Наташа оказалась прижатой к нему спиной и уже чувствовала его возбужденную плоть.

— Тони, пожалуйста, перестань. Я не намерена спать с тобой, если ты это задумал. Об этом можешь забыть, этого не будет никогда.

— Это не только будет, — ответил ей Тони, продолжая мять ее грудь, — но будет происходить много раз. А может, ты предпочитаешь прочитать о нашей детской шалости в бульварных газетках? С твоим мужем случится удар. — Его руки поползли вниз к поясу юбки, пробрались под белье к нежной коже живота, а затем двинулись к спине, где застегивалась юбка.

«Это не наяву», — говорила себе Наташа, когда Тони расстегивал ей юбку. В отчаянии она готова была бежать из квартиры, прочь из его липких рук, от его мерзких приставаний. «Но если я так поступлю, я потеряю все, — подумала она, представляя, как это будет, и чувствуя, как его руки снова спускаются к ней в юбку. — Муж, брат, лучшая подруга — они возненавидят меня, у меня не будет ничего — ни карьеры, ни жизни». По ее щекам потекли слезы, а его пальцы уже были у нее в трусах. С тех пор как она была маленькой девочкой, беда ходила рядом с ней. Наташа все точно распланировала, все тщательно подготовила, чтобы избежать любой западни, но теперь беда пришла, и с этим абсолютно ничего нельзя было поделать.

Одной рукой Тони сдавливал ей грудь, прижимая Наташу к себе, а пальцы другой начали щупать у нее между ног, буквально вонзаясь в нежную плоть. Внезапно он остановился, развернул ее лицом к себе, а когда она опустила подбородок, грубо поднял его и посмотрел ей прямо в глаза.

— Почему я должен доставлять тебе удовольствие? Пожалуй, мне было бы приятно посмотреть, как ты сама себя удовлетворяешь. — Он грубо спустил юбку на пол и стянул с нее трусы. — Ну же, Таш, покажи, как ты это будешь делать.

Не в силах пошевелиться, Наташа стояла среди сброшенных юбки и трусов и смотрела на Тони ранеными глазами.

— Ладно, оставим это на другой раз. — Тони оглянулся, потом схватил ее, понес на диван и бросил на спину. Быстро опустив одну руку к ширинке, он другой продолжал прижимать Наташу к дивану. Через несколько секунд он был на ней и разглядывал ее тело под расстегнутой блузкой, не потрудившись даже снять с нее прозрачный белый бюстгальтер. — Ну вот, Таш, теперь посмотрим, многому ли ты научилась.

Наташа закричала, когда он начал протискиваться в нее, но он тут же зажал ей рот рукой. Тони навалился на нее, не давая ей возможности пошевелиться, и все глубже и глубже втискивался в нее. Когда наконец все было кончено, он ласково поцеловал ее, проведя языком вокруг ее рта, словно пробуя леденец на палочке, и ей показалось, что она умирает.

— Было ли тебе так же приятно, как мне? — заботливо спросил Тони, словно обращаясь к нежно любимой подруге, но его деланная улыбка ясно говорила, что он понимал, какую боль он ей причинил. — У меня есть для тебя сюрприз, солнышко.

«О Боже, — подумала Наташа, — что еще?»

— Боб, — подняв голову, крикнул Тони в направлении затемненной ниши, — твоя очередь.

У Наташи перехватило дыхание, когда оттуда появился невысокий мужчина в очках в черепаховой оправе и направился к дивану. Он был без рубашки, в одних только военных брюках и коричневых мокасинах с кисточками, его тело было покрыто длинными черными курчавыми волосами.

— Неужели ты заставишь меня сделать это? — с мольбой обратилась Наташа к Тони.

Он молча отстранился от нее и поднялся, и мужчина мгновенно занял место, его руки жадно мяли ее грудь, а язык просовывался к ней в рот. На секунду оторвавшись от Наташи, опустив руки, чтобы расстегнуть брюки, мужчина вместо Тони ответил на ее вопрос:

— Крошка, тебе понравится.

24

Бен беспокойно ерзал на сиденье самолета, в узком промежутке между рядами кресел ему некуда было пристроить свои длинные ноги. Потом, откинувшись на подголовник, он стал смотреть сквозь маленькое окошко самолета в темноту ночи; медицинский журнал, который он намеревался почитать во время полета, так и лежал нераскрытым у него на коленях.

Пожилая женщина, сидевшая рядом с ним, до сих пор помалкивала, но сейчас подняла взгляд от книги и сочувственно улыбнулась ему.

— По-моему, вам тесно.

— Нет, все нормально. — Повернувшись к ней, Бен с огромным усилием выдавил из себя подобие улыбки.

— Я не ошибусь, если предположу, что вы врач? — продолжала она, жестом указывая на журнал. — Летите по медицинским делам?

Ради Бога, только не сегодня, когда он летел на похороны отца; меньше всего Бену хотелось вступать в беседу, но он не любил грубить.

— Нет, просто семейные дела, — ответил он, надеясь, что на этом разговор закончится.

— О, вы из Олбани? — Женщина повернулась в кресле, чтобы получше его разглядеть. — Моя семья прожила там больше семидесяти лет. Как ваше имя? Могу поспорить, я знаю ваших родителей.

