— Извини, дружище, — говорит Энди.
— Все в порядке, — говорю я, — я еще не отошел от первой.
— Я тоже. Но хорошо, когда есть гарантия.
— Да, я тебя понимаю. Просто нужно что-то для — как они называются, эти периоды ослабевания, которые находят волнами?
— Не знаю, дружище.
— Но ты понимаешь, о чем я. Нужно что-то, чтобы заполнить — во, провалы, точно. Провалы.
— Да.
— Но иногда мне казалось, что если заполнить провалы, то пики будут не такими. Может быть, будешь возвращаться в норму.
— Да.
— Поэтому, может быть, на самом деле нужно рассчитать так, чтобы вторая таблетка вступала в действие в тот момент, когда первая достигает пика, и получится двойной пик. Это будет значить, что провал тоже будет вдвое глубже. И тогда нужно принять еще одну таблетку, которая будет поднимать тебя как раз тогда, когда остальные опускают. И так далее, и так далее.
— Да.
— Или я несу чушь?
— Нет, дружище.
— Ты это не просто так говоришь? Я ведь… ты действительно нравишься мне. Меньше всего мне хотелось бы утомить тебя, говоря всякие глупости.
— Дружище, ты великолепен. Даже если ты будешь говорить глупости, я могу весь вечер просидеть здесь, слушая тебя.
— Значит, все-таки я говорю глупости?
— Дружище… — Он кладет свою руку мне на плечо, притягивает меня к себе и какое-то время держит в крепких объятиях. Я чувствую, как моя паранойя отпускает меня.
Я стискиваю его руки своими. Они большие и грубые. Рабочие руки. Я с обожанием вглядываюсь в его огромные зрачки.
— Энди! Чертов классный тип!
— Ты тоже, дружище, ты тоже. А где тебя научили так говорить? — спрашивает Энди.
— Как — так?
— Шикарно.
— Не знаю. В школе, может быть.
— Ты учился в какой-то из этих «паблик скул»?
— Да.
— Тогда понятно.
— Тебя это как-то тревожит?
— Дружище, меня ничто не тревожит. Дело не в том. Я подумал: вот ты и я; в обычной обстановке нам никогда не пришлось бы разговаривать, правда?
— Не знаю. Смотря что ты делаешь.
— Делаю?
— По работе.
— A-а! Ясно. Я водопроводчик.
— Ну, вот. Тогда ясно. Ты мог прийти ко мне домой, чтобы починить — ну, водопровод.
— Да, дружище. Но я думал про разговор, настоящий разговор. Как у нас сейчас.
— Да. Все дело в наркотике, верно?
— Да.
— Чертовски здорово, правда? До чего же замечательное изобретение. Таблетка, которая всех объединяет, всех делает друзьями. Как ты думаешь, может быть, нам нужно все время, черт возьми, их принимать?
— Все время, черт возьми.
— И это… очевидно, что это оказывает удивительное влияние на общество. Я чувствую это, потому что я журналист, и на трибунах стадионов…
— Ты что, вправду журналист?
— В общем, да.
— И где?
— Мм. В «Телеграф» в основном.
— Алло, ребята, слушайте. Вот мой друг — Джош, да? — так он журналист в «Телеграф»!
На всех это производит впечатление.
— Значит, ты пишешь статью? — спрашивает кто-то.
— Что? В таком состоянии?
Раздается хохот.
— Так ты говорил… — напоминает Энди.
— О чем?
— О трибунах стадионов, — говорит он.
— А, да. Ну, дело в следующем. Просто на трибунах сейчас гораздо более дружественная обстановка, как мне говорили. Потому что все увлечены экстази, а не насилием.
— Как я.
— Да, и я тоже.
— Не-ет. Я говорю о насилии. Я в этом поучаствовал.
— Что ты имеешь в виду — драки кулаками и все такое?
— На «Стэнли» в основном.
— Не может быть.
— Успокойся, дружище.
— Но ведь это… ужасно?
— Что делать, дружище. Если противник ужасен, ты должен быть еще ужаснее, разве не так?
— Наверно.
— Вот след ножа, — говорит он. Он оттягивает вниз воротник своей футболки и показывает длинный глубокий белый шрам. — Дюймом ниже — и я покойник. Так мне сказали в больнице.
— Боже мой, — говорю я.
— Все нормально, дружище. Ты бы видел, как я разделал того парня.
— Могу себе представить.
— Но зря я стал рассказывать об этом. Это было давно, и я не хочу, чтобы ты думал, что я таким и остался.
— Нет. Все нормально. Просто подумал, как странно. Разговариваю с настоящим футбольным хулиганом. Бывшим.
— А я — с тобой, из «Телеграф». Просто не верится.
— И все благодаря одной маленькой белой таблетке с пятнышками.
— Трем с половиной.
— Ты принял три с половиной? Черт! Почему ты не танцуешь?
