— Я знаю, что он друг вашего сэра Уолтера, — объяснил Хамфри, заметно протрезвев. — Их земли в Бретани граничат между собой. Может быть, он сможет сообщить вам что-либо полезное.

Иден чувствовала, как все сильнее сжимается ее сердце за те секунды ожидания, пока слуга передавал послание, а рыцарь пробирался к ним через тесную толпу пирующих.

Это был грузный мужчина лет пятидесяти, с нависшими бровями и невыразимо медлительными движениями и речью.

— Миледи Хоукхест. Милорд Торон. Чем могу служить вам? — учтиво спросил он, сделав безуспешную попытку поклониться.

— Нам очень хотелось бы узнать новости об Уолтере Лангфорде. Муж этой леди находится в числе его рыцарей.

— Увы, бедный Уолтер, — мужчина вздохнул и покачал головой. — Похоже, он скоро уйдет из этой жизни. Он провел разведывательную вылазку в горы — безрассудное предприятие, но теперь вряд ли кто решится порицать его. Отряд попал в засаду и был безжалостно истреблен. Из тридцати человек вернулись только трое, — они и рассказали о случившемся.

Иден коротко вскрикнула:

— Стефан де ля Фалез — он был вместе с ним? Он вернулся?

Дородный рыцарь вновь покачал головой:

— По этому поводу я ничего не могу сказать, миледи. Я помню этого юношу — у него такие светлые волосы, — но я не знаю имен тех рыцарей, что отправились туда, равно как и тех, что вернулись. Кроме самого Уолтера, которого я нашел на попечении госпитальеров. Он был очень серьезно ранен и не мог говорить. Боюсь… — мне очень жаль, миледи.

Лицо Иден смертельно побледнело, в глазах застыла мука. Рыцарь сочувственно склонил голову и удалился.

— Мне тоже чрезвычайно жаль, — мягко проговорил Торон, осторожно поддерживая ее. — Но вы не должны терять надежды. Еще могут открыться тысячи всевозможных обстоятельств. Только надежда может дать вам силы. — Он притронулся к ее подбородку, заставляя взглянуть в его грустные карие глаза. — То, как много дает надежда, можно оценить, только когда наверняка знаешь, что она безвозвратно потеряна для тебя.

Она коротко кивнула. Затем с теплотой и благодарностью дотронулась до его волос и, поднявшись с места, молча вышла из зала.

Почти не осознавая, куда она направляется, Иден пробежала через переднюю, где довольные стражники вкушали свою долю пиршественных яств, и оказалась в коридоре, ведущем к винтовой лестнице. Она быстро закружилась по ней, не чувствуя под собой ступенек, и только потом, упав на подоконник пробитой в стене амбразуры, задыхаясь и плача, она поняла, что прибежала в свою бывшую тюрьму, теперь любимую светлицу придворных дам.

Поначалу она дала волю слезам, рыдания сотрясали ее тело почти так же немилосердно, как однажды ночью это делал бушевавший океан. Но довольно быстро она взяла себя в руки. Плач был поблажкой, которая не могла принести никакой пользы ни ей, ни Стефану, если он еще жив. Она знала, что печальный и обесчещенный лорд Торон был прав: в ее сердце должно быть место только для надежды, но не для жалости к себе.

Она посмотрела наружу сквозь знакомые створки. Королевские галеры все еще покачивались на волнах, укрывшись в гавани, где теперь к ним прибавилось еще не менее сотни судов. Другие корабли пришли днем. Военный флот Ричарда быстро рос. Если бы можно было поднять якоря и отплыть тотчас же, сегодня! Нетерпение, которое она привыкла постоянно сдерживать, как натренированная гончая, так натягивало ее нервы, что вскоре их разрыв стал почти реальной угрозой для ее рассудка и будущего. Она вонзила ногти в каменный подоконник, как будто пытаясь пробить себе дорогу сквозь бесчувственную скалу. Несколько ногтей сломалось, и боль привела ее в чувство. Она глубоко вздохнула и постаралась расслабиться, презирая себя за потерю самообладания.

Неожиданно она почувствовала, что смертельно устала, что все ее душевные силы на исходе. Огромная кровать Исаака все еще находилась в комнате и была придвинута к стене вместо дивана для дневного отдыха дам из свиты королевы. Она была завалена длинными полотнищами и небольшими лоскутами шелка и бархата, остатками разграбленной обстановки замка. Зевая, она благодарно улеглась посередине, и вскоре яркие цвета разложенных вокруг тканей смешались в ее тревожных и неуловимых сновидениях.

Дородный рыцарь, державший в руках остатки мяса, указывал в туманную даль, где спиной к ней стоял более молодой рыцарь высокого роста. Она знала, что это Стефан. Она двигалась к нему, словно плывя через грязное болото, которое стремилось ее засосать, — так жутко движешься только во сне. Наконец рыцарь обернулся. У него было лицо Хамфри Торонского. Она в бешенстве проснулась. Или, может быть, ее разбудил звук шагов на лестнице? Но кто бы это мог быть? Может быть, Матильда, чьи завидущие глаза могли переоценить объем собственного желудка?

Но занавес на двери был отдернут рукой, отнюдь не принадлежавшей какой-либо леди. Это был сэр де Жарнак, празднично разодетый в черное с серебром, его лицо выражало вежливую озабоченность. У Иден вырвался звук, похожий на рычание.

