Синтия Виктор - Единственная

— Мы два человека, которые любят друг друга и живут вместе.

— А спать с другими — это часть любви и совместной жизни? — возмутилась она.

— Четное слово, дорогая, я никогда так не поступил бы, если бы знал, как сильно это тебя обидит. — Даже сейчас его тон был скорее растерянным, чем виноватым.

Карлин огорчилась и расстроилась, но заставила себя успокоиться — спорить с ним глупо.

— По-моему, у нас с тобой разные представления о жизни, — с горечью произнесла она. — Боже, я знала, что ты любишь поухаживать за женщинами, но я не предполагала, что это доходит до постели.

Ей было противно так говорить, тем более что Дерик сейчас более походил на маленького мальчика, который вдруг услышал нечто новое и удивительное, чем на мужчину, который только что нарушил некий обет.

— Дерик, так не пойдет. — Карлин нахмурилась, сердясь и на себя, и на него. — Я не хочу превращаться в сварливую тетку. Отношения должны строиться на преданности и верности, а не просто на… ну, хорошей дружбе. — Смахнув слезу со щеки, она пошла прочь. — Свои вещи я соберу утром, сейчас я очень устала.

Дерик, казалось, был поражен.

— Дорогая, ты не должна уезжать. Послушай, я никогда не стану спать с другой женщиной. — Он старался успокоить ее. — Теперь, когда я знаю, как это обидно для тебя, я обещаю, что это больше никогда не повторится.

Карлин в упор посмотрела не него. «Поразительно», — подумала она, заметив в его глазах искреннее смущение.

— Не могу поверить, что англичане, или фотографы, или те, кто живет на юге Хьюстон-стрит, или любая другая категория людей, к которой ты принадлежишь, имеет собственные правила поведения. Люди, решившие жить вместе, делают это потому, что хотят быть преданными друг другу. Вот что такое совместная жизнь.

Дерик смотрел на нее с выражением прилежного ученика, заучивающего таблицу умножения.

— Ты никогда прежде об этом не слышал? — изумилась Карлин.

— Я никогда прежде ни с кем не жил.

Она сочла бы его ответ правдивым, если бы не наивный тон, каким он был произнесен.

Дерик подошел к ней и медленно погладил ее по руке.

— Я много чего не знаю обо всем этом, но ты должна верить, что я люблю тебя. Не уходи, пожалуйста, не уходи.

Карлин была совершенно обескуражена, но тем не менее поняла, что он этого и добивался, когда сказал, что любит ее.

Его красивое лицо актера не выражало ничего, кроме душераздирающей искренности. Был еще один вопрос, который она должна была задать.

— И сколько же раз происходило подобное?

— О, Карлин, — его голос дрожал от волнения, — как мне ответить? Я не хочу лгать тебе. Но… По-моему, и этого одного раза слишком много.

Карлин видела, что он на самом деле огорчен. Несмотря на все различие между ними, он не был ей чужим, это мужчина, с которым она была счастлива в любви. Но сможет ли она когда-нибудь снова доверять ему?

— В одном могу поклясться тебе, — Дерик словно в молитве склонил голову, — это в последний раз.

Карлин долго пристально смотрела на него, думая обо всем, что их связывало. Может ли она перечеркнуть все это?

— В следующий раз, — мрачно пообещала она, — все будет кончено навсегда.

— Мистера Исаакса готовят к замене сердечного клапана на вторник, он будет первым, в семь утра. А биопсия легкого мистера Герберта назначена на час. — Хелен Эфтон одновременно торопливо просматривала бумаги, которыми был завален ее стол.

В те короткие мгновения, пока доктор Дамирофф стоял рядом, ей надо было успеть дать ему полную информацию. Он редко останавливался у ее стола, обычно ей приходилось ловить его на ходу. — К сожалению, между операциями образовалось окно, но ничего не поделаешь, в промежутке будет еще детская операция.

— Все прекрасно, Хелен, спасибо.

— Звонил доктор Лэдд. Вы можете застать его после пяти. Ой, и не забудьте о большом приеме завтра после собрания хирургического отделения.

Бен кивнул.

— Не знаете, какая тема собрания?

Хелен заглянула в свои заметки.

— Доклад доктора Ивертса «Быстрое рассечение аорты».

— Отлично, но… — Бен недоговорил, прислушиваясь к звонку персонального телефона в кабинете. — Простите, я подойду к телефону. — Он повернулся и направился к двери.

Бен не видел, как Хелен смотрела ему вслед и не знал, что, как обычно, она подумала о том, что он самый красивый доктор во всей Больнице Милосердия. То, что ей уже пятьдесят два и она тысячу лет замужем, вовсе не означало, что у нее слегка не подрагивало внутри, когда он останавливал на ней взгляд своих больших карих глаз. Какой обаятельный! Не сравнить с другими медиками. И решительность, и уверенность, необходимые хирургу, — все было при нем, и ни грана высокомерия, как у других. Хотя Хелен и понимала, что все хирурги — немного боги, ведь за долю секунды нужно было решать вопрос жизни или смерти.