Взявшись за руки, я и мой новый друг-хулиган протискиваемся в то место танцплощадки, где я оставил Молли и Томми. К моему ужасу, их там не оказалось. Весь мир рушится, когда с опозданием я понимаю, что девушка с каштановыми волосами в платье с голой спиной и талией, которая раскачивается передо мной и несколько напоминает Молли, и есть в действительности Молли. Я просто не узнал ее без кофты, которую она повязала вокруг пояса. За время моего отсутствия она превратилась в настоящего рейвера. Ее тело поблескивает от пота, она излучает желание, она научилась всем ловким подергивающимся движениям, которые умеют делать только рейверы, и каждую новую мелодию она встречает так, будто слышала ее еще от бабушки, когда та баюкала ее на коленях. Я ужасно горд тем, что эта трансформация произошла благодаря моей таблетке. Как отец в день свадьбы своей дочери.
Я касаюсь блестящего плеча Молли. Она оборачивается. В ее глазах сверкает буйная радость. Если бы это было нашей первой встречей после того, как кто-нибудь из нас полгода пропадал в джунглях Амазонки, и тогда удовольствие видеть друг друга не могло быть больше.
— А где?.. — Я стараюсь перекрыть музыку, которая стала такой громкой, что слов не слышно. Диджей накручивает атмосферу для очередной большой волны.
Но Томми уже прыгает на меня с предупреждающими объятиями — в мокрой от пота рубашке и с горящим лицом, с которого капает. Я, в свою очередь, обнимаю его с мыслями «брр, липкий» и «ему срочно нужно воды». Такие практичные мысли показывают, что я с ними на разных стадиях. Они поддерживали свой кайф с помощью танцев. Мне нужно немного поработать над моим.
Я без слов знакомлю Энди с Томми и Молли. Они сразу с готовностью принимают его в наш кружок. Он приветствует их поднятыми вверх большими пальцами.
Я не могу удержаться от того, чтобы не оттянуть футболку Энди и показать Томми и Молли его шрам.
«Зачем мне это?» — показывает Молли взглядом.
«Потому что это интересно и забавно», — отвечаю я поднятыми большими пальцами.
Улыбаясь, Энди крутит указательным пальцем у виска.
Я ухмыляюсь. Теперь, когда я стал танцевать, кайф снова возвращается.
Я все правильно рассчитал. Диджей дошел до той стадии, когда происходит некоторое замедление, и народ начинает это замечать. Те, кто не уходил с площадки, начинают нервничать. Те, кто вернулся из туалетов или бара, хотят узнать, почему ничего не происходит. Начинают свистеть. С надеждой выкрикивают «эсиид». Напряжение явно ощутимо. И вдруг — или нам это показалось? Или диджей бросил сэмпл всем нам знакомого гимна, одной из тех великих мелодий, от которых снова начинаешь балдеть и от которых у всех крыша едет?
Опять напряжение, опять работают челюсти, опять свист, выкрики. Если эти предварительные ласки еще продлятся, мы все сойдем с ума.
Но погодите, вот снова были эти звуки. Сэмпл вокала. И теперь еще несколько знакомых ритмов, которые диджей микширует с текущим треком, перескакивает то туда, то обратно, и каждый раз дразнит нас, добавляя еще кусочек.
Теперь мы все смотрим в сторону сияющей будки диджея, вытянув руки с повернутыми вверх ладонями, делая ими подталкивающие вверх движения, которые должны означать: «Заводи, мистер Диджей», — или манящие жесты, означающие «Иди к нам, хорошая музыка, иди к нам!».
И она приходит.
Она обрушивается на нас огненной лавиной.
Толпа на площадке вздымается вверх в едином порыве. Свист достигает пронзительного фортиссимо.
— Эсиииииид, — запевает кто-то.
— Эсиииииид, — отвечает ему хор.
И, как будто вызываемая каким-то исключительно заразным вирусом счастья, по площадке разносится улыбка, переходя с одного лица на другое.
По мере того как крепнет музыка, моя таблетка начинает действовать снова, и действовать сильно. Лишь пару минут назад я тщательно строил свои движения в танце — не слишком ли я двигаю ногами? как заставить качаться бедра? что бы еще такое выделывать руками? — теперь же мне совершенно безразлично, я весь растворился в музыке, я больше не отдельная личность, а часть некоего огромного гайянского целого, лучезарного вибрирующего организма, в котором все счастливы, все движутся в едином ритме и все в единой стадии кайфа.
В те редкие мгновения, когда я обретаю себя, например когда Молли встречается со мной взглядом и начинает танцевать только для меня — боже, как я люблю Молли, она мой самый лучший друг, — и я хочу в ответ танцевать перед ней и показать, что я с ней, я замечаю, что стопы мои приклеились к полу и я танцую только коленями, бедрами и руками, совершая все эти искусные, извивающиеся культовые движения, которые могут обозначать плодородие и любовь и лучи света и выглядят особенно потрясающе, как я замечаю, в замедленном показе при стробоскопическом освещении. Мне нравится то, что мы делаем. Очень нравится. Так же как это нравится Молли, Томми, Энди и еще двум красивым девушкам, танцевавшим рядом с нами еще минуту назад, а теперь их засосала в наш кружок та атмосфера огромной любви, которую мы создаем вокруг себя, и теперь они танцуют с нами, улыбаются нам, подражают нашим движениям, пьют нашу воду, угощают резинкой, как будто мы были знакомы вечно. Нам всем это очень, очень, очень нравится, и если так будет продолжаться вечно, мы не имеем ничего против.
"Едва замаскированная автобиография" отзывы
Отзывы читателей о книге "Едва замаскированная автобиография". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Едва замаскированная автобиография" друзьям в соцсетях.