Мягкий голосок произнес рядом с ее плечом:

— Аминь, да исполнятся твои молитвы, Иден. Он в самом деле храбрый и безупречный человек. — Беренгария со слезами облегчения на глазах взяла ее за руку.

— И такой привлекательный, — вздохнула Матильда, которая чуть не потеряла голос, когда вносила лепту в недавний переполох своим отчаянным визгом. Леди Алис задержала на Иден холодный взгляд и не проронила ни слова. К счастью, она не заметила понимающего взгляда, которым наградил ее Уилл Баррет, прежде чем последовать в лодку за своим командиром.

На борту флагманского корабля Ричард Плантагенет разразился довольным хохотом. Он от всей души наслаждался неожиданно представившимся развлечением. При этом он не мог сказать, когда получил большее удовольствие: в момент обнаружения гадюк или когда леди Хоукхест, пронзительно крича, полезла по такелажу, словно испуганная мартышка. Эта удивительная женщина имела талант попадать в самые необычные переделки. Подобные случаи ложатся в основу наиболее захватывающих историй, а Ричард больше всего на свете любил интересный рассказ.

Таким образом, весьма воодушевленный и ощущавший себя богатым обладателем армии, флота, разнообразных трофеев и молодой новобрачной, Львиное Сердце отправился вслед за солнцем к Акре.

Глава 8

АКРА

Над водой поднимался туман, пронизанный светом горячего золотого диска солнца. Огромные корабли двигались в нем, похожие на образы снов, выходящих на дневной свет. На берегу сотни людей с мучительным нетерпением высматривали приближавшиеся суда, то пропадавшие, то вновь появлявшиеся в клубящейся дымке. Так же, как сны, они поначалу казались нереальными. Невозможно было поверить, что спасение наконец пришло после столь длительного ожидания. Однако высокие корабли с парусами, на которых были нарисованы кресты, с кроваво-красными бортами, становились с каждой секундой все более материальными, осязаемыми, и их количество все возрастало. То, что вначале глаз воспринимал как блики солнечного света в движущемся воздухе, начинало приобретать очертания. Уже угадывались блиставшие наконечники тысяч копий, достаточно явственно виднелись сверкавшие шлемы, ослепительно вспыхивали на солнце небольшие круглые щиты, мечи, кинжалы — яркий свет гнал прочь лежавший на душе мрак. Теперь Золотой Воитель был с ними.

Если Ричард был разгневан грубым приемом, оказанным ему в Тире, то встреча в Акре вполне могла избавить его от неприятных воспоминаний. Все, кто оказался свободен от несения службы, и многие из тех, кто должен был находиться на посту, обернув головы на сарацинский манер белым полотном, высыпали на берег под палящий зной. Большинство встречавших вскоре охрипли, так громко считали они корабли, проплывавшие перед их увлажнившимися от счастья глазами: двадцать пять в авангарде и еще очень много на горизонте. Уроженцы Шампани, Бургундии, Фландрии, Швабии и Брабанта, позабыв о спорах и взаимных упреках, смешали свои диалекты в потрясшем небеса приветствии Первому Королю христианского мира. Их приветствие было подхвачено на приближавшихся кораблях, да так, что оно громом прокатилось к берегу, словно вправду сам Господь обрушил свой гнев на этот кусок земли.

Ликование еще больше усилилось, когда Ричард сошел с флагманского корабля на присланную за ним баржу. Возвышаясь под широким малиновым балдахином, он приветствовал своих поклонников. Голова его была непокрыта, так, чтобы каждый мог распознать червонное золото родовой метки Плантагенетов. Поверх кольчуги на нем была богато расшитая пурпурная туника с большим белым крестом на груди. Правой рукой он высоко поднял над собой свой меч, показывая всем, что его оружие будет служить великому общему делу. Это был день триумфа Ричарда. Возможно, лучший день из тех, что он знал до сих пор.

На берегу среди ожидавших выделялась коренастая, чуть сутуловатая фигура, единственный глаз сверкал от слез под длинными, спутанными на лбу волосами. Филипп Август пришел встретить своего приятеля и врага. Ричард сошел на берег. Два короля обнялись. Вдоль длинного пляжа прокатилась волна истерии: каждый обнимал и целовал своего соседа, как будто ряд виселиц с раскачивавшимися трупами казненных убийц не был следствием острой межнациональной вражды.

Акра, как и находившийся милях в двадцати по побережью Тир, была построена на высоком мысе, образующем удобную естественную гавань. Он принадлежал к числу знаменитых «городов-колесниц» царя Соломона, откуда тот вывозил породистых арабских лошадей. С первых дней судоходства город стал центром торговли и паломничества; он также не раз подвергался нашествию бесчисленных армий с тех пор, как человечество познало войны. Вследствие этого у входа в гавань выдавались в море две толстые стены с крепкими башнями. Между стенами была протянута огромная цепь, которая поднималась, чтобы преградить путь неприятельским кораблям. Вокруг города проходила двойная линия укреплений с тридцатью высокими башнями. Одна из них, в северо-восточном углу, могучая и неприступная, была известна как «Проклятая башня». Легенда гласила, что именно там Иуда заключил свою ужасную сделку. Крестоносцы, в свою очередь, прокляли ее, поскольку не сумели разрушить. Еще одна башня, выходившая на гавань, одно время служила сценой для жутких обрядов и кровавых жертвоприношений и получила название «Башня мух». Но ни она, ни ее двадцать восемь соседок пока не пали под натиском франков.

