Когда он пришел к королеве, она приняла его заявление с большой неохотой, однако вспомнила, что также когда-то она боялась потерять и лорда Мельбурна. Какой порывистой она тогда была, какой своевольной и как совершенно по-иному она будет действовать сейчас! Она не хотела терять сэра Роберта и дала ему это ясно понять, но на сей раз она не была по-детски упрямой и не давала волю чувствам.
Сэр Роберт предложил, чтобы она послала за лордом Джоном Расселом и попросила его взять на себя обязанности премьера.
Это произошло как раз перед Рождеством, когда в дом приносят поленья и сжигают их в камине, когда деткам дарят подарки и рассказывают чудесные евангельские истории. Как же некстати все эти политические потрясения, но ничего не поделаешь, она не только мать и жена, она еще и королева.
— Если правительство падет и к власти снова придут виги, в министерстве иностранных дел у нас, несомненно, опять будет этот зануда лорд Пальмерстон, — со вздохом сказала она мужу.
Альберт согласился с ней. Пальмерстон, скучный, сухой человек, относился к Альберту покровительственно, словно к мальчику. Как непохоже на лорда Абердина!
Сообщение о том, что лорд Джон отклонил предложение, она приняла с облегчением. А этот ехида Дизраэли высказался в том смысле, что лорд Джон, «не желая принимать кубок с ядом, протянул его обратно сэру Роберту, которому ничего не оставалось, как выпить его самому», и его фраза получила широкое хождение.
Итак, Рождество пришло, а сэр Роберт по-прежнему был у власти. Все было так похоже на давнюю ситуацию с лордом Мельбурном, но зато совершенно другой стала она сама — сколько в ней теперь достоинства, такта, подлинно королевского величия!
И за эту перемену в себе ей следовало благодарить единственного человека — Альберта.
В разгар этого политического кризиса королева почувствовала знакомые признаки беременности.
— О нет-нет! Только не это! — вскричала она в раздражении. — Слишком уж быстро!
— Да что же это такое! — пожаловалась она Альберту. — Не успеешь родить одного, как уже жди другого.
— Такова жизнь, любовь моя, — спокойно ответил Альберт.
— Хорошо вам говорить! — Королева уже начала выходить из себя. — Вы не знаете, что значит вынашивать ребенка, не знаете, что такое родовые муки.
Альберт легонько похлопал ее по руке, и она тут же стала каяться.
— Ах, Альберт, — сказала она, — ну и нрав же у меня!
Альберт кивнул.
— Но согласитесь по крайней мере, что это изнуряет.
— Это супружеская жизнь, — сказал Альберт.
Как будто у королевы и без того мало забот, подумала она, и, хотя ее долг давать нации наследников, она ведь уже исполнила его, родив двух сыновей и двух дочерей. Пресса довольно язвительно высказывалась по поводу ее растущей семьи. Появлялись карикатуры обнищавшего Джона Буля в заштопанном пальтеце — он ел крошечный кусочек копченой селедки, взятый с треснувшей тарелки. Подпись гласила: «Ура! Еще один королевский ребенок. Мой подоходный налог снова возрастет».
Сейчас бы сделать перерыв года на два, на три. Она ведь еще очень молода. К тому же четверых детей в семье вполне достаточно для удовлетворения и ее самой, и нации.
Она рассуждала так потому, что в первые месяцы беременности всегда чувствовала себя нездоровой. То, что муж у нее само совершенство, вовсе не означало, что с ее вспыльчивостью покончено. По утрам, когда она чувствовала себя больной и подавленной, она могла вспыхнуть как спичка, что могли подтвердить ее камеристки. Беременность королевы ее окружающие не любили так же, как и она сама.
Через несколько дней после того, как лорд Джон оказался не в состоянии сформировать правительство и Пиль снова вернулся к власти, королева пригласила лорда Мельбурна на обед. Она в последнее время много о нем думала из-за сходства трудностей, с которыми столкнулось правительство Пиля и правительство лорда Мельбурна во время небезызвестного инцидента с фрейлинами. В последнее время ей было не до него, она неделями не отвечала на его письма, и ей было стыдно за себя.
Лорд Мельбурн прибыл незамедлительно. Но, когда он склонился над ее рукой, слезы в его глазах почему-то уже не тронули ее. Она лишь отметила разницу между этим несчастным стариком и утонченно-остроумным красавцем премьер-министром, который впервые зашел к ней в день ее восшествия на престол и в течение четырех лет видел ее ежедневно.
— Милый лорд Мельбурн, — сказала она, — за обедом вы будете сидеть рядом со мной. Я уже распорядилась.
Как же он обрадовался! Его преданность ей не изменилась ни на йоту.
Во время обеда они говорили о прошлом. Лорд Мельбурн вспоминал мелкие инциденты, о которых она уже успела забыть. Ему это доставляло огромное удовольствие, и она радовалась вместе с ним. Но разговор неизбежно должен был повернуть к политике, а главным вопросом дня была отмена хлебных законов.
