– Ага. – Снова пауза. – Может… присоединишься?

Ева краснеет: она и не думала навязываться. Впрочем, перспектива приятная – остаться и поговорить.

– Было бы здорово.

Три ярко-зеленые птицы вдруг срываются с дерева позади и, поблескивая переливающимися крыльями, устремляются ввысь.

– Ласточковые попугаи, – объясняет Сол, проследив за ее взглядом. – Прилетают каждую весну с материка, через пролив Басса. Наверное, устроили гнездо в каком-нибудь дупле за домом.

С пронзительной трелью птицы скрываются в кроне дерева на другой стороне участка.

Ева осматривается.

– Милое у тебя местечко. Это сюда вы приходили в детстве?

Сол кивает.

– А где же хижина?

– Раньше была прямо на месте дома.

– Понятно.

Как-то Джексон усадил ее на колени и начал рассказывать:

– У нас в Тасмании пунктик насчет хижин. Это убежище, где можно скрыться от цивилизации, насладиться личным пространством. Папе когда-то там нравилось…

Он сказал это с такой грустью, что стало понятно, как сильно Джексон скучает по отцу. Ева обняла его и поцеловала в губы.

– За что? – спросил он.

– Просто за то, какой ты есть.

Сол говорит:

– Пойду промою рыбу. Заходи в дом, налей себе что-нибудь.

Внутри пахнет свежим деревом. Гостиная – она же столовая – отделена от террасы раздвижными дверями. В углу – дровяная печь, бревна и хворост для растопки. Обстановка простая: широкий коричневый диван, низенький кофейный столик из необработанного дерева и огромный книжный шкаф, подсвеченный двумя старыми рыболовными лампами.

На стенах фотографии в стеклянных рамках. Снимок из-под воды: солнце пробивается сквозь поверхность моря; бескрайние песчаные дюны, напоминающие припорошенный первым снегом горный хребет; Джексон с тяжеленным рюкзаком у Мачу-Пикчу[4].

У Сола большая коллекция книг, связанных с морской жизнью: «Австралийский рыбак», «Биография трески», «Морской промысел», «Размышления о фридайвинге», «Море вокруг нас», «Узлы и мачты», «Кораблекрушения Тасмании». Но этим полки не ограничиваются – художественной литературы тоже немало, от классики до современных романов.

Вдруг имя на корешке книги привлекает ее внимание: Линн Боу. Мать Сола и Джексона.

Ева ставит бутылку вина на столик и осторожно достает книжку.

Джексон говорил, что их мама была писательницей и любила бывать на Уотлбуне – здешний простор давал вдохновение. Когда мальчишки были маленькие, она водила их то на один, то на другой мыс, и там, на открытом пространстве, они устраивались за чтением или рисованием, пока Линн писала.

С внутренней стороны обложки черно-белая фотография красивой женщины с длинными волосами, скромно заколотыми сзади. Глаза как у Сола – большие, темные и серьезные.

На первой странице посвящение: «Дирку. Как всегда».

Трудно представить мужчину в стоптанных носках, от которого разит виски, рядом с этой привлекательной молодой женщиной. Со слов Джексона Ева знала, как подкосила его отца смерть Линн. Она была главной в их семье, была солнышком, вокруг которого вращались трое мужчин.

– Моя мать, – вдруг говорит Сол.

Ева изумленно оборачивается. Он стоит в дверном проеме и пристально смотрит на нее. У Евы вспыхивают щеки.

– Она была очень красивой.

– Да, – соглашается Сол. – Была.

Ей хочется добавить что-то еще, но Сол уже уходит на кухню.

Он моет руки, вытирает полотенцем и начинает крупно нарезать перец чили, чеснок и кориандр.

Ева стоит, оперевшись о столешницу, предлагает помочь – дважды, – и на второй раз, просто чтобы занять ее, Сол поручает Еве сделать салат.

Он фарширует рыбу нарезанными травами и пряностями. Так странно – в этот дом давно не заглядывала женщина.

– Сегодня поймал? – спрашивает Ева.

– Ага, подводным ружьем. Австралийский лосось. Повезло, собрались косяком почти у берега.

Сол кладет каждую рыбину на большой кусок фольги, вспоминая, как кружили в воде рыбы, сверкая на солнце серебристыми хвостами. Он просто стоял на месте и смотрел. Порой Сол даже не нажимает на курок: ему нравится наблюдать, как они снуют в воде, как блестит чешуя.

– Лучше, чем ловить на удочку? – интересуется Ева, надрезая помидор.

– По крайней мере, так честно, – отвечает он. – Ловишь только то, что можешь съесть, и к тому же никакой наживки. А если вернешься с пустыми руками – что ж, значит, удача сегодня на стороне рыбы.

– В то утро, когда я только сюда приехала, ты нырял без ружья.

Сол кивает.

– Иногда просто плаваю под водой. Без всяких там аквалангов, задерживаю дыхание.

– Я видела про это передачу: люди ныряют на невероятную глубину, да?

– Некоторые да. Рекорд фридайвинга без утяжелителей и креплений – сто двадцать один метр.

– Не может быть! Какие же надо иметь легкие! Ты как-то замеряешь глубину?