Не смущенный таким приемом, де Жарнак внимательно ее рассматривал. Во время этого приятного процесса он убедился, что, хотя она и плакала, теперь все осталось позади, сон освежил ее и вернул ей прежнюю решимость.

— Я видел, как вы ушли. Вы, кажется, были чем-то потрясены. — Его язык чуть-чуть заплетался. Де Жарнак, которого так превозносил его лейтенант за способность перепить кого угодно, сегодня сам недооценил крепость вина. Иден, чьи заспанные и опухшие от слез глаза еще не очень хорошо видели, не сразу поняла это. Она смотрела на него, смущенная и безмолвная.

Приняв элегантную позу, он облокотился на боковину двери. Еще совсем недавно что-то побудило его прийти сюда, но теперь он не мог понять, почему он так поступил.

— Я волновался за вас, — медленно проговорил он. Глаза его сверкали, как у кота. — Я боялся, как бы вы не вылетели в окошко и не подкупили кого-нибудь из морских волков короля, предложив ему отплыть вместе с вами в Акру. Ведь вы получили весточку о муже, не так ли? — Непринужденность его тона была невыносимой. Она пожирала его глазами. Сейчас она ненавидела его всей душой. И он должен был чувствовать это.

— Я однажды предложил вам помощь, — вновь заговорил он, добродушная улыбка слетела с его лица. — Предлагаю ее еще раз. В самом деле, ваше счастье весьма заботит меня.

— Идите к дьяволу с вашей заботой, — процедила она сквозь зубы. — Мне не нужно ваше участие. Если вы знаете, что я получила новости, то, верно, вам известно, какие именно. Будьте же милосердны и оставьте меня в покое.

Ее последняя реплика прозвучала так, будто она сдалась. Ей нельзя сдаваться, нельзя думать об этом. Ему не удастся увидеть ее слезы.

Он криво улыбнулся:

— Боюсь, я не смогу этого сделать. Видите ли, Ричард, наш король, будучи сам примерным супругом… так вот, Ричард полагает, что я должен присмотреть за вами. Он особенно просил меня предупредить любые… эксцентричные действия с вашей стороны. Да и королева тоже думает, что о вас следует позаботиться.

Она ответила на его мягкую улыбку взглядом, полным неприкрытой ненависти. Он заметил швейные ножницы, лежавшие недалеко от ее руки, и прикинул ее шансы попасть в движущуюся цель. Иден глубоко вздохнула и поднесла кулаки к заплаканному лицу. Она почувствовала, что покраснела и что ее волосы, празднично завитые в колечки, распустились, придавая ей неопрятный вид. Де Жарнак, со своей стороны, выглядел так, как будто он никогда не сталкивался с жизненной неразберихой и не выходил за пределы королевской приемной в Винчестере.

— Пожалуйста, уходите, — произнесла она, сдерживая ярость.

Он небрежно шагнул вперед и остановился, глядя на нее сверху вниз. Иден начала чувствовать себя неуютно. Почему он так пялится на нее? Решив, что ей лучше постараться продолжить беседу, Иден спросила насколько могла безразлично:

— Раз уж вы не делаете то, о чем я вас прошу, может быть, соблаговолите рассказать мне что-нибудь о вчерашнем совете королей? Разговор с сэром Хамфри не касался этой темы, а мне хотелось бы узнать, что привело всех этих благородных принцев в наш лагерь. — Ей показалось, что он порядком ошеломлен этим вопросом. — И, — добавила она, пытаясь выяснить главное, — не означает ли их прибытие, что мы скоро покинем Кипр?

Он кивнул, ее любопытство действовало отрезвляюще.

— Ги Иерусалимский приехал просить Ричарда о помощи против Конрада Монферрата. Филипп Август объединился с маркизом, и это значительно усиливало позицию Конрада в борьбе за трон. Если Ричард возьмет сторону Ги, он получит помощь в завоевании Кипра, которое в таком случае будет весьма быстрым. Неплохая сделка. Ричард принял ее. Ему нужен Кипр. Кроме того, он не меньше вас хочет увидеть стены Акры. Так что вы можете благосклонно смотреть на Ги де Лузиньяна. Если не на меня, — закончил он, ухмыляясь.

— Могу ли? — Взгляд ее выразил презрение. — Даже лорд Торон высказал мнение, что Конрад, возможно, более подходящий человек. А ведь тот забрал у него жену.

Тристан вздохнул. Как же сильно нуждался злополучный Ги в помощи Ричарда! Львиное Сердце мог существенно посодействовать его слабеющему делу.

— Может быть, и так. Возможно, в этом даже есть смысл. Но пока время не пришло, мы будем на стороне Ги, поскольку мы люди Ричарда. И спаси нас Господь, в конечном счете все мы — Монферрат, Лузиньян, Плантагенет и Капет — присягали одному и тому же Кресту и конец у всех будет один. — В его голосе послышалась горячность, которая была ему раньше несвойственна.

— Как это должно радовать сарацин, — пробормотала она, заметив, что несколько растрепанных прядей явно портят его безупречную внешность, а лоб под ними значительно краснее, чем всегда, и, уж конечно, не по вине лихорадки.

— Саладин? — удивленно пробурчал он, заметив, что лицо ее смягчилось. — Конечно, он обращает это себе во благо, как же иначе? Человек столь топкого ума испытывает боль, безучастно наблюдая за постыдными играми недостойных врагов.