Карлин не возражала против двух работ, ей, несомненно, нужны были деньги. Ее четырехгодичной стипендии и «Премии Резерфорда», конечно, хватало на оплату обучения и питание, но было еще много расходов, которые трудно выдержать. Кроме того, работа давала возможность поменьше видеть родителей и удерживала ее подальше от дома. Подальше от — давай-посмотрим-как-много-способов-можно-найти, — чтобы-сегодня-избежать-встречи-с-Беном-Дамироффом, — призналась Карлин про себя. Ее охватывала паника при одной только мысли, что она может столкнуться с ним, входя в дом или отправляясь вечером погулять с Наташей. Даже отец Бена и Наташи приводил ее в замешательство, ей было жаль Леонарда Дамироффа, но что она могла сказать ему при встрече? «Извините, что мой отец спал с вашей женой», — готов был выпалить маленький злой карлик, сидевший внутри нее, если бы Леонард однажды зашел к Дэлримплу за таблетками от кашля.

Она не замечала, что разговаривала вслух, пока не услышала рядом усмешку подруги.

— Ну, во всяком случае, ничего плохого не случилось, — сдержанно сказала Нэнси.

— Дом — это место, где тебя должны встречать, — грустно улыбнулась Карлин, — но это не означает, что тебе обязательно хочется вернуться.

Нэнси, возможно, не понимала всего, но Карлин знала, что подруга ей посочувствует. На прошлый День Благодарения они вместе ездили в Вестерфилд. Поздним воскресным вечером, когда девушкам уже пора было уезжать, Карлин пришлось чуть не затыкать рот Нэнси, чтобы она не наговорила Лилиан ничего лишнего. «Почему твоя мать мирится с этим?» — допытывалась Нэнси всю обратную дорогу в Кембридж. «Для меня это тоже загадка, — хотела бы признаться Карлин, но сказать это Нэнси означало предать мать. — Хватит жаловаться», — оборвала себя Карлин.

— Итак, когда ты начинаешь работу в офисе окружного прокурора? — Она намеренно сменила тему.

— М-м, — странно застеснялась Нэнси.

— Что? — Карлин подозрительно взглянула на подругу.

Отец давным-давно подготовил для Нэнси летнюю интернатуру в офисе окружного прокурора в Манхэттене в Нью-Йорке. Это была отменная работа, за которую Карлин отдала бы все на свете. После первого года учебы она взяла себе за правило узнавать обо всех курсах конституционного права и конституционной истории, которые Гарвард предлагал своим студентам последнего курса, потому что ей хотелось поступить на юридический факультет после окончания колледжа. Сама мысль приобрести практический опыт расследования преступлений… Впервые услышав об интернатуре, которую учредил Тэтчер Эриксон, Карлин почувствовала единственный раз настоящую зависть и теперь не представляла себе, как подруга может колебаться.

Нэнси растянулась на животе, подложив руку под подбородок.

— А если я признаюсь тебе, что подумываю в это лето не работать в офисе окружного прокурора? Что скажешь на это?

— Скажу, что ты сошла с ума, — не задумываясь, ответила Карлин.

— И, наверное, тем более сочтешь меня сумасшедшей, если я признаюсь, что намереваюсь летом путешествовать по Азии в сопровождении Филиппа Манхоффа?

— Все лето? — Карлин оценивающе присвистнула. — Все дни и ночи?

— Верно, профессор Сквайр, Все дни и все романтические восточные ночи.

Карлин уставилась на Нэнси, словно говоря: «А ты не выдумываешь?» Филипп Манхофф был объектом желаний Нэнси еще с тех пор, как обе девушки стали посещать его лекции по китайской истории. Блистательный и обаятельный доктор Манхофф имел репутацию полунахала, полувундеркинда, и это сочетание Нэнси находила неотразимым. Но, похоже, он ее неотразимой не считал, во всяком случае, дальше оживленных дискуссий на лекциях их отношения не продвигались. Во всяком случае, так казалось Карлин.

— Так вот почему весь день сегодня у тебя такое хорошее настроение, — догадалась Карлин.

— Все верно, мэм. — Нэнси помолчала и торжественно продолжила: — Вчера вечером в восемь двенадцать — если ты прикинешь, то это ровно через четыре часа после окончания последнего экзамена по китайской истории, — мне позвонил вышеупомянутый доктор Манхофф и поинтересовался, не угодно ли Нэнси Эриксон сопровождать его в двухмесячном путешествии на Восток.

— Это был дружеский или деловой звонок?

— Боже, ну что за неромантичная девушка! — отшутилась Нэнси.

Но Карлин так просто не отстала. Не похоже, чтобы эта двухмесячная прогулка объяснялась сердечным влечением со стороны Манхоффа.

— Что именно он сказал?

— Ну, хорошо, — сдалась Нэнси, — он просил меня поехать с ним заниматься исследовательской работой, но если мы не разделим с ним ложе к шестому июня, я дам тебе сотню баксов.