Лорд Мельбурн как бы забыл о том, что он больше не премьер-министр, казалось, не понимал, что, если бы Джон Рассел даже сумел сформировать правительство, в нем уже не нашлось бы для него места. Сейчас он говорил о хлебных законах и о неожиданно изменившемся мнении о них Пиля так, как будто бы по-прежнему был у власти.
— Это чертовски бесчестное деяние, мэм, — с жаром заявил он.
Королева хмыкнула и попыталась сменить тему разговора, но Мельбурн, казалось, позабыл, что сидит за обеденным столом в обществе других людей; у него, похоже, возникла иллюзия, что они опять одни в голубом кабинете, когда ему позволялось прерывать королеву, и сейчас он повторил свое утверждение, направленное против Пиля.
— Лорд Мельбурн, — величаво сказала королева, — я вынуждена просить вас ничего больше не говорить сейчас на эту тему.
Наступило молчание. Старик сник. Королеву переполняло чувство жалости. Когда-то ведь она любила его, а она не такой человек, чтобы забывать старых друзей.
— Я буду рада обсудить с вами этот вопрос в любое время, — ласково сказала она.
Мельбурн благодарно на нее посмотрел. Она помогла ему спасти собственное достоинство.
На глазах у него заблестели слезы, и она подумала: бедный, бедный лорд Мельбурн; и, помня о его былой славе, так же, вероятно, думали о нем и другие.
С наступлением нового года политический кризис углубился.
Ситуация сложилась необычная, когда по вопросу об отмене хлебных законов оппозиция поддерживает премьер-министра, а собственная партия выступает против него.
Альберт живо интересовался происходящим и настаивал на том, чтобы королева по мере возможности вникала в происходящее, однако ее это только раздражало. Женщине в такое время лучше всего заниматься домашними делами.
Альберта много критиковали, потому что он твердо стоял за сэра Роберта и появлялся в палате общин, когда шли дебаты о свободной торговле. Пресса поливала его потоками грязи. Палата общин — не место для иностранцев, писали газеты, да и не приличествует мужу королевы выказывать свое отношение к чему-либо во время дебатов. Более того, подобное совершенно недопустимо.
Сэра Роберта ежедневно поносили в прессе как «ренегата» и «предателя» — последнее исходило от его врагов, членов партии. Наиболее яростными нападками отличался бунтовщик Дизраэли, который, вне всякого сомнения, метил в премьеры и не собирался прощать Пилю отказа ввести его в свой кабинет.
В начале июня у королевы родился пятый ребенок — девочка. Нарекли ее Еленой.
— Два мальчика и три девочки, — прошептала она Альберту, когда он присел рядом с ней на кровати. — Теперь у нас довольно большая семья.
Альберт сказал, что он безгранично счастлив, и она подумала, что все же не напрасны были ее страдания.
— А что же будет с сэром Робертом? — спросила она.
— Это, любовь моя, — ответил Альберт, — мы еще увидим.
«Однако, что бы ни случилось, — подумала она, — у меня есть мой дорогой Альберт и пятеро деток, а когда человек отмечен подобным благословением в домашней жизни, семья становится для него важнее политики». Сэр Роберт оставался твердым в своем намерении: проект об отмене хлебных законов прошел все стадии в палате общин и был отправлен в палату лордов, где получил одобрение. Но в тот же день, когда он был окончательно принят, Пиль потерпел поражение по другому законопроекту — о приостановлении конституционных гарантий Ирландии. Его правительство пало, и на этот раз Джон Рассел оказался в состоянии сформировать новый кабинет министров.
Виги снова вернулись к власти.
НЕПРИЯТНОСТИ С БЕРТИ
Берти снова впал в немилость. Когда Альфред достаточно подрос и стал бегло говорить, он стал проявлять интерес к старшему брату. Что бы Берти ни делал, Альфред приходил в восхищение; Берти явно возгордился собой, и у него появились признаки зазнайства. Ему, разумеется, было далеко до умной Вики, но в мире маленьких мальчиков, где были только он и Альфред, Берти правил безраздельно.
Он кричал на братика, толкал, таскал его за волосы, однако Альфред все безропотно сносил и по-прежнему смотрел на него с восхищением.
На уроках все становилось по-другому, ибо тогда ему нужно было сидеть рядом с Вики и слушать, как она читает вслух французские стихи или решает арифметические задачи. Соревноваться с ней было, разумеется, бесполезно, зато он мог придумать новую игру и привлечь к ней Альфреда и Алису, которые этому только радовались. Пусть он и не любимчик родителей, зато любимчик младших брата и сестры.
На одном из уроков гувернантка мисс Хилдярд велела ему встать в угол, потому что он все равно ничего не слушает.
Берти возмущенно затряс головой.
— Не буду я стоять в углу, — грубовато сказал он. — Я принц Уэльса, а принцев Уэльсов в угол не ставят.
"Единственная любовь королевы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Единственная любовь королевы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Единственная любовь королевы" друзьям в соцсетях.