поверишь, но это всего лишь смесь мыльных хлопьев и ламповой копоти. Я пыталась использовать вазелин и сажу, но они оказались чересчур липкими. А эту тушь наносить куда легче, но, надеюсь, я смогу улучшить ее. – Лео вздохнула, окинув взглядом беспорядок, царивший в кладовой и на рабочем столе, заставленном мазями, бальзамами и результатами ее косметических экспериментов. – В том случае, разумеется, если у меня останется свободное время после приготовления лекарств от венерических заболеваний.

– Я могу понять, почему мальчики идут на это, – с грустью отозвалась Джоан. – Те, за которыми я ухаживала, говорили мне, что были готовы на все, лишь бы испытать хоть капельку любви после всего, с чем им пришлось столкнуться.

Лео содрогнулась всем телом, представив себе, как Джоан в госпитале военного лагеря, расположенного примерно в миле от Саттон-Вени, выслушивает подобные признания, перевязывая раненых солдат.

– Как ты думаешь, мы ведем себя ужасно? Стоим здесь и болтаем о туши для ресниц и кино, в то время как…

– Разумеется, нет! – с жаром воскликнула Джоан, австралийский акцент которой, как всегда в минуты волнения, стал заметнее. – Я трачу по двенадцать часов в день на то, чтобы не дать мужчинам умереть, да и у тебя не меньше времени уходит на приготовление лекарств. Не говоря уже о том, что необходимо поддерживать их моральный дух; походы в аптеку за снадобьями не зря так популярны в лагере.

Лео покраснела.

– Мы идем в синематограф или нет? – поинтересовалась она.

– Теперь к туши для ресниц мне требуется еще и помада для губ.

Лео протянула Джоан баночку, наполненную красным блестящим кремом.

– Ты – настоящее сокровище. Не сомневаюсь, что благодаря тебе у здешних медсестер косметика лучше, чем у дам в Лондоне. – Джоан осторожными прикосновениями нанесла крем на губы, обеими руками пригладила свои каштановые волосы, надела темно-синюю шляпку в форме колокола и удовлетворенно кивнула.

– А что, если нас увидит миссис Ходжкинс?

Джоан небрежно повела плечами.

– Ну и что? Накрасив ресницы, мы не нарушили закон.

– Пока еще нет. Но это, скорее всего, только потому, что никто не понимает, сколь многого мы хотим. – Лео ткнула пальцем в журнал. – Или ты полагаешь, что фраза «Я хочу быть похожей на Теду Бару» – достаточное оправдание для этого?

Джоан рассмеялась.

– Идем. А то мне давно уже хочется рассказать тебе свои новости.

– Сначала я должна взглянуть, как там папа.

Лео перевернула нужной стороной табличку «Закрыто» на двери, на которой красовалась надпись «Гарольд Ист, провизор первого стола и аптекарь», и взбежала по ступенькам в квартиру, где жила со своим отцом.

Гарольд Ист сидел за столом, якобы читая газету, но он снял очки, и глаза его были закрыты. Он выглядел еще более исхудавшим и бледным, чем обыкновенно, и Лео в тысячный раз пожалела о том, что не может обеспечить ему необходимое полноценное питание. Карточная система выдачи продуктов еще годилась для нее, молоденькой девушки, но никак не подходила ее отцу, здоровье которого и так необратимо ухудшилось от горя после того, как его жена умерла при родах, а тяготы войны состарили его еще больше.

– Папочка, – прошептала она, кладя ладонь ему на локоть.

Он едва не подпрыгнул на месте, и глаза его распахнулись.

– Что случилось? – осведомился он, нашаривая очки.

Леонора обнаружила их под газетой и протянула ему, но он лишь сжал их в кулаке, беспомощно глядя на нее. Она знала, что сейчас он видит лишь смутный ее силуэт.

– Мне очень жаль, что я напугала тебя, – негромко проговорила она. – Ничего не случилось. Я всего лишь пришла сказать «до свидания». Я иду в синематограф с Джоан, помнишь?

– Разумеется, помню. – Ее отец просиял и протянул ей обе руки.

Лео бережно поцеловала его в лоб.

– Ты поел хлеба?

– Я даже дочиста вылизал тарелку, не оставив ни единой крошки, – ответил он. – А ты ступай и повеселись немножко. Ты и так проводишь слишком много времени здесь, со мной.

– Как прошло твое утро в аптеке?

– Отлично. Пришли несколько солдат, но они остались крайне разочарованы, узнав о том, что ты ухаживаешь за их куда более везучими собратьями в мэрии Саттон-Вени. А еще придется приготовить новую порцию кольдкрема «Лео». Мы опять распродали весь его запас. Миссис Кидд заявила мне, что он куда лучше «Пондса».

