Он взглянул на Стефана, который теперь сидел скорчившись, скрестив на груди руки, с глазами, устремленными в никуда.

— Дрожь уже началась. Я лучше уведу его, если маркиза будет столь любезна предоставить нам комнату.

— Разумеется. — Изабелла позвонила в маленький колокольчик.

— Отчего вы не оставили его в Крак-де-Шевалье? Несомненно, среди госпитальеров достаточно хороших врачевателей. Но зачем волочить его бедное тело на такое расстояние? — Иден переполняло сочувствие.

— Оттого, что не знал, где вы окажетесь в случае нашей задержки. У вас есть раздражающая особенность неожиданно исчезать. Мне не хотелось прибыть в Яффу и узнать, что вы отплыли в Англию. Стефан неплохо перенес дорогу. Что до его наружности, то он такой уже несколько месяцев.

Она сделала протестующий жест.

— Тем не менее я намереваюсь отправиться в путь как можно скорее. Чем быстрее он попадет в руки госпитальеров, тем будет лучше для него. Он не должен расходовать впустую те силы, что у него еще остались. Я собираюсь отбыть примерно через два часа.

— Нет! — воскликнула Иден. — Я должна остаться по крайней мере до погребения Конрада. — Она повернулась к Изабелле: — Вы не должны думать, что я оставляю вас в такой момент.

Изабелла быстро подошла и обняла ее:

— Шевалье прав, дорогая моя. Что до остального… то мне придется одной нести бремя этого великого города. Кроме того, я хотела бы, чтобы мой рассудок не был отягощен посторонними мыслями во время последнего прощания с Конрадом. Если вы останетесь, боюсь, мне будет непросто отрешиться от ваших забот.

Иден видела, что в речах маркизы в равной степени присутствовали и доброта и здравый смысл. Она повернулась к Тристану и постаралась спокойно встретить его взгляд.

— Тогда я отправляюсь со Стефаном в Яффу, — сказала она. — Вам больше нет нужды утруждать себя нашими делами. Мы будем в безопасности под защитой эскорта. Вы же, по-видимому, стремитесь поскорее вернуться в свою крепость.

Даже будь Тристан совершенно посторонним человеком, он не заслужил подобного вознаграждения за все, что старался для нее сделать. Но ей совсем не хотелось показывать свои истинные чувства. Вдобавок она не вынесла бы мучительного путешествия в компании Тристана.

Тристан скрыл огорчение за кривой улыбкой, которая давала понять, что он разгадал ее намерения.

— У меня также есть дела в Яффе, — бесстрастно сказал он, — с королем и бароном Стакеси. И еще я должен встретиться со своими людьми. Они до сих пор не знают, что я уже не их командир.

Иден отреагировала только на одно имя.

— Сэр Хьюго? Но ведь не собираетесь же вы…

— Я уже сказал, это мое дело, — резко оборвал ее Тристан.

В дверях появился слуга Изабеллы. Тристан направил его к скамье, где тот попытался уговорить полулежавшего Стефана подняться.

— Так вы будете готовы через два часа? — напомнил он Иден, прежде чем помог невозмутимому слуге поднять Стефана и, поддерживая, вывел его из комнаты. Глядя вслед, Иден подумала, как она ненавидит этого человека.

— Клянусь Богом, — с оттенком восхищения заметила Изабелла, когда двери за ними закрылись, — он настоящий мужчина!

— Клянусь кровью Господней, — страстно воскликнула Иден, — я всей душой желала бы никогда не встречать его… и не покидать пределы Англии!

Изабелла видела, что сердце ее готово разорваться. Обняв ее и крепко прижав к себе, она тихонько проговорила:

— Я не могу предложить вам утешение, ибо его нет ни у вас, ни у меня. Мы можем лишь продолжать жить, день за днем, принимая то, что не способны изменить. Для меня здесь все кончилось. Казалось бы, навсегда… но мне двадцать один год, и здравый смысл пробивается сквозь мою скорбь, говоря, что однажды все начнется снова. — Убежденность в ее голосе окрепла, когда она отступила, чтобы заглянуть в бледное лицо Иден. — Для вас конец еще не наступил. Не знаю, сколько вам еще предстоит пройти, но верьте, что мои молитвы всегда будут с вами. Я хотела бы, Иден, чтобы вы остались со мной, но ваш долг зовет вас в Яффу, равно как мой состоит в этих тяжелых ключах, оттягивающих мне пояс. Нить вашей жизни спуталась в сложный клубок… но еще много лет впереди. Время решит все.

Она хотела добавить: «Вы молоды, и муж ваш молод, он может излечиться и стать полноценным мужчиной», — но тут перед ней возникло полузабытое видение несчастного, никчемного Хамфри Торонского, которого она некогда думала, что любит. Если бы во время первого замужества она встретила Конрада, полюбила и познала его, как Иден Тристана де Жарнака, разве могла бы она впустить Хамфри обратно в свое сердце и в свою постель? Не смогла бы. Был момент, когда, увидев обреченность в лице Иден, она была готова схватить кинжал и вонзить его в хрупкую спину Стефана из Хоукхеста. Какой демон справедливости овладел этим красивым, словно ангел, человеком, заставив его принести свою любовь к женщине в жертву загубленной жизни ее супруга? Неужели он действительно полагал, что Господь мог потребовать от него такой жестокости? И все же пути Всемогущего неисповедимы. Невозможно было понять, как мог Он забрать Конрада, находившегося в самом расцвете жизни, у любящей жены и подданных, которые нуждались в его уверенной руке, и оставить это жалкое, бесполезное существо, только что покинувшее комнату. Она жалела Иден всем сердцем. Забыв о своем горе, она сжала Иден в объятиях, словно желая защитить ее.

