— Каждый из нас способен проявить доблесть, когда приходит время. Нет… Причина в том, что мы столь же тверды в своей вере в Бога, как он — в поклонении Аллаху и его пророку.

— Разве не все христиане таковы? — пробормотала Иден, смущенная страстностью его взгляда и речи.

— Пожалуй, не все, — проронил рыцарь с оттенком иронии, которая показалась ей странно знакомой. Иден подумала о разграблении Сицилии и Кипра и, пристыженная, промолчала. Верят и поклоняются не только Богу. Госпитальер замедлил шаг и откинул полог шатра, опущенный, дабы предохранить от палящего солнца.

— Я обязан предупредить вас. Сэр Уолтер совсем плох. Вероятно, он не сможет говорить с вами.

Иден закусила губу, чтобы унять дрожь, и вступила вслед за ним в шатер, осторожно продвигаясь меж рядов походных коек, состоявших из деревянных планок и набитых шерстью подстилок. Она не поднимала глаз на раненых, не интересуясь их увечьями, равно как и их любопытством к ней. На стоны она старалась не обращать внимания. Сердце молотом стучало в ее груди. Но вот черный рыцарь остановился, и в нос Иден ударил резкий запах трав.

Длинная фигура на постели была недвижима, словно в могиле. Глаза закрыты, лоб и щеки столь же бескровны, как и губы. Голова была совершенно лысой — череп, обтянутый кожей. Сэр Уолтер едва дышал. Стоявший у изголовья кровати госпитальер-врач приподнял тощее запястье и покачал головой. Иден заметила, что пальцы руки были почти лишены ногтей.

— Что у него за рана? — шепнула она. — Он будет…?

— Он был ранен мечом. Мы заштопали его. Но потом он подхватил лихорадку — арнальдию. Мы сделали все, что могли. Он не выживет.

Перед мысленным взором Иден предстала миловидная женщина средних лет, с аккуратно уложенными волосами, стоящая в зале замка в окружении выводка молодых людей — жена сэра Уолтера и шесть его крепких сыновей. Она спросила себя, сколько их отправилось вместе с ним в поход и сколько погибло. Потом она поняла жестокую правду, которую гнала от себя прочь. Сэр Уолтер не мог ничего рассказать.

— Пожалуйста! Я должна спросить его… Не могли бы вы…

Врач встретил взгляд полных отчаяния зеленых глаз. Он вздохнул. Она была так красива.

— Я не могу разбудить его. Он не спит — это забытье лихорадки. Если его вывести из этого состояния, он будет говорить бессвязные, бессмысленные речи. Милосерднее не тревожить его. Арнальдия причиняет страшные страдания.

Она кивнула, стараясь держать себя в руках. Ей доводилось слышать немало печальных историй об ужасной лихорадке, известной как арнальдия, или леонардия у французов… Выздоровление бывало быстрым, но чаще всего оно не наступало.

Она отвернулась от больного, почти ненавидя его за неспособность помочь ей.

— Если что-нибудь произойдет, если он заговорит… Вы дадите мне знать? Вы спросите его, что сталось со Стефаном де ля Фалезом из Хоукхеста?

Врач кивнул, повторив имя.

— Вряд ли это случится, миледи. — Затем он нахмурил брови. — Стефан из Хоукхеста? Незадолго до вас здесь был рыцарь, который наводил о нем справки. Такой черноволосый…

— Я знаю его, — раздраженно перебила Иден своего собеседника. Можно было и раньше догадаться, что де Жарнак сочтет своей обязанностью предвосхищать ее дальнейшие шаги, хотя бы для уверенности в том, что путь ее не будет заполнен змеями. Она подумала о граде стрел, который пронесся мимо, — жаль, что он этого не видел.

И тут ей на ум пришло еще одно соображение. Быть может, не все для нее было потеряно.

— Из последней вылазки сэра Уолтера вернулись назад три рыцаря. Не можете ли назвать мне их имена?

Ее собеседник явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Они не попадали сюда. Вам лучше расспросить приближенных сэра Уолтера.

— А где мне отыскать их?

Госпитальер пожал плечами, белый крест приподнялся на груди.

— Здесь собралось около сорока тысяч человек, миледи. Я сожалею…

Сильнейшее разочарование охватило Иден. Стоило ей ехать так далеко… за этим? Первый рыцарь бережно препроводил ее к выходу. Он видел ее слезы и лихорадочно пытался найти слова утешения:

— Вы все же можете отыскать их, миледи. Не сомневайтесь, многие пожелают помочь вам… Я наведу справки…

Она вздохнула и позволила отвести себя назад в главный шатер. Это было все равно что искать нужную травинку на горном склоне. Грустно приняла она поводья Балана у послушника и попрощалась, после чего повернула блестевшее от слез лицо к Мэйтгрифону. Когда она вновь поравнялась с Проклятой Башней, позади раздался крик.

— Леди Иден! Подождите!

— Жиль! — Она была просто вне себя, горькое разочарование сменилось кипящей яростью. — Я же сказала, что не желаю видеть тебя рядом! — Она изо всех сил стиснула зубы.

— Нет, подождите! Вы не поняли… — Он указал налево от себя.

Только тогда она заметила более молодого всадника рядом с ним. Это был смуглый мальчик с девичьим лицом, на голове которого красовался искусно завязанный белый тюрбан. Он вполне мог сойти за сарацина.

