И теперь, лежа под черным пологом небес, под незаметно плывущими звездами, две девушки вели между собой тихие беседы; их капюшоны были надвинуты на глаза, дышали они отрывисто и неглубоко, пытаясь перебороть холод. Неподалеку беспокойно ворочалась леди Алис, что-то бормоча и тихонько вскрикивая во сне. Уже, наверное, в сотый раз Беренгария проговорила:

— Если бы я понравилась ему хоть капельку! Я не говорю о любви. Любви ждать не приходится. Но моя жизнь была бы гораздо отраднее, если бы он относился ко мне с симпатией и считал бы меня своим другом.

— Ты слишком скромна и набита глупыми сомнениями, — шепотом ответила Иден, опасаясь разбудить кого-нибудь из дам или, Боже упаси, королеву Элеонору. — Я думаю, он привяжется к тебе, ты так непохожа на него, а ведь, как говорят, противоположные характеры легче сходятся: твоя кротость смягчит его неприступность, его энергия будет черпаться из твоей безмятежности. Вы отлично подойдете друг другу. Я в этом уверена.

Принцессу вполне устраивала такая перспектива.

— А у вас со Стефаном тоже было так? — спросила она нерешительно. — Я убедилась в твоей силе и не могу представить, что он может быть еще более сильным. Но при этом, я знаю, ты не только любишь, но и уважаешь его.

Иден вздохнула. Ее лицо было скрыто капюшоном, но принцесса почувствовала ее улыбку, когда она ответила:

— До некоторой степени — да, мы подходили друг другу, хотя и не так, как, по-моему, подходите друг другу вы с королем. Стефан был умнее меня. Он был замечательным мечтателем, он всегда знал, каким должен быть мир и каким должен быть он сам, или я, или что угодно. Он воспринимал мир так, как учил Христос, и работал на благо мира — не щадя себя. Это нелегкий путь. И этот путь привел его в Иерусалим.

Послышалась ли в ее тихом шепоте легкая горечь? Беренгария не была уверена. Но когда Иден заговорила вновь, от горечи не осталось и следа:

— Я знаю, что он не принял бы Крест, если бы не был абсолютно уверен в правильности своего выбора и не познал бы истинного значения и красоты Креста. Случилось то, что должно было случиться, — закончила она, но на этот раз принцесса отчетливо расслышала сомнение в ее голосе. Стефан желал уйти, захочет ли он вернуться?

— Если Господь хотел, чтобы Стефан отправился в Иерусалим, наверное, он хотел и этой твоей поездки! Ты рассказала мне о случае в часовне Хоукхеста, и я уверена, что все у тебя будет хорошо: ты найдешь Стефана, и он поймет, что ему пора возвращаться.

— Надеюсь! — шепот прозвучал натянуто. — Но что мне делать, если он откажется?

До этой минуты она не позволяла себе усомниться — это могло бы помешать ее поискам. Но теперь, плывя между небом и землей, далеко в Средиземном море, она в первый раз с дрожью ощутила, на что она осмелилась.

— Он не откажется, как же он посмеет? — успокаивающе проговорила Беренгария. — А если он все-таки откажется, я прикажу ему отправиться домой, ведь я его королева!

— Святой Луи! — раздался позади них полный страдания вопль. — Вы хотя бы немного представляете себе, как сейчас поздно! Вы не можете подождать со своими разговорами до утра?

Леди Алис была разбужена их приглушенными голосами. Ее тон недвусмысленно давал понять, что ее терпению пришел конец.

— Извините, — прошептала Беренгария. — Мы были уверены, что разговариваем очень тихо.

— Тихо! Я бы не удивилась, если бы шевалье де ля Фалез собственной персоной уже ожидал бы нас на причале в Мессине — так далеко разносится голос его леди! — Это было непростительно, но к этому привела их неумолчная болтовня.

Иден приподнялась на локте, глядя в темноту.

— Если наши беседы так тревожат вас, леди, представляю, какой мукой было для вас слушать их столь внимательно!

Тяжелый вздох Алис был почти осязаемым:

— Я прислушивалась к ним, леди Иден, не больше, чем к шуму волн или скрипу этой отвратительной лохани. К сожалению, ваши голоса заглушают все эти звуки.

— Мне очень жаль, что мы разбудили вас, леди Алис. Теперь мы будем вести себя тихо, — примирительно сказала Беренгария. — Не правда ли, Иден?

Было ясно, что Иден тоже следует извиниться. Но ей этого не хотелось.

— Разумеется. Что же еще остается. — Это было все, что она сумела из себя выдавить. Ей пришло в голову, что Алис может страдать от задетого самолюбия не меньше, чем от бессонницы. Если бы Иден не удалось найти дорогу к самому сердцу маленького окружения Беренгарии, не лежала бы на ее месте сейчас другая девушка? Не заняла ли она место Алис? Это было маловероятно. Беренгария находилась в Англии еще очень недолго, а леди Алис служила прежде всего королеве. Наконец, Иден с трудом могла себе представить эту гордую голову склонившейся к другой во взаимном обмене сокровенными радостями и печалями.