Сол сбрызгивает рыбу маслом чили и выжимает сверху пару лаймов. Отдергивает палец, когда сок попадает на царапину.

– Нет, мне все равно. Приятно, что не надо возиться с баллоном или каким-то оборудованием. Да и увидеть так можно больше, рыбу обычно пугают пузырьки воздуха.

Ева выкладывает помидоры в салатницу, начинает резать латук.

– И что тут можно увидеть?

– Дайвинг на Уотлбуне – это совсем не как в тропиках. Тут и скаты, и рыбы-лопаты, и австралийские акулы, и морские драконы.

– Морские драконы?

– Они из семейства игловых – как морские коньки, только крупнее. – Сол ополаскивает и вытирает руки, достает хлеб и режет большими ломтями. – Уотлбун – одно из немногих мест, где их можно наблюдать.

– Джексон рассказывал, что любил бывать здесь в детстве.

Вот оно. Джексон.

Сол был у отца, когда узнал о случившемся. Дирк смотрел телевизор и пил пиво, как вдруг раздался звонок. Воздух будто наэлектризовался. Отец взял трубку и резко выпрямился. Слушал, открыв рот, но не сказал ни слова, просто позвал к телефону сына: далекий голос полицейского с английским акцентом сообщил о несчастном случае на рыбалке. Сол спросил, где все произошло, кто там был, нашли ли тело.

После он понял, что не задавал столько вопросов о брате последние несколько лет.

– Сол? – окликает его Ева.

Он замер с ножом для хлеба в руке.

– Пойду разожгу костер, – бормочет Сол, затем кладет нож на место, берет поднос с рыбой и, потупив взгляд, выходит из дома.


Они ужинают на террасе, любуясь небом, где подсвеченные розовым облака постепенно скрываются в сумерках. Сол почти все время молчит, а Ева, чувствуя легкую тошноту, едва притрагивается к рыбе.

Наконец она откладывает вилку и нож, затем натягивает свитер.

– Можем пойти в дом, – предлагает Сол.

– Не надо, здесь лучше.

Появляются первые звезды, и уже через полчаса все небо будет мерцать. В воздухе витает лимонный аромат – Сол зажег свечи. Вокруг тихо, слышно лишь, как плещутся волны и трещат сверчки.

– Когда я общалась с твоим отцом, – говорит Ева, взглянув на Сола, – он сказал, что больше не бывает на Уотлбуне. – Сол медленно кивает. – Это… из-за вашей мамы?

Оперевшись локтями о стол, он оглядывает залив.

– Мы развеяли прах с того мыса. Наверное, отцу до сих пор стыдно, что он больше здесь не появлялся.

– Жаль, у меня нет праха Джексона, – неожиданно для самой себя говорит Ева.

Сол переводит на нее взгляд.

– Просто… может, стало бы легче. – Ева двигает к себе свечу и проводит пальцем по теплому плавящемуся воску. – Как-то, через пару недель после смерти Джексона, я пошла на пляж, к тому месту, где все случилось. Было жутко холодно, песок покрылся инеем, но выглянуло солнце, и море казалось спокойным. Помню, я смотрела на море и поражалась его безмятежности, а ведь совсем недавно… – Она нервно сглатывает. – И тут я стала заходить в воду.

Сол не отрывает от нее взгляда.

– Знаю, звучит безумно, но я должна была понять, что ощущал Джексон. – Хотелось почувствовать, как тяжелеет намокшая одежда, как от холода сводит мышцы, как накрывают волны.

– Представить себя на его месте.

Ева кивает, надавливая на свечу ногтем.

– Тяжело, когда нет тела. – Она отковыривает комочек теплого воска и скатывает его между пальцами. – Но я рада, что приехала сюда, увидела, где Джексон вырос. Я столько не успела спросить у него. Мне так много нужно узнать.

Лишь два года она была рядом с Джексоном. Крохотную часть его тридцатилетней жизни. Положив руку на живот, Ева как никогда раньше чувствует, что должна разобраться в его прошлом.

В доме звонит телефон. Похоже, Сол рад, что появился повод выйти с террасы.

– Пап? – доносится его голос.

Откинувшись на стуле, Ева смотрит в небо. Вот бы Джексон был рядом, чтобы она могла рассказать ему о ребенке. В последнее время она многое узнала об одиночестве. Дело не в том, что ты далеко от дома или ни с кем не общаешься. Нет, это ощущение постоянно с тобой.

Сол долго не возвращается, и Ева начинает убирать со стола: кости от рыбы в фольгу, тарелки в стопку. Заносит все это в дом, но останавливается – разговор идет о ней.

Сол говорит по телефону в другой комнате. Ева замирает, прислушиваясь.

– Она приходила, как ты и сказал… Ага, в четверг. – Сол тяжело вздыхает, ходит взад-вперед. – Нет. Конечно, нет! – Ева напрягает слух. Шаги затихают. – Только в тот день… Нет, больше не видел.

Он попрощался с отцом, и Ева возвращается на террасу и ставит тарелки на стол. Сердце бешено стучит.

Сол тоже выходит из дома. Держа руки в карманах, он переминается с ноги на ногу.

– Мне надо кое-что подготовить на завтра.

– Тогда я лучше пойду, – резко отвечает Ева.