Люси Кларк - Единственный вдох

– Напоминает тебе о Джексоне, да?

– Иногда.

Сол отвязывает катер, заводит мотор, и они отплывают от пристани.

Выйдя из бухты, лодка набирает скорость, и Ева поеживается на ветру. Сейчас они на юго-восточной стороне острова, совершенно безлюдной – здесь царствует дикая природа, окрестные земли признаны национальным заповедником.

– Какая красота! – Кейли даже снимает солнечные очки, чтобы насладиться открывающимся пейзажем: над ними возвышаются заросшие лесом доломитовые скалы, по пути есть укромные бухточки, к которым можно подобраться только вплавь.

Ева молчит, и поэтому с Солом общается Кейли – расспрашивает об истории острова. Его трудно втянуть в беседу, но вскоре он, видимо, сдается и начинает рассказывать о коренных жителях Тасмании. В племенах аборигенов было заведено так: женщины добывали моллюсков и раков, а мужчины охотились на тюленей. Тысячи лет спустя остров облюбовали китобои: они и построили на мысе наблюдательные посты, чтобы высматривать южных китов.

Закрыв глаза, Ева подставляет лицо солнцу – просто слушать их разговор тоже приятно, – затем разгибает спину. Плеск воды действует умиротворяюще. Голос Сола окутывает Еву, вводя в заблуждение: его тембр звучит так знакомо, что если сосредоточиться на ритме беседы, можно подумать, будто это Джексон сидит рядом с ней.

Сол высовывается из кабины, поглядывает на море. В прошлый раз здесь за ним плыло целое стадо бутылконосых дельфинов: они выпрыгивали из воды, веселья ради прогибались и крутились. Может, и сегодня удастся увидеть. Как раз то, что надо.

Ева молчалива и, судя по выражению лица, витает где-то далеко. Он ведь ни разу не слышал, как она смеется. Какой же ты была раньше?

Хотя за мысом Игл-Кейп дует встречный ветер, волн почти нет. Через пару минут они приближаются к месту назначения: небольшой бухточке, укрывшейся среди высоких утесов, где поверхность воды практически зеркальная. Мотор стихает, катер сбрасывает скорость, постепенно продвигаясь вперед.

– Как насчет кальмаров с картошкой фри? – предлагает Сол.

Кейли с подозрением спрашивает:

– А ловить их придется?

– Возможно. У меня тут две удочки.

– Повезет когда-нибудь твоей избраннице.

Сол отвечает улыбкой. Здесь, в море, ему спокойнее – они не рискуют наткнуться на кого-нибудь, кто все испортит.

– А ты, Ева? – отрывает ее Сол от далеких мыслей. – Хочешь порыбачить?

Она заметно напрягается.

Ну конечно, ведь Джексон погиб на рыбалке.

– Прости, дурацкая идея.

– Нет, я с удовольствием.

Голос Евы звучит решительно, и Сол, кивнув ей, цепляет яркие кальмаровые крючки оранжево-розового цвета на обе удочки.

Они подходят к борту. Кейли присоединяется: встает на перевернутое ведро и, скрестив руки, наблюдает. Сол подает Еве короткую удочку с обмотанной изолентой рукояткой.

– Это моя любимая. Я разрешаю брать ее только тому, кто собирается поймать много кальмаров.

Ева выдавливает из себя улыбку.

– Видишь, вон там, заросли морской травы? Будем надеяться, там плавают кальмары, занимаясь своими кальмарьими делами. Опускай леску, пока не почувствуешь, что крючок коснулся дна. Потом просто поводи из стороны в сторону – вся хитрость в том, чтобы завлечь кальмара. Пусть думает, что это что-то съедобное, а ты время от времени потихоньку поднимай удочку.

Ева следит за его движениями и повторяет.

– Отлично, все правильно.

– Настоящий профи, – говорит ей Кейли.

Через какое-то время Ева спрашивает:

– Вы с Джексоном часто рыбачили вместе?

– В детстве, – коротко отвечает Сол.

Впервые он побывал на Уотлбуне, когда Солу было лет шесть, а Джексону – восемь. Отец дал им ведро и сеть, велел идти к заливу и поймать семь разных морских существ.

За час братья добыли малька, крабов двух видов, актинию и мидию, но им не хватало еще двух обитателей моря. Сдавшись, они потопали назад к родителям. Джексон с грохотом опустил ведро и пожал плечами: «Больше не нашли».

Дирк наклонился и рассмотрел их добычу. Затем подозвал к себе ребят и сказал:

– Они здесь, все семь. – И показал им крошечные точечки планктона и полупрозрачную креветку, спрятавшуюся в водорослях. – Море полно жизни, надо только быть внимательным.

– Я тут подумала, – говорит Ева, подергивая леской, – что неплохо бы встретиться со старыми друзьями Джексона.

Сол напрягается.

– Не свяжешься с кем-нибудь из них, пока мы не уехали?

Он приподнимает кепку и вытирает лоб.

– Трудно договориться вот так, в последнюю минуту.

– Попробуй, – настаивает Кейли. – Можно было бы посидеть где-нибудь. У нас еще пара дней в запасе.

– Вряд ли у меня записаны их телефоны.

– А те, кто был на службе? – спрашивает Ева. – С ними ты ведь общаешься?

– Может, найду чьи-нибудь номера.