Впервые въехав в этот кабинет, Бен обзавелся персональным телефоном, потому что предпочитал делать свои личные звонки сам. Когда же появилась Сара, это оказалось просто необходимым. Однако сейчас он надеялся, что это звонила не Сара; ему нужно было закончить массу бумажной работы, и времени на разговоры действительно не было. При этой мысли ему стало немного стыдно. Закрыв за собой дверь, Бен подошел к телефону и потер глаза, на него навалилась внезапная усталость — ничего удивительного, учитывая, что в полночь он оперировал жертву автомобильной аварии, а затем сразу же приступил к операции на брюшной полости и до четырех утра занимался семидесятилетним мужчиной, которого ранили ножом и умышленно бросили на всю ночь, а в восемь Бен снова вернулся к столу и приступил к предварительно назначенной операции на сердце.

Он имел частную практику в «Милосердии», одновременно работая хирургом-травматологом в отделении скорой помощи. Больница шла ему навстречу, и он был избавлен от необходимости заводить отдельный офис и оплачивать персонал, оборудование и все прочее, что необходимо при частной практике, — все это предоставляла больница, а взамен он и еще один кардиохирург, Мортон Лэдд, поделили обязанности хирургов-травматологов, оперируя доставленных на «скорой помощи» и оттачивая на них свое мастерство. Бен получал оклад от больницы, а «Милосердие» часть оплаты от его частных пациентов. Все это как нельзя лучше устраивало его: он имел возможность обслуживать своих больных и продолжать набираться опыта в напряженной работе на «скорой помощи». Но зачастую, а если быть точным — почти ежедневно, его обязанности по скорой помощи сталкивались с частной практикой, и он буквально разрывался на части.

Вот такие напряженные дни напоминали ему интернатуру, длившуюся примерно год после окончания медицинского факультета. Бен воскресил в памяти безумный распорядок работы тех времен: тридцать шесть часов подряд на выездах, потом одна ночь, чтобы поспать, прежде чем заступить на следующую тридцатишестичасовую смену. Наверное, были и какие-то интервалы в подобном графике, они ему как-то не запомнились. В памяти осталась безумная гонка: как только он и его бригада рассчитывали вздремнуть на узких кушетках в дежурной комнате, у пациента наступала остановка сердца; все сигнализаторы звонили одновременно, бригада мчалась в палату, отбрасывая давящую усталость и черпая неизвестно откуда приток адреналина, чтобы спасать жизни. Это и мучило, и пьянило. Бен не случайно выбрал специальность, где быстрота действий и последующие долгие часы упорной работы были платой за возбуждение и упоение победой жизни над смертью. «Но постой, — криво усмехнулся Бен, — тогда мне было двадцать шесть, а сейчас я тридцатитрехлетний старик». Он слишком хорошо знал, как быстро сгорают врачи, работающие на «скорой помощи».

— Алло, — ответил он в трубку.

— Бен, милый, это я. — Мягкий выговор Сары Фолклин обычно успокаивал Бена, однако в данный момент у него не было особого желания болтать с ней.

— Привет, дорогая. — Он постарался, чтобы ответ прозвучал радостно, Сара заслуживала этого. — Как ты?

— Великолепно. Но мы не разговаривали уже несколько дней, и я надеюсь, тебе удастся удрать сегодня вечером ненадолго.

— Сегодня? — Бен нахмурился, глядя в свой календарь. Он упустил из вида, что сегодняшнее число обведено и рядом стояла пометка «годовщина». Это был год с тех пор, как они начали встречаться, и по некоторым выскользнувшим у Сары замечаниям Бен понял, что она планировала устроить по этому поводу большое торжество. Ко всему прочему он обнаружил еще, что по невнимательности принял приглашение на обед с Наташей и ее другом Итаном. Бен настолько устал, что, несмотря на всю его любовь к сестре, откровенно говоря, не чувствовал большого желания идти на эту встречу. Положение не улучшилось, когда он неожиданно наткнулся на пачку розовых телефонных сообщений, ожидавших ответа.

— Сара, — сказал он нежно, — мне черт знает как не хочется этого говорить, но не могли бы мы отпраздновать в другое время?

— Бен, ты не можешь… — Ее голос слегка задрожал от разочарования.

— Прости, — вздохнул он, — но это так. Я обещаю тебе устроить праздник.

— Но прошло почти три недели. — Теперь ее голос звенел от гнева.

Бену показалось смешным, что именно она давит на него. Ведь из них двоих была семья у нее. И чаще она не располагала временем для встреч.

— Пожалуйста, Бен, — ее голос стал мягче, — я действительно соскучилась по тебе. Кроме того, это особый день, и я хочу отметить его с тобой сегодня, а не в другое время. Пусть я не могу провести с тобой вечер, но я рассчитывала хотя бы на несколько часов.

Бен взглянул на часы, без четверти пять. С его стороны нехорошо было забывать и будет приятно увидеть Сару.