— Никуда я не поеду, — сказал Альберт.

— Дорогой Альберт, но это же ваш брат, и я знаю, какие вас связывают узы.

Оставить двор, подумал Альберт, пока Лецен еще здесь? Кто знает, что может случиться в его отсутствие. Он отдавал себе отчет в том, что сейчас в его жизни наступил один из наиболее важных моментов: то, бы произойдет сейчас, может отразиться на всем его будущем. Он поступил так глупо, если бы уехал и оставил Викторию с Лецен. Это означало бы покинуть поле сражения накануне победы. К тому же этот ужасный переезд по морю, который он так ненавидел! Но его-то он бы еще как-нибудь перенес, а вот покидать Викторию, пока Лецен не отправится в свой «длительный отпуск», безусловно, было бы глупостью.

— Я не поеду, — заявил Альберт. — Я не могу оставить вас.

— Мой дорогой Альберт, тогда мы должны все Эрнесту объяснить. Я уверена, он поймет. А что, если пригласить их провести здесь медовый месяц? Эрнест долго был здесь, когда мы поженились. Он видел, как мы счастливы. Порадуемся и мы его счастью.

— Замечательная идея и вполне достойная моей драгоценной Виктории! — воскликнул Альберт, и от его слов королева почувствовала себя счастливой.

— Когда свадьба? — спросила она.

— Третьего мая в Карлсруэ.

— Тогда сразу же после свадьбы пусть приезжают к нам.

Альберт сказал, что приглашение следует послать незамедлительно.

— Я искренне надеюсь, что он окончательно выздоровел и ээ… годен для брака, — мрачно добавил он.

Королева зарделась. Она вспомнила о той исключительно неприятной болезни, которой страдал Эрнест, проживая у них. Эта болезнь, по словам Альберта, явилась результатом «некоторых излишеств» его брата.

— Когда женится, он станет другим, — сказала королева. Она с обожанием посмотрела на Альберта. — Любовь моя! — с жаром воскликнула она. — Как я рада, что выбрала вас! Стоило мне вас однажды увидеть, и у меня относительно вас уже не возникло никаких сомнений.

На что Альберт серьезно заметил, что за такую судьбу оба они должны благодарить Бога.


Баронесса была ошеломлена той легкостью, с которой от нее избавлялись. Несколькими месяцами раньше она посчитала бы это совершенно невозможным. Она, конечно же, проявила глупость: ее ввели в заблуждение последние ссоры между королевой и мужем. Она как-то упустила из виду, что и сами-то эти ссоры проистекают из-за того, что Виктория с каждым днем любит мужа все крепче. А ведь ей должны были бы послужить предостережением отношения королевы с лордом Мельбурном, которого Виктория когда-то откровенно обожала. Одно время все, что бы лорд Мельбурн ни сказал или сделал, было правильно. А уж к мужу-то любви и преданности должно быть намного больше. Лецен просчиталась. Она пыталась лишить Альберта всякого влияния при дворе, а неизбежным результатом этих попыток явилось то, что теперь изгоняли ее саму.

Она попробовала представить себе жизнь без Виктории. Это казалось невозможным, ведь Виктория ее дитя. Каждый день с пятилетнего возраста, когда девочку отдали на ее попечение, она посвящала ей все мысли. Как же глупа она была! Будь она готова смириться с приходом Альберта, попытайся сделать их сосуществование более сносным, ее бы сейчас не трогали. А ведь это изгнание. Лецен ведь не дура. Длительный отпуск — это значит навсегда. Возможно, она еще и явится с визитом к королеве. С визитом… к себе домой! Ибо ее дом там, где и ее любимое дитя.

Нужно, однако, быть реалистичной. Не настраивать против себя королеву. Если она стоически примет свою судьбу, ее попросят вернуться. Они будут писать друг другу. А ведь иначе так легко потерять даже это.

Грустно улыбнувшись, она занялась подготовкой к отъезду.

— Я написала сестре, — сообщила Лецен королеве. — Она хочет, чтобы я жила у нее. Составим друг другу компанию. Семья брата, кажется, тоже будет рада меня видеть.

Королева ослепительно улыбнулась.

— Ах, милая Дейзи! Я так рада! Ведь у вашего брата есть дети, и вам, конечно же, захочется заняться их воспитанием. Вы же так любите возиться с детьми.

— Да, я уже жду встречи с ними.

— И не беспокойтесь, пожалуйста, о деньгах, Дейзи. Принц говорит, что от подобного беспокойства вы будете избавлены. Он обо всем позаботится. А принц умеет все.

«Да уж, — подумала Лецен, — он действительно все устроил, даже от меня избавился».

— Я всегда буду любить вас, — с чувством сказала королева.

— Но мы обойдемся без слез, правда? — сказала Лецен.

Королева рассмеялась, и это был смех облегчения.

— Вы всегда будете в моем сердце, Дейзи! — воскликнула она и горячо поцеловала баронессу. — Дейзи, дорогая, я хочу, чтобы вы знали: я сделаю для вас все что угодно…

«Что угодно, — подумала Дейзи, — только не вопреки желаниям принца».


Альберт прилагал постоянные усилия, чтобы изменить отношение Виктории к своему премьер-министру.

— Пиль — прирожденный государственный деятель, — говорил он, — и именно такой человек нам сейчас нужен, чтобы вершить государственные дела.