— Это Джон из Кобдена. Он был… он оруженосец сэра Уолтера.

Глаза Иден засверкали. Она просто не знала, что сказать ему:

— Жиль, я…

— Я знаю. Не думайте об этом. Я просто получил удовольствие, задав несколько вопросов по интересующему вас делу. Бьюсь об заклад, никому из высокородных госпитальеров не пришло в голову, что такая мелкая сошка, как оруженосец, тоже имеет язык и уши — даже если они замечают его существование.

Дрожа от нетерпения, она позволила ему насладиться триумфом. Он явно получал от этого огромное наслаждение.

— Рассказывай, Джон, — повелительно скомандовал Жиль.

Мальчик нервно откашлялся. Он не осмеливался смотреть ей в глаза.

— Это случилось почти год назад… Но я хорошо помню, потому что… Ну, в общем, они отправились в горы. Саладин послал за подкреплением. А нам нужно было узнать их численность. Меня оставили. Сэр Уолтер полагал, что я еще слишком молод, чтобы пойти с ними. — При воспоминании об этом позоре голос его слегка изменился. — Сэр Уолтер возглавлял вылазку. Стефан был его правой рукой. — Мальчик покраснел, когда она пораженно уставилась на него. — Прошу извинить меня, я всегда звал его Стефаном. Он… я… он проявлял ко мне дружеское расположение.

«Что ж, в оправдание этого испуганного мальчишки он и сам когда-то был таким», — улыбнувшись, подумала Иден.

— Ну, короче говоря… Они покинули меня, когда уже смеркалось. А вернулись незадолго до полуночи. Большинство были невредимы, но… Стефан и еще двое замыкали группу. Они замешкались, их заметили и схватили. На следующий день прилетел голубь с требованием выкупа…

— Выкупа! Тогда он жив! — Голос едва не подвел ее.

— Да, леди. По крайней мере, был… год назад. — Мальчик уныло взглянул на нее.

— Но почему я ничего об этом не слышала? Почему же не был уплачен выкуп? Мне должны были дать знать. Я нашла бы средства. Я и так их нашла!

Джон опустил голову.

— Я ничего не знаю об этом. Я однажды спросил сэра Уолтера. Он сказал, что это дело в руках казначея короля.

— Короля? Какого короля?

— Ги, короля Иерусалима, леди. Год назад он был здесь единственным королем.

— Ты разговаривал с этим казначеем?

— Мальчик залился румянцем:

— Не я, миледи. Он слишком большой господин. Но я снова обратился к сэру Уолтеру. — Он замялся.

— Да?

Глаза его затуманились, он закусил губу.

— Сэр Уолтер был… То есть… Он человек не склонный к сантиментам, миледи. Он сказал… он сказал, что мне лучше забыть о Стефане. — Последние слова мальчик произнес, не поднимая глаз от серого песка.

Иден мягко поблагодарила его. Он сделал все, что мог. Что можно требовать от мальчика, год назад еще совсем ребенка? Главное, он вернул надежду, пусть даже слабую, и за это она была более чем благодарна ему.

Позже, когда Иден помогала Джоанне и деловито суетившейся Беренгарии в их домашних перестановках, ее ожидал новый удар в лице Тристана де Жарнака, вошедшего без доклада в полном боевом облачении и без тени улыбки на лице.

— Мои извинения, леди! — Он кивнул королеве совершенно бесцеремонно. — До моих ушей дошло, что леди Хоукхест позволила себе отправиться на увеселительную прогулку к стенам Акры. — Он повернулся к Иден. Глаза его были холодны как свинец. — Как я догадываюсь, миледи, вы по-прежнему со слепым упрямством не желаете замечать обстоятельств, которые выходят за рамки ваших личных интересов. — Прежде чем она набрала в грудь воздуха и успела ответить, он повернулся к королеве. — Я также удивлен, что вы, мадам, столь неосмотрительно разрешили подобную поездку. Здесь поле битвы, леди, очень скоро вам уже не нужно будет об этом напоминать. Милорд король приказал мне, вдобавок к другим моим обязанностям, присматривать за этой леди. Хотел бы я, чтобы он не делал этого. — Иден опустила глаза перед его пронзительным ястребиным взглядом. — Тем не менее до тех пор, пока я не получу ваше заверение и ваши, моя королева, что она будет находиться в безопасности внутри этих стен либо под охраной моих вооруженных воинов… я настаиваю, чтобы ее держали под замком.

— Но я не позволяю… — начала Беренгария.

Ее мягкий голос утонул в потоке гнева, извергнутого Иден.

— Не нужно делать других ответственными за мои поступки. Я не ребенок! А что касается вас… я не просила вас быть моей нянькой. Вам известно, почему я здесь… и я действительно слепа ко всему, кроме клятвы, которую дала себе. Только так я могу сохранить надежду исполнить свой долг. Почему вы не можете оставить мне эту возможность? Нужно ли кричать во весь голос, чтобы вы поняли меня, рыцарь? Ну, так слушайте, в последний раз! Я не нуждаюсь в вашей заботе! — Ее высокий голос далеко разносился по покоям. Смущенная Беренгария неожиданно заинтересовалась гобеленом. Позади них Джоанна, распекавшая нерадивого оруженосца за полученное из стирки белье, оскорбительно усмехнулась.