— Это ваш родственник, мистер Келлнер? — Она указала на фотографию.

— О нет, Наташа, — он покачал головой, — это Отто Мид, наш основоположник.

— Основоположник? — повторила она недоуменно.

— Да, основоположник нашего Ордена. Мы с миссис Келлнер принадлежим к Храму Господню. Уже двадцать пять лет.

— А… а. — Наташа не знала, что сказать, она никогда не слышала о Храме Господнем.

— Он объединяет очень много людей, малышка. — Тема воодушевила мистера Келлнера. — Собрания членов Ордена — это самое грандиозное зрелище, которое можно себе представить. У нас строгие законы: запрещается курение, пьянство, танцы и подобная дрянь, но нам нравится такой образ жизни.

«И здесь молоко пригодилось бы», — подумала Наташа и вздрогнула, услышав, как Тони иронически фыркнул.

— Ну, положим, мамочка не умрет, выпив рюмку.

— Наша молодежь строго придерживается правил, — продолжал мистер Келлнер, не обращая внимания на реплику сына. — Мы устремляем наши взгляды к Всевышнему, нас не касается то, о чем сегодня болтает весь этот сброд, — его голос возвысился от гнева, — эти отбросы общества, которые разгуливают по улицам, этот проклятый человеческий мусор.

В испуге Наташа чуть отодвинулась назад и бросила взгляд на Тони. Тот спокойно сидел и равнодушно слушал разглагольствования отца.

— А какой религии твои отец и мать? — Мистер Келлнер подался вперед на стуле. — Наташа Дамирофф — это иностранное имя, не американское, верно?

Наташа вдруг поняла, что умнее будет не говорить этому человеку, что она еврейка хотя и ощутила себя на секунду предательницей.

— Маме понравилось имя Наташа, только и всего.

— Просто понравилось, да?

В комнату вошла мать Тони, и Наташа вздохнула с огромным облегчением, надеясь, что разговор перейдет на что-нибудь другое.

— Пойдемте все к столу, — пригласила миссис Келлнер, вытирая ладони о фартук. — Между прочим, Энтони, не забудь, пожалуйста, помыть руки.

Когда все расселись за небольшим столом и миссис Келлнер внесла еду, Наташа радостно улыбнулась, но когда каждый из них стал молча наполнять свою тарелку, горло ее схватила судорога, а сердце бешено застучало в груди. Она старалась взять себя в руки, но, поняв, что не выдержит больше ни секунды, торопливо извинилась и опрометью кинулась в ванную, где пустила воду, чтобы заглушить звук рвоты.

— С тобой все в порядке, все прекрасно, — шептала Наташа, согнувшись после этого над раковиной и ополаскивая лицо холодной водой. — Все будет отлично.

В комнату она вернулась с сияющей улыбкой, какую только могла изобразить, надеясь, что никто не обратит внимания на ее пылающие щеки. Обед тянулся бесконечно, Наташа кивала и пыталась проявлять интерес к тому немногому, что говорилось, глотая пресную ветчину с картофельным пюре, словно это было самое вкусное из всего, чем ее когда-либо угощали. У нее было ощущение, что она осталась наедине с мистером и миссис Келлнер; Тони, казалось, полностью отсутствовал, лишь временами его полный безразличия взгляд натыкался на Наташу. Девочка чуть не расплакалась от радости, когда к концу десерта из консервированных ананасов он, по-видимому, вернулся к жизни.

— Нам уже пора, — объявил он, — я обещал Наташиным родителям, что она вернется к девяти-и-и.

— Конечно, — охотно согласилась его мать, поднялась и стала убирать со стола, как будто вечер уже был окончен и забыт. — До свидания, Наташа.

— До свидания, мадам, большое спасибо за вкусный обед.

Миссис Келлнер исчезла на кухне, а отец Тони проводил их до дверей.

— Веди себя прилично, слышишь? — сурово напутствовал он сына, пока они одевались.

Тони кивнул ему и вышел вслед за Наташей. За это время еще похолодало, но после отупляющей атмосферы дома Келлнеров это воспринималось как приятная перемена. Взглянув на Тони, Наташа поразилась произошедшему с ним перевоплощению. Он выглядел счастливым и уверенным в себе, даже казался выше ростом.

— Мои родители — это тихий ужас, верно, дорогая? — С сияющими глазами он игриво улыбнулся ей. — Ладно, теперь постараемся наверстать упущенное.

Он быстро шел по тротуару, а Наташа, не понимая, о чем он толкует, старалась не отставать от него.

— Тони, зачем ты сказал им, что я должна быть дома к девяти? Мои родители этого не говорили.

Тони подмигнул ей. Похоже, в него вселился бес, он совсем не походил на сосредоточенного Тони, к которому она привыкла в эти последние недели.

— У меня есть для тебя сюрприз. Еще пара кварталов.

Они подошли к перекрестку и завернули за угол.

— Вот этот дом, — указал Тони. — Здесь живет мой приятель Курт. Он с родителями уехал на уик-энд в Нью-Йорк, у его отца там какие-то дела.

— Мы пойдем туда? — Наташа почувствовала, как у нее снова сводит живот.