Иден, тронутая таким проявлением дружеской любви, собрала все силы, чтобы не расплакаться, и вернула Изабелле благодарную улыбку.

— Я желала бы не покидать вас, — сказала она, — но, быть может, мы еще встретимся. Я не вернусь домой, пока Стефан не будет вполне здоров. Если я сумею, могу ли я навестить вас вновь?

— Это будет самый желанный визит, на который только я могу надеяться!

На сей раз их объятие было не менее тесным, как если бы они уже почувствовали скорую разлуку.

Все же двумя часами позже, когда Иден пришло время отправляться в путь, боль при расставании была столь сильной, словно оно для обеих явилось неожиданностью.

— Мы прожили вместе единственную ночь, — прошептала Изабелла, стоя у стремени коня Иден перед входом в свой дворец, — но если нам и не суждено больше встретиться, мы все равно навсегда останемся сестрами.

Иден, сопровождаемая безмолвным Тристаном, рядом с которым находился Стефан, а позади длинная череда рыцарей в черном, вспомнила другой день в разгаре лета, когда девушка, считавшая себя женщиной, выехала из этих ворот, унося на капризных каблуках часть юности Тира… Но ни юность, ни эта девушка уже не вернулись назад. Когда она в последний раз махнула рукой своей подруге, то по изменившемуся лицу Изабеллы поняла, что та тоже вспомнила.

Пятьдесят миль до Яффы быстро летели под копытами их коней. Дороги были в хорошем состоянии, а день ясным. Отряд конных рыцарей ехал весело, помогая себе песней. Иден молча скакала в центре кавалькады. Она не могла свыкнуться с тем, что едет позади Тристана, рука которого то и дело подхватывала поводья коня ослабевшего Стефана. Это было все равно что путешествие в компании призраков ее прошлого. Она не имела сил даже подумать о том, каким будет ее будущее, стараясь не глядеть на безучастную фигуру мужа, который это будущее олицетворял.

Поначалу Тристан делал попытки завязать беседу, обращаясь к ней в легкой уважительной манере почтительного спутника. Наконец, выведенная из себя этой неуместной игрой, она возмущенно взглянула на него и резко покачала головой.

Дальнейший путь они проделали в молчании, хотя Иден испытывала настоятельное желание поговорить со Стефаном, найти слова, чтобы разогнать дурман, в котором он пребывал. Стефан скакал, безвольно осев в седле, слегка склоняясь к шее коня. Временами он что-то неразборчиво бормотал по-арабски. Казалось, он не осознает и не интересуется, в какой компании путешествует. Небольшой отрезок она проехала рядом с ним, но один лишь взгляд на его апатичное лицо не оставил сомнений, что любое обращение будет ему так же противно, как ей самой недавние попытки Тристана.

Ничем не могла она затронуть его — мальчишку, который рос с ней бок о бок с той поры, как ей исполнилось десять, а ему шестнадцать. Не в силах занять место в этой движущейся цепочке отторжения и унижения, Иден придержала Балана, попытавшись найти укрытие среди скакавших следом дружелюбных рыцарей. Она не присоединялась к голове процессии, пока они не достигли Яффы. Здесь, перед воротами величественного строения, которое служило теперь приютом королевам Англии и Сицилии, она рассталась со Стефаном. Путь его и Тристана лежал дальше, в сторону госпиталя.

— До свидания, Стефан, — проговорила она, быть может, надеясь все же услышать в ответ его голос. — Завтра я навещу тебя.

Она неуверенно умолкла, когда его измученные глаза остановились на ней, оторвавшись бог знает от какого горестного видения.

— Я не желаю этого, — холодно ответил он, отчетливо выговаривая слова. — Та женщина была права. Вы причинили мне зло, вытащив из могилы. Здесь нет ничего для меня, да и во мне для тебя.

Ничего знакомого не было в чертах, выражавших холодную неприязнь. Слова Ибн Зайдуна горькой насмешкой всплыли в ее памяти: «Меня не влечет женская плоть…»

Внезапно она схватила узду его коня, заставляя слушать себя.

— Подумай о Хоукхесте, если не обо мне! — воскликнула она.

Может быть, это название тронет его душу? Он ведь так гордился своим небольшим владением.

Но он не промолвил ни слова, лишь повернул коня и направил его легкой иноходью.

— Все равно я Приду к тебе, — тихо сказала Иден, хотя ее и переполняло отчаяние.

— Оставьте его на несколько дней, — участливо проговорил Тристан у ее плеча, словно бы их ничего не разделяло. В голосе его было сожаление, он тоже чувствовал себя виноватым.