— Я всегда буду сожалеть, что потеряла моего дорогого лорда Мельбурна, — отвечала королева.

— Он, разумеется, замечательный человек, но как премьер-министр на голову ниже Пиля. По правде говоря, любовь моя, Мельбурн, которым я восхищаюсь и которого глубоко уважаю, больше знаток светской жизни, чем политической. А в данный момент нам нужен в высшей степени искусный политик.

Виктории тут же, из преданности своему прежнему премьер-министру, захотелось возразить, но она уже начинала понимать, что Альберт прав. Альберт занимался политикой в присущей ему серьезной манере и знал, о чем говорит. Ни к чему быть очаровательным и остроумным, когда нужно принимать решительные меры.

Сэр Роберт Пиль нравился Альберту, а поскольку она могла убедиться, что Альберт почти всегда прав, она уже по-иному стала смотреть на своего нового премьер-министра. И было удивительно, как он откликнулся на эту перемену в ее отношении к нему. Не отличаясь любезностью и манерами лорда Мельбурна, он тем не менее обладал определенным очарованием — всегда такой уважительный, и, несомненно, он был хорошим человеком.

— Никогда не думала, что сэр Роберт может мне понравиться, — призналась она Альберту. — А все благодаря вам.

Альберт воспринял ее слова с удовольствием. Они оба, кажется, стали друг другу еще ближе.

Страна переживала большие трудности. Занятая войной в Китае, она должна была также справляться с беспорядками в Афганистане и Вест-Индии. А тут еще Америка выразила свое возмущение Англией из-за практики обыска ее судов на предмет продолжения работорговли. Делалось это с единственной целью — удостовериться, что некоторые британские суда не маскируются под американским флагом, но подобная мера сильно возмущала американцев. Однако еще большую озабоченность вызывало положение внутри страны. Уровень безработицы, и без того высокий, неуклонно возрастал, цены на продовольствие поднялись, а заработная плата была ничтожно низкой. Люди бросали землю и уезжали в города, но там для них не находилось работы либо заработная плата была такой, что жить они могли только впроголодь. Назревали волнения. Люди уже не желали мириться с бросающимся в глаза неравенством. Прокатились бунты по угольным шахтам Уэльса и Стаффордшира, за ними последовал район керамической промышленности, назревали беспорядки в Ланкашире. Крупные силы приходилось держать в Ирландии, где приближался голод. Введенные там высокие налоги грозили опасными последствиями.

В отличие от своего предшественника сэр Роберт Пиль не скрывал от королевы ни одного из этих фактов.

У него рождалось множество идей, и он был рад обсуждать их с королевой в присутствии принца.

— Все эти беды ставят страну под угрозу, — говорил он, — и нам не избежать решительных мер. Я пришел к выводу, что мы больше не можем требовать от бедных и дальше нести основное бремя расходов страны. Нам нужно обратить взоры на тех, кто находится в лучшем финансовом положении.

Альберт мрачно кивнул, а королева сказала:

— Это отличная мера. Не должно быть никаких льгот по налогообложению. Я тоже буду платить, как все остальные.

Сэр Роберт улыбнулся и сказал, что, зная проницательную оценку фактов ее величеством и ее мудрость, он уверен в поддержке его предложения ею и принцем.

Да, королева начинала ценить своего премьер-министра.


Лорд Мельбурн, несмотря на неодобрение барона Штокмара, продолжал писать ей, однако письма приходили все реже, да и она, случалось, не отвечала на них по нескольку дней. Она постоянно оправдывала себя тем, что у нее то неотложные дела, то посетители. Как это было непохоже на те благословенные времена, когда она порицала его, если не видела его хотя бы один день!

Сейчас он предлагал ей воспользоваться своей королевской прерогативой и отказаться от поддержки проекта предполагаемого подоходного налога.

Как же он не похож на сэра Роберта, такого реалистичного! Разумеется, ей хотелось, чтобы ее подданные знали: если и будут приняты какие-то неприятные меры, они коснутся и ее.

Лорд Мельбурн держал ее в блаженном неведении относительно социальных зол; очевидно, он делал это, потому что ему не хотелось ее расстраивать. Очень мило, разумеется, с его стороны, вряд ли кто из мужчин мог превзойти его в чуткости, но сэр Роберт и Альберт относились к ней как к серьезному человеку, а королева, естественно, должна знать истинное положение дел.

Прочитав письмо лорда Мельбурна, она улыбнулась.

— Милый мой лорд Мельбурн, — сказала она задумчиво, — в последнее время вы стали таким старым.


Благотворительный бал ради развития торговли. Получить удовольствие и одновременно сделать доброе дело, считала королева, что может быть лучше?

Даже Альберт, который не жаловал балы, согласился, что идея превосходная. Поскольку намечался bal costume [14], Альберт должен был появиться на нем в костюме Эдуарда III, она — королевы Филиппы, а придворные — в костюмах того времени. Герцогиня Кембриджская пообещала привезти от своего двора группу, члены которой будут изображать королей и королев европейских государств и их придворных. Это было поистине событие, принесшее Виктории огромное удовольствие; а поскольку оно пользовалось таким успехом, было решено дать еще один бал в Ковент-Гардене для сбора средств в помощь рабочим Спитфилдса.