– Значит, позвонишь им? – упорствует Ева.

Сол думает, как лучше ответить. Врать не хочется.

– Конечно, – наконец говорит он.

Если бы только его голос звучал убедительнее.

Вдруг Ева удивленно вскрикивает: у нее натянулась леска.

– Клюет! – радуется Сол, в том числе и перемене темы.

– Что мне делать?

– Начинай наматывать.

Удочку тянет вниз; Ева, напрягшись, крепко ее удерживает.

– Вот так, крути не спеша.

Ева уверенно наматывает леску с сопротивляющимся кальмаром.

– Не ослабляй леску, иначе сорвется.

– Вон он! Кальмар! – показывает Кейли на поверхность воды.

Ева вытаскивает из моря блестящего южного кальмара и подтягивает его к катеру.

– Тянуть дальше? – сосредоточенно спрашивает Ева.

– Да, до самого конца.

Она вытаскивает его из воды, и сердитый кальмар, дергая щупальцами, становится красным.

– Теперь опускай.

Ева осторожно кладет кальмара на палубу, и Сол тут же вынимает из него крючок.

Кейли наклоняется вперед, чтобы рассмотреть.

Кальмар начинает дергаться в руках Сола.

– Вам лучше отойти.

Ева отступает, но Кейли остается на месте и нагибается еще ближе.

Вдруг кальмар два раза подряд выпускает чернила. Густая жидкость забрызгивает палубу и попадает на ноги Кейли.

– Гадость! – в ужасе кричит она.

Ева то смотрит на ноги подруги, покрытые темными пятнами, то ловит ее полный ярости взгляд.

И сгибается пополам от смеха, который громким эхом разносится по волнам. Смех Евы окутывает их троих, и даже Сол ухмыляется.

Кейли сидит на нижней ступеньке трапа, болтает ногами в воде, пытаясь отмыться, и все еще ворчит по поводу кальмара. Смыв все следы от чернил, она опускается в воду и, вскрикнув от холода, отталкивается от борта лодки.

– Тут замечательно! – кричит Кейли.

Ева снимает сарафан, под которым у нее оранжевый купальник. Живот аккуратно выпирает. Хотелось бы прыгнуть прямо с катера, но она все же спускается и осторожно заходит в воду.

Море окутывает Еву прохладным шелком. Она плывет не спеша, щурясь от яркого солнца. Почти каждое утро Ева плавала в заливе у хижины, и руки стали крепче. Волосы разметались по воде. Она закрывает глаза и прислушивается к тихому плеску волн о борт катера. Где-то высоко кричит птица.

Легкий толчок в животе, и Ева открывает глаза. Задержав дыхание, ждет, когда он повторится. Второй толчок сильнее, и она вздрагивает.

– Ева?

– Наверное, толкается, – говорит она, пытаясь нащупать, где именно.

– Ребенок?

– Да. Лучше поплыву назад.

– Давай, только не спеши.

Ева плывет к катеру, касаясь воды подбородком. Беременность приносит много новых и странных ощущений, физических изменений. У скольких бы женщин она ни принимала роды, это совсем другое. Теперь она чувствует это сама.

Снова толчок, будто что-то внутри натянулось, и Ева кладет руку на живот.

– Все в порядке?

Ева глубоко дышит. Когда же это пройдет?

– Мне нужно выбраться.

– Почти доплыли. – Кейли касается плеча подруги, направляя ее к катеру.

Ева хватается за трап и замирает.

– Ты как? – выглядывает с лодки Сол.

Ева подтягивается к первой ступеньке, и ее пронзает боль. Не просто толчок, а мучительный спазм.

Снова болезненная судорога. Ева держится за лестницу и зажмуривается. Нет, только не это.

Она прекрасно знает, что с ней происходит и почему внутри все так сжалось. Знает, почему у Кейли напуганный вид, почему Сол выронил удочку и поддерживает ее, обнимая за плечи, почему по бедрам стекает кровь.

Кейли толкает дверь плечом и заносит в полутемную комнату поднос с чаем и печеньями. Весь день окна были занавешены, воздух тяжелый и затхлый. Ева свернулась на кровати, накрывшись одеялом до подбородка.

– Милая, я принесла тебе чай.

Ева молчит.

Кейли ставит поднос, садится на стул рядом с кроватью. Глаза у Евы открыты, но смотрят в никуда. Кейли осторожно убирает волосы со лба подруги. Кожа у нее прохладная, будто восковая на ощупь.

– И еще печенья. Апельсиновые с шоколадом.

Ева по-прежнему молчит. После выкидыша она почти не выходила из комнаты. Кейли должна была уехать в Мельбурн на съемки два дня назад, но сумела договориться с режиссером и полетит только завтра.

– С мамой еще не говорила? – спрашивает Кейли. – Ева качает головой. – А я думаю, стоит.

После долгой паузы Ева отвечает:

– Не могу.

И понятно: сестра Евы родилась мертвой. Мать была убита горем и в итоге стала рьяно опекать Еву. Когда они познакомились в университете, Кейли еще подумала, что Ева – будто щенок, сорвавшийся с цепи, который никак не может нарадоваться свободе, но когда на каникулах она поехала к подруге в гости, случилась поразительная перемена: в присутствии матери Ева вела себя спокойнее, разумнее. Словно чувствовала, что мать и так много пережила и не стоит ее беспокоить.