За городом расстилалась равнина, превращавшаяся в топь во время сезона дождей и служившая источником распространения страшной болотной лихорадки, которая периодически опустошала ряды осаждающих. Именно здесь и размещалась большая часть войска крестоносцев: примерно тридцать тысяч человек разбили лагерь от подножия горы Турон, где первоначально обосновался Ги де Лузиньян. Позади и вокруг них, на равнине и на горе, стояли бесчисленные когорты неверных.

Вновь прибывшие торжественно вступили в лагерь христианского воинства. Ричард ехал во главе своей армии верхом на великолепном белом жеребце с красивой пурпурной сбруей. По бокам короля сопровождали герцоги Бедфордский и Лестерский. Позади ехали главные военачальники, в числе которых был и Тристан де Жарнак. Далее, внося приятное разнообразие в боевую атмосферу, двигалась маленькая свита королевы. Разодетые в умопомрачительные туалеты дамы, ресницы которых трепетали, а вуали развевались, ехали молча, взволнованные слезами на глазах крестоносцев, выстроившихся длинной вереницей на пути их следования. Ничего подобного не видели здесь со времен смерти Сибиллы Иерусалимской. Утонченная внешность, изысканные манеры и элегантные туалеты дам заставили затаить дыхание самых закаленных вояк и поразили их настолько, что они сами не знали, орать им во все горло или разговаривать шепотом. Многие пали на колени, отдавая должное забытой красоте.

Иден, ошеломленная в первый момент ярким солнцем и горячим гостеприимством, от которых в ее ушах стоял звон, словно там стучали по наковальням кузнецы мастера Хью, откинула вуаль с влажного лба, чтобы лучше видеть происходившее вокруг. Она заметила, что большинство этих дочерна загорелых мужчин были худыми и изможденными, что они были покрыты многочисленными шрамами, а у многих недоставало конечностей. Неожиданно она увидела, что среди мужчин изредка попадались и женщины, такие же изнуренные, с обвисшей грудью, с глазами, блестевшими от лихорадки.

Они не двигались и не издавали ни звука, когда она проезжала мимо, но их глаза с усталой ненавистью оглядывали ее яркую одежду и чистое, здоровое тело. Две женщины были беременны. Ни одна не выглядела сколько-нибудь симпатичной, хотя все, очевидно, были когда-то хороши собой. Это были те самые «обозные женщины», чьего присутствия Ричард так старался избежать. Но, судя по тому, как алчно они смотрели на вновь прибывших, теперь ему вряд ли удалось бы избавиться от них. Ведь англичане были крепкими, упитанными и могли, наверное, дать немного еды или денег в уплату за удовольствия.

Удовольствиями в Акре давно уже никто не интересовался. Христианам довелось пережить самый суровый пост в своей жизни. Когда цена одного яйца или дюжины бобов составляла целый серебряный пенни, не находилось благородных господ, сохранивших достаточно энергии, чтобы тратиться на шлюх. Поэтому последним приходилось довольствоваться общением с простыми солдатами и драться с собаками за кости — чьи кости, никто не осмеливался гадать. Когда костей не осталось, они стали есть собак. Что до рыцарей, то их пиры были более обильными, но неотступная печаль сидела вместе с ними за столом, ибо ели они своих прекрасных, безропотных коней, и эта утрата делала их и без того незавидное положение еще более непрочным.

Когда уже совсем ничего не осталось, многие ели траву, заболевали и умирали. Многие умирали просто от истощения. Осаждавшие наполняли рвы вокруг города своими мертвецами, и тошнотворный запах разлагавшихся трупов витал в воздухе вместе со все усиливавшимся ощущением безнадежности. Они не надеялись выжить. Они не надеялись на спасение. Но потом, в марте, одинокий корабль с зерном дошел к ним, прорвав затянувшуюся зимнюю блокаду. Теперь они были спасены, во всяком случае до тех пор, пока не истощились бы привезенные припасы. Это восприняли как чудо.

Тем временем в окрестных горах с каждым днем росло число разноцветных шатров армии Саладина. К воинам ислама подходило подкрепление: сирийцы, египтяне, персы, курды, армяне, турки-сельджуки. Прибывали купцы и открывали торговлю; возникали все новые кухни, способные накормить в один присест тысячу человек: в горах паслись кочевые отары овец и коз, которые потом шли в кухонные котлы. Лекари и цирюльники, музыканты и кузнецы, прачки и летописцы превращали гигантский военный лагерь в настоящий город. И вместе с ними приезжали женщины — прекрасные, благоухающие, ясноокие, с черными и блестящими волосами, пышнотелые, сговорчивые, звонко смеющиеся. В конце концов, разве не наступила весна?