– Так я и знала, что он им понравится. Быть может, теперь ты позволишь мне продавать и помаду для губ.

Ее отец покачал головой, но улыбка по-прежнему не сходила с его лица.

– Только представь себе, что скажет на это миссис Ходжкинс!

Лео и без него прекрасно знала, что скажет миссис Ходжкинс, которая назначила себя ответственной за ее моральное воспитание. Она мысленно поблагодарила Господа за то, что отец не надел очки и поэтому не видел ее ресниц.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы меня окружал родительской заботой кто-нибудь еще, кроме тебя.

Глаза отца наполнились слезами, и Лео поняла, что он вспомнил ее мать, которой даже не представилась возможность прижать к груди свою дочь.

– Что ж, – проговорил он дрогнувшим голосом, – фактически, теперь это твоя аптека. Я ведь в ней практически не бываю. А сейчас, пожалуй, я пойду прилягу, родная. Что-то я совсем вымотался.

Лео смотрела, как он, старчески шаркая ногами, уходит прочь, время от времени придерживаясь за стену, чтобы не упасть. Затем она поспешила вниз, к Джоан.

– Извини, что заставила тебя ждать.

– С ним все в порядке? – спросила Джоан.

Лео покачала головой.

– Не знаю. Такое впечатление, что война высасывает из него все жизненные соки, отчего он слабеет на глазах.

– Я могу чем-нибудь помочь? – Джоан ласково сжала руку Лео.

– Нет. – Лео промокнула влагу в уголках глаз. – Идем.

И они зашагали вверх по главной улице. На ходу Лео помахала своему соседу, мистеру Бэнксу, который, судя по всему, глазам своим не поверил, глядя на них, но, тем не менее, помахал в ответ. Лео почувствовала, как с плеч у нее словно свалилась неподъемная ноша.

Как все-таки славно выйти на улицу и забыть, хотя бы ненадолго, о том, во что превратился этот мир! А заодно и добавить немного красок себе на лицо, дабы компенсировать тот факт, что платью ее исполнилось уже четыре года, что оно вылиняло до тускло-серого цвета и столько раз подвергалось штопке, что иногда казалось, будто оно сплетено из ниток, а не сшито из ткани. Как славно беззаботно смеяться вместе с Джоан, а не пребывать в постоянном нервном напряжении, ожидая известий о том, кто еще умер из деревенских мальчишек!

Под ногами у них похрустывали опавшие листья вязов – листья, которые летом появлялись с такой же быстротой, как и новые надгробия на кладбище. Лео уже открыла рот, чтобы расспросить Джоан о последних новостях, когда впереди показалась группа солдат из военного лагеря. Присутствие солдат, австралийских медсестер, таких как Джоан, близость армейского лагеря – все это казалось Лео знакомым и привычным, и она вдруг поймала себя на том, что уже и не помнит, как выглядела деревня до того, как рядом с ней построили ровные ряды бараков и военный госпиталь, в котором работала Джоан. Вдалеке уже виднелись мишени на стрельбище, белые прямоугольники которых походили на носовые платки, развешенные сушиться на ветру. Над головами пролетел биплан, готовясь приземлиться на лугу рядом с лагерем, но Лео все равно поспешно пригнулась, словно не доверяя всему, что могло обрушиться на нее с небес.

И вдруг Джоан схватила Лео за руку.

– Быстрее, – прошипела она. – Вон там стоит миссис Ходжкинс, и она увидит тебя, если мы не поторопимся.

Толпа солдат, столь многочисленная, что идущим навстречу деревенским жителям пришлось отойти на обочину, послужила для Лео и Джоан прекрасным прикрытием.

– Леонора!

Услышав, как кто-то окликнул ее, Лео улыбнулась знакомому мальчишке, – правда, теперь он уже превратился в мужчину в солдатском мундире, – которого знала всю жизнь как Альберта с фермы Грея. Когда он в последний раз был в увольнении, то пригласил ее на прогулку, а потом сводил и в синематограф. Провожая ее домой, он поцеловал ей руку, и Леонора даже закрыла глаза, чтобы ощутить тот удар молнии, который всегда поражает влюбленных в книгах, когда они касаются друг друга. Но она испытала лишь желание оказаться где-нибудь в другом месте, – например, в Лондоне, где она еще до войны проучилась три года в школе, после чего вернулась домой, и ей отчаянно хотелось чего-то большего, нежели торговать с рук помадой в госпитале, сбывая ее медсестрам и сиделкам.