Не отвечая, Тони быстро опередил ее на несколько шагов, вытащил из кармана ключ, открыл входную дверь и широким жестом пригласил войти. Помедлив, она повиновалась, а что ей оставалось делать?

— Тони, ты знаешь, где включается свет? — робко спросила она, стоя в темноте.

Он подошел к ней сзади, обнял, расстегнул три пуговицы ее пуховой куртки и распахнул ее. Наташа едва дышала от волнения, а его руки медленно двинулись от талии вверх и добрались до груди.

— Что ты делаешь? — Это был глупейший из всех вопросов, но она не знала, что еще сказать.

— Этот дом наш. — Голос Тони превратился в завораживающий шепот. — Широкая кровать. Вокруг никого. — Он сделал многозначительную паузу. — Это наша ночь.

У Наташи пересохло во рту.

— Но я не знаю, хорошо ли это. Не знаю…

Тони сделал несколько стремительных шагов и стал перед ней.

— Ты же не любительница таких шуток, Наташа, нет? — Теперь его голос был полон гнева. — Мне бы не хотелось так думать.

— Да что ты, Тони. — Наташа постаралась задобрить его. — Я только сказала…

— А я познакомил тебя с родителями, — печально произнес он, словно она ранила его, и покачал головой. — Ты понимаешь, как много ты для меня значишь? Ты хочешь, чтобы я умолял тебя? Я готов.

Он заключил ее в объятия и притянул к себе. Наташа почувствовала, как твердый бугорок пониже его пояса прижимается к ее бедру и медленно трется об него.

— Наташа, я так мечтал о тебе, я так хочу тебя… безумно хочу.

Ее умоляет Тони Келлнер, парень, которого все добивались, а он говорит, что мечтает о ней, что хочет ее, как настоящий мужчина хочет настоящую женщину. Трепет восторга охватил Наташу, сердце у нее отчаянно колотилось; это было, как в кино, нет, лучше, чем в кино.

— Я хочу сделать тебя счастливым, Тони, — прошептала она в ответ.

Он поднял ее на руки, отнес в темную спальню, уложил на кровать, торопливо сбросил с себя куртку, потом помог ей снять свою и пошел включить свет, но она остановила его.

— Давай оставим все как есть, хорошо? — попросила она.

Ничего не отвечая, он лег рядом и стал исступленно целовать ее. Его руки снова стали мять и гладить ее грудь. Все происходило слишком быстро, Наташа хотела отодвинуться, чтобы перевести дух. Почему она не ощущала романтики, когда Тони вот так ласкал ее, целовал и присасывался к шее? Он нависал над ней, как… как огромный пес. Ей стало страшно, она не могла сосредоточиться на том, что происходило. Тони задрал ей платье и наполовину спустил колготки, Наташа вся сжалась, когда его рука скользнула к ней в трусики и его пальцы стали ощупывать и поглаживать ее.

— О, крошка, да, — простонал Тони, — о да.

Почему это не доставляло ей удовольствия? Она приказала себе сосредоточиться. Тони стянул с нее трусы и лег на нее, прижимаясь к ее бедру, его дыхание становилось все тяжелее, он начал двигаться на ней вверх-вниз. «Это Тони Келлнер, — напомнила себе Наташа, — другие девочки отдали бы все, чтобы оказаться на моем месте». Она потеряет свою девственность прямо здесь и сейчас? Это было не так уж важно для нее, но, если и предстояло потерять невинность, она хотела, чтобы это произошло в подобающей обстановке. «Ну что ж, — подумала Наташа, — лучше и быть не может». Она обхватила его плечи и приподняла бедра ему навстречу, стараясь проявить страсть. От этого он, видимо, окончательно потерял контроль над собой. Почти сразу же она услышала, как он дернул вниз молнию, и почувствовала, как его рука устремилась туда, вниз, потом почувствовала, как давит его напрягшийся член, а пальцы что-то делали с ней, потом ее пронзила острая обжигающая боль. От этой боли Наташа зажмурилась и отвернулась, слыша, как его дыхание переходит в хрип.

— Тони, — прошептала она в ужасе, — у тебя есть что-нибудь? Для предохранения? У меня нет.

— О Боже… — прохрипел он, двигаясь на ней вверх-вниз, — я вы… вытащу… У-у-о-о-ох.

С громким стоном, больше похожим на крик, он на мгновение отпрянул от нее и, в изнеможении содрогаясь, прижался к ее животу. Наташа почувствовала, как по ее животу растеклась влага. Тони ничего не говорил, просто лежал, уткнувшись лицом ей в шею, и старался отдышаться. Она протянула руку, чтобы потрогать жидкость, стекавшую теперь с живота по бокам, и тут же отдернула, когда ее пальцы попали во что-то теплое и липкое. Гадость какая. Наташа была рада, что в комнате темно и Тони не мог видеть ее лица в этот момент.

Так вот каков секс. Но если это то, что требовалось мужчинам, что ж, отлично, с этим можно мириться, нет проблем. Но вряд ли ей еще когда-нибудь захочется подобного, едва ли придет время, когда она будет мечтать о сексе.

Под тяжестью Тони ей было трудно дышать, не в силах больше этого выдержать она положила руку ему на плечо и легонько подтолкнула.

— Не мог бы ты… — Наташа не знала, как сказать.