Зная напористость Нэнси, Карлин нисколько не удивилась, если бы все пошло точно по намеченному плану, однако доктор Манхофф вовсе не был наивным школьником, которого могли ввести в заблуждение ухищрения второкурсницы, даже такой привлекательной, как Нэнси Эриксон. Карлин покачала головой, удивляясь уверенности своей подруги, а та просто снисходительно улыбнулась ей. Внезапно Карлин рассмеялась; конечно, Нэнси права, он мог пригласить с собой любого, но скорее всего он весь семестр присматривался к ней и ждал момента положить конец их официальным отношениям.

— Поздравляю! Только постарайся не выйти замуж до начала третьего курса, о’кей?

— Выйти замуж! Я не собираюсь выходить замуж раньше пятидесяти, — ужаснулась Нэнси. Но Карлин очень усомнилась в этом. — Я намерена насладиться каждой минутой, прежде чем уступить.

— За твои приятные минуты. — Карлин подняла бутылку с водой и сделала большой глоток.

— Взаимно, дорогая. За твои приятные минуты. — Глаза Нэнси озорно сверкнули.

— Я буду думать о тебе, когда термометр подскочит до ста[2], примерно в первую неделю августа.

— Хорошо, ты будешь думать обо мне, но не в этом занудном Вестерфилде, ты будешь париться в лабиринтах Манхэттена.

— О чем ты говоришь? — Карлин недоуменно посмотрела на подругу.

— О твоей интернатуре у окружного прокурора Манхэттена, — торжествующе ответила Нэнси.

Карлин вдруг осознала, что предлагала ей Нэнси, и была готова расплакаться от благодарности и от невозможности принять ее предложение. Снимать жилье в Нью-Йорке! Ей этого не осилить; из своей зарплаты интерна она едва-едва сможет накопить сумму, необходимую для оплаты третьего года учебы в Гарварде.

Глаза Нэнси сияли, похоже, она знала, о чем думает Карлин. Все предусмотрев, она ринулась в атаку.

— Ухаживая за тремя немецкими овчарками моей тети Мод и работая в офисе окружного прокурора, ты сможешь заработать больше пяти тысяч долларов.

— Что?! — Карлин не верила своим ушам.

— Моя тетя, бедняжка, вынуждена в это лето поехать в Женеву благодаря дяде Глендону и ЮНИП. — Второй муж тети Нэнси занимал различные должности в Организации Объединенных Наций практически со дня ее основания. — Проще заплатить, чтобы кто-нибудь жил у них в доме и заботился о Патти, Ла Верне и Максине, чем оформлять документы на всех собак. Кроме того, пустые дома на Саттон-стрит притягивают грабителей.

Карлин видела, что Нэнси говорит серьезно, но где-то должна быть ловушка, слишком уж все прекрасно.

— Разве в офисе окружного прокурора не ждут дочку Тэтчера Эриксона?

— Окружной прокуратуре Манхэттена безразлично, кто из колледжа будет на нее батрачить, лишь бы он работал до потери сознания.

Лето в Нью-Йорке с квартирой и увлекательной работой без родительских споров, без встреч с Беном Дамироффом, без магазина Дэлримпла, без ребят из средней школы — Карлин не могла поверить в свою удачу.

— У меня будет самое лучшее лето, лучше, чем у всех остальных. — Она горячо обняла Нэнси.

— Нет, дорогая, это я получу в награду лето-лучшее-чем-у-всех-остальных, — улыбнулась в ответ Нэнси, многозначительно взбивая волосы и, по-видимому, намекая на Филиппа Манхоффа.

14

— Платит победитель, Гарри. Давай раскошеливайся.

Шестеро полицейских офицеров расположились в небольшом кабинете с мягкими креслами в кафетерии на углу, и Карлин, сидя за соседним столиком, не могла удержаться, чтобы не посмотреть на них. С первого взгляда было ясно, что все они подыгрывали рыжему мужчине, сидевшему во главе стола и как бы замыкавшему в круг латинское «U». Хотя его форма была такой же, как у остальных, он казался среди них главным, чувствовалось, что вся группа восхищается тем, как он руководит столом, посмеиваясь налево и что-то шепча направо.

— Знаешь, Гарри, — услыхала она слова лысеющего молодого полицейского, — я заказал особое жаркое единственно ради того, чтобы тебе было не слишком тяжело нести домой бумажник.

Рыжий встал с кресла и, глядя на Карлин, обратился ко всей компании.

— Вот что я скажу вам, ребята. Если прекрасная дама захочет, чтобы я заплатил, я заплачу.

— Простите? — Карлин вспыхнула, поняв, что полицейский заметил, как она глазела на них, и почувствовала себя глупо — все слова куда-то улетучились, хотя два года в Гарварде плюс месяц в офисе окружного прокурора должны были бы подготовить ее к более остроумному ответу.

Рыжий полицейский сделал несколько шагов в ее сторону.

— Мы с друзьями только что закончили ежегодное стрелковое учение здесь неподалеку. И теперь вопрос в том, должен ли я, признанный мастер этого дела…

При этом его друзья-офицеры неодобрительно загудели.

— Повторяю, потворствовать ли массам, ожидающим добычи, или вместо этого пригласить вас танцевать, одновременно сохранив деньги для полутемного клуба, где вы не будете сидеть в одиночестве за покрытым пластиком столом?

Карлин перевела взгляд от обручального кольца, красовавшегося на левой руке полицейского, к блестящему именному серебристому значку.