Она улыбнулась, устраиваясь поудобнее. Она была рада, что пережила момент сомнений относительно Стефана. Это все равно случилось бы. Лучше раньше, чем позже. Она поплотнее закуталась в малахитового цвета плащ и закрыла большие зеленые глаза. Беренгария, поняв, что ее подруга отдыхает, позволила себе погрузиться в собственные, особо интимные мечты — о Ричарде, золотом Львином Сердце, который будет скоро лежать рядом так же близко, а может быть, еще ближе.

И вот наконец путешествие было закончено. Они достигли Мессины. Пространство, ограниченное только синей поверхностью воды, обнаружило на горизонте успокоительные признаки цивилизованной земли. Скалистая береговая линия понижалась к городу, на крышах и башнях которого развевались флаги. Перед ними открылась огромная гавань, которая являла собой зрелище поистине великолепное и в то же время пугающее. Заморские страны не видели ничего подобного: двести военных галер Англии, с Львом и Крестом на раздутых парусах, выплыли встречать старую и молодую королев. Сотни раз сотни ярких вымпелов взмывали вверх, развеваясь на легком ветерке, стены и башни были переполнены народом. Лес приветственно машущих рук, звуки труб, гром литавр, рев и пение десяти тысяч голосов. Королевский корабль медленно и величаво двигался в центре флотилии, так что все могли видеть две стоявшие на носу фигуры в роскошных одеждах: более высокую, в темно-малиновом платье, с вуалью из золотой ткани, увенчанную золотым обручем с огромным рубином, и меньшую, стоявшую рядом, в серебристом одеянии, с черными, как ночь, волосами, покрытыми голубой накидкой, с серебряными украшениями, сверкавшими на плечах и тонкой соблазнительной талии.

Раздался такой крик, какого Беренгарии еще не приходилось слышать. Для армии английского короля, утомленной долгим зимним ожиданием на Сицилии, прибытие королевской невесты оказалось добрым знамением — ведь после того, как Львиное Сердце наконец женится, они должны будут отправиться на континент к Иерусалиму. Для принцессы, тихо покачивавшейся на высоко вознесенном над волнами помосте, общий клич тоже был хорошим знамением — она была рада, что их появление доставило столько искреннего удовольствия людям Ричарда. Она начала улыбаться и махать им рукой, от души наслаждаясь, ведь отвратительное путешествие наконец подошло к концу. Стоявшая неподалеку Иден, в новом платье из янтарно-желтой дамасской парчи, таинственным образом оказавшемся в ее сундуке вместе с украшениями работы мастера Хью и прочими великолепными аксессуарами, с большим трудом сохраняла приличествующую ситуации грациозную и сдержанную осанку. Она знала, что вертеть головой и восхищенно вопить при каждом новом зрелище подобало только простолюдинам, но все вокруг было так необычно и интересно для девушки, которая до сей поры ни разу не путешествовала дальше Винчестера или Кентербери. А теперь она оказалась на Сицилии в компании настоящей и будущей английских королев и в скором времени сможет преклонить колено перед самим королем Ричардом.

Королева Элеонора, не будучи избалованной публичным выражением признательности своих подданных за долгие годы вынужденного затворничества, грациозно склонила голову и отдала четкий полусалют, которому она научилась давным-давно, перед ее первым Крестовым походом с Людовиком-монахом. Она улыбнулась Иден более тепло, чем обычно. Она надеялась, что эта храбрая и стремившаяся к счастью девушка не встретит горя и разочарования в землях, названных Святыми. Хотя несчастья посетили здесь многих, в том числе и саму королеву. Она въехала на коне в эти выжженные земли, гордое и воинственное дитя в серебряных доспехах. Она вернулась домой взрослой женщиной, израненной стрелами судьбы, достаточно сильной, чтобы свергнуть короля Франции и искать супруга по своему выбору, неся в сердце память о многих смертях, в том числе и ее молодого галантного дяди, друга и любовника — князя Антиохийского, который был убит, поскольку не смог прийти к соглашению с неверными. В этих землях на каждом шагу встречались храбрость и трусость, интриги и ложь, усталость и множество болезней — вплоть до душевного изнеможения. Не многим приходилось видеть то, что видели они, большинство их людей были жестоко захвачены в плен. Элеонора, несмотря на быстрый как ртуть ум и бравую наружность, рассталась со своими девичьими грезами под ярким сирийским солнцем, которое она так любила; она не хотела, чтобы с молодой леди Хоукхеста случилось то же самое.

По отношению к Беренгарии она не испытывала подобных опасений. Если эта девушка сумеет перебороть свою чрезмерную застенчивость, — а Ричард вполне мог ей в этом помочь, — она вступит в зрелость с хорошими задатками и сможет должным образом повлиять на ее непокорного сына. Кроме того, что более важно, она даст Англии следующего короля. Это произойдет не скоро, но она, королева, должна будет позаботиться о том, чтобы их венчание состоялось сразу же после того, как закончится Великий пост. Она должна получить соответствующее обещание Ричарда. Он никогда не спешил жениться, желающих разделить с ним постель было предостаточно, об этом ходило много самых непристойных слухов: разве не болтали о его «родственных» отношениях с одним из молодых оруженосцев? Королева не желала ничего знать о подобных вещах, но в силу привычки держала уши открытыми, и ей доводилось слышать такое, о чем она предпочла бы не иметь представления. Но она не беспокоилась о женитьбе — она получит обязательство, а Ричард, при всех его пороках, всегда держал свое слово.