Аманда помнила, как будто это было вчера. Она стояла в огромной, размером с ангар для самолетов, кухне дома в Хедланде и наблюдала за тем, как Эмбер, стоя на приставной лестнице, мазками наносит краску из разных банок на персикового цвета стену с отслаивающейся штукатуркой. Ее подруги, три или четыре из них, сидели за столом и нехотя перелистывали каталоги с образцами красок, будучи заранее уверенными в правильности собственного выбора того или иного оттенка. Эмбер аккуратно делала мазок сверху вниз, один за другим. Все сидящие за столом вскрикивали, как по команде: «То, что нужно! Отлично, не слишком красный! Именно этот оттенок!» Эмбер же цепенела в замешательстве, словно ребенок, запутанный обилием аргументов в споре, изо всех сил стараясь запомнить лучшие качества именно этого цвета, зная, что ей никогда не хватит сил, чтобы запомнить все оттенки, слова и вещи. А затем Эмбер повернулась и указала на Аманду кисточкой, с кончика которой капала краска: «Теперь, когда мы определились с оттенком, Аманда поможет мне найти занавески. Дорогая, сделаешь это для меня?» Аманде стало дурно при одном воспоминании о тех неделях поиска. Она знала, что просьба пустяковая, однако ей так хотелось угодить Эмбер, что она безумно боялась ошибиться. Она помнила, как однажды Генриетта, ее ассистент, девушка, только что закончившая школу, но с врожденным вкусом к таким вещам, появилась в ее кабинете с образцом ткани и уставилась на нее тем самоуверенным, решительным взглядом, который очень легко теперь удавался и самой Аманде.

— Пойдем, — Милли встала с дивана, протянув ей свои тонкие белые пальцы, — посмотрим библиотеку.

В соседней с Солнечной комнатой библиотеке находились не только книги, но и сотни фотографий в рамочках: дети, сидящие на пони в попонках, Эмбер у туалетного столика в полотенце и длинной белой вуали, Дэйв на сцене, с зажмуренными глазами и приоткрытым ртом, крепко зажал в руках микрофон. И там же, в красной лакированной рамке, находилась обложка журнала «Взгляд» сентябрьского выпуска 1978 года с фотографией лужайки у дома в то июньское утро, когда они с Эмбер впервые встретились. В конце фото-сессии они сделали снимок Эмбер в три четверти, где она была в изумрудно-зеленом бальном платье, голову ее венчали бриллианты стоимостью в миллионы фунтов стерлингов, веки украшали стразы от Сваровски, а подпись к фотографии, сделанная маленькими красными буквами (нужно было сделать ее побольше и поместить слева), гласила: «Эмбер Бест, Избранная… модель, актриса, рок-звезда, красавица». Если хорошенько присмотреться, на снимке были видны лужи, оставшиеся после того, как Дэйв полил Эмбер водой из садового шланга, чтобы от нее исходили «флюиды озерной девы». И тем, кто хорошо знал Эмбер, было заметно, что ее ресницы выглядят неестественно тяжелыми под несколькими слоями черной туши, позаимствованной у Стюарта. То, чего на фото не было видно, так это огромных зажимов, поддерживающих платье Эмбер сзади, высоких резиновых сапог у нее на ногах, вентилятора, раздувающего ей юбку, ватного тампона на затылке, чтобы ожерелье держалось на нужном месте, разорванного подола и собаки Стюарта по кличке Чарлз Мэнсон, пытающейся взобраться на утку.

— Этот номер журнала был сделан с твоим участием, не так ли? — Милли стояла у окна. — Я хорошо это помню. И надпись правильная, не так ли? В том смысле, что Эмбер всегда была в центре внимания, на шаг впереди всех. Она никогда нас не разочаровывала, всегда первая все пробовала, даже… — Милли порылась в сумочке в поисках платка, чтобы утереть слезы. — Надо отдать ей должное. Она была непредсказуемой до самого конца.

Аманда погладила вытянутой рукой стекло, закрывающее черно-белое фото Эмбер и Дэйва, где они лежали рядышком в гамаке и Дэйв комично целовал Эмбер в щеку.

— Они были так счастливы, не правда ли? — спросила Аманда, стоя спиной к Милли. Она провела пальцем по деревянной рамке, глубоко вздохнула и сказала: — По крайней мере они всегда казались очень счастливыми.

Она услышала, как Милли щелкнула зажигалкой «Зиппо», глубоко затянулась и выдохнула.