— На самом деле я из Вестерфилда. — Полет казался Бену бесконечным.

— В Вестерфилде живет моя сестра, — оживилась женщина, — у нее собственный дом на Лукаут-Лейн. Вы, наверное, знаете его, они всегда вывешивают над входом американский флаг.

Рассеянно улыбаясь, Бен отключился от ее объяснений, но соседка все продолжала рассказывать. Он вздохнул и погрузился в свои размышления. Леонард умер внезапно от сердечного приступа. Может быть, так оно и лучше для него самого. Но если бы отец долго болел и было бы ясно, что приближается конец, Бен мог бы психологически подготовиться к скорой утрате: У Леонарда, несмотря на всяческие недомогания, никогда не было признаков сердечных заболеваний. Меньше всего Бен мог предполагать, что отца погубит сердечный приступ, но у Леонарда случился обширный инфаркт, когда он возвращался домой из бакалейного магазина, и все было кончено в считанные минуты. «Вот так, — грустно подумал Бен, — я наконец-то совершаю это путешествие домой, чтобы увидеть отца».

А Наташа даже не знала. Она и Итан проводили отпуск, путешествуя по Марокко без определенного маршрута, и связаться с ней было совершенно невозможно. «Зачем делать вид, что она будет убита горем?» — нахмурившись, спросил себя Бен. Конечно, нельзя сказать, что она ненавидела Леонарда, он был ей просто безразличен. Вне всяких сомнений, из них двоих Бен гораздо больше огорчен потерей отца. Но она никогда бы не пропустила похорон, она сидела бы сейчас в самолете рядом с ним, и в эту минуту он заботился бы, чтобы ей было удобно.

Сидевшая рядом женщина наконец заметила, что Бен поглощен своими мыслями, резко прервала свой монолог и с обиженным видом снова занялась своей книгой. «Простите», — подумал Бен, почувствовав внезапную слабость и с трудом собрав силы, чтобы потереть воспаленные глаза.

Похороны были назначены на завтра на десять утра. Бен прикидывал, кто мог прийти, и старые имена и лица чередой проходили перед его мысленным взором, как на параде призраков прошлого. «О отец, несчастный неудачник, — грустно подумал Бен, — ты никогда никому не причинял вреда, но твоя жизнь была полна рухнувших надежд. Сперва дед Дамирофф, этот мерзавец-двоеженец. Боже мой», — покачал головой Бен, после стольких лет он все еще поражался неимоверной жестокости этого предательства. Леонард, оставшись без денег, был вынужден продать большой дом и переехать в их убогую маленькую квартирку в Вестерфилде; потом захудалый магазинчик, где он гнул спину как какой-то никчемный клерк, и потеря всех сбережений, исчезнувших вместе с Маргарет Ваал. Смерть Кит оказалась последним ударом, после нее Леонард, казалось, просто ждал своего конца, он постепенно слабел, боли и недуги приходили друг за другом, и ко всему прочему он остался в полном одиночестве.

«Господи, — подумал Бен, — без Карлин меня, вероятно, ожидала бы та же участь. Годы шли, я делал вид, что все хорошо, потому что у меня есть моя работа, но, по сути, меня постоянно сторожило одиночество». После того вечера на Наташиной свадьбе Бену пришлось взглянуть правде в лицо. Карлин привела его в бешенство, но она также заставила его испытать страсть, на которую, как ему казалось, он уже не способен. Он не мог больше делать вид, что его отношения с Сарой были чем-то большим, чем приятная привычка; это было несправедливо как по отношению к Саре, так и по отношению к нему самому, и он положил конец их связи. Карлин была единственной женщиной, которую он любил, это яснее ясного.

Внезапно Бен почувствовал почти непреодолимую потребность быть с ней. Но, конечно, после операции прошло слишком мало времени, ей еще рано путешествовать.

— Мы начинаем снижаться, — прервал его размышления бодрый голос пилота, — и через несколько минут произведем посадку.

Бен глубоко вздохнул, сейчас время думать об отце, а не о себе.

Наконец самолет подрулил к стоянке, соседка Бена достала свое пальто и сумку, и он улыбнулся ей, но его улыбку встретили холодным взглядом, женщина молча повернулась и ушла. Взяв свою сумку с полки над креслами, Бен спустился из самолета и, выйдя из терминала, пошел на стоянку такси и сел в первую же машину.

— О, будь я проклят, если это не Бен Дамирофф.

Бен испуганно взглянул на водителя такси, который произнес эти слова.

— Не узнаешь меня, нет? — Мужчина повернулся на сиденье и протянул руку. — Джо Ленстоллер, учились в одной школе.

Бен пристальнее посмотрел на брюнета лет тридцати пяти с вытянутым худощавым лицом, стараясь вспомнить мальчика, каким когда-то был этот мужчина. Бен плохо знал Джо по школе, но, приглядевшись как следует, вспомнил.

— Как поживаешь? — Бен пожал протянутую руку.

— Спасибо, нормально, — кивнул Джо. — Вожу такси, зарабатываю на жизнь. Никогда не уезжал из родных мест, не то что ты. — Он рассматривал пиджак Бена. — Слышал, ты стал врачом. Рад за тебя, дружище. Ты всего добился сам.