— О да, Дэйв сразу попался на ее крючок. Я имею в виду, что она знала, кто ей нужен и где его искать — в номерах категории «люкс» отеля «Челси». — Аманда посмотрела на Милли, чтобы удостовериться, не шутит ли она. — Ну да! Что Эмбер делала в этих номерах? — Милли промолчала, склонив голову набок. — То же самое, что и добрая половина других прекрасных неиспорченных девушек. Все знали, что там можно познакомиться с рок-звездой, мультимиллионером, сыном недавно скончавшегося финансиста или наследником издательского бизнеса. И все они были славные ребята, прекрасно подходящие для создания семьи. Эмбер говорила: «Я хочу иметь репутацию раскаявшейся преступницы, как ты». А получить такую репутацию можно было только в одном месте. И то, что с алкоголем у нее проблем никогда не было, ее не останавливало. — Милли прищурилась. — Я думаю, Дэвид тогда не совсем понимал, как все обстоит на самом деле. Из-за того образа жизни, который вела Эмбер, все думали, что у нее были проблемы с алкоголем в прошлом. Но он быстро сообразил, что к чему, когда на свадьбе она выпила всего полбокала шампанского. — Милли рассмеялась. — Он, конечно, был не против. Такие парни вообще непритязательные. «Как хочешь, лишь бы тебе было хорошо», — говорят они. И это работало, прекрасно работало, в основном потому, что они предоставляли друг другу полную свободу действий. Дэйв занимался своими делами, Эмбер — своими. Думаю, это неплохой вариант, если все делаешь с умом, как ты считаешь? Особенно для таких самодостаточных личностей, как они. Роджеру бы это понравилось! — Милли вдруг заметила беспокойство на лице Аманды. — Ах, да на его счет я никогда не беспокоилась. Кроме того, последнее, что было нужно Эмбер, — это еще один стареющий рокер. Если бы она и захотела с кем-нибудь завести роман, то с более простым человеком, уравновешенным, образованным, сведущим в своей области. Ну, ты знаешь, такие обычно носят костюмы в полоску и пользуются традиционным английским кремом для бритья. Я уверена, что ей немного не хватало этого.

Аманда представила как ее муж, Николас, одеваясь перед зеркалом по утрам, изгибается, чтобы посмотреть, как лежат волосы на затылке, смачивает ладони одеколоном, растирает их, а затем похлопывает ладонями по щекам, издавая при этом гортанные звуки. Потом он проверяет манжеты рубашки, которую ему несколько раз прогладили, и беспокоится о том, чтобы воротничок стоял как надо. Наконец он надевает пиджак своего полосатого костюма.

— Кто знает? — Милли пожала плечами. — Измены случаются у многих. Везде, — засмеялась Милли, — кроме нашего дома. Чтобы я ради кого-то не поехала на термальные источники с ноября по март?! Я слишком ленива, чтобы заводить роман. Постоянно эпилировать волосы горячим воском, носить возбуждающее нижнее белье — это такая затрата энергии! А Роджер, хотя он и воображал всегда, что женщины заигрывают с ним во время партии в бридж, — Милли закатила глаза, — перепугался было смерти, случись нечто подобное на самом деле. Он был бы в ужасе. Он живет со мной последние десять лет и прекрасно понимает, что этим женщинам сейчас нужно больше, чем просто шесть минут секса с передышкой и помощью ингалятора. — Милли подмигнула, последний раз глубоко затянулась и потушила сигарету о стеклянную пепельницу. — Да, к сожалению, единственное, что мы можем противопоставить скуке моногамии, — это старый добрый тантрический секс (спасибо Феликсу Кэту).

Аманда с трудом выдавила слабый смешок.

— Ты когда-нибудь им занималась? — Милли театрально зажмурилась и поднесла руку к открытому рту. — Вот что я тебе скажу, Аманда: кто бы его ни придумал, у него определенно все в порядке с чувством юмора. Это как если положить сочный кусок мяса в рот, когда голодна, и проглотить его, только когда он остынет или когда аппетит уже пропал. О-о, — Милли повернула голову к двери и подняла бокал, — вы, должно быть, Эндрю, тот приятный мужчина, который так красиво читал речь в церкви. Мы с Амандой, хоть немного и некстати, обсуждаем различные пути поддержания сексуальной жизни на пике остроты.

Эндрю выглядел смущенным. Милли хихикнула и игриво подмигнула ему:

— Вы правы, пока заканчивать! Пойду налью нам еще.

Она перекинула шерстяную накидку через плечо и, помахивая рукой в воздухе и пританцовывая, прошла в Солнечную комнату.

У Эндрю опустились плечи, и он тяжело сел на диван рядом с камином.

— Слава Богу! — робко улыбнулся он. — Боюсь, о сексе я сейчас говорить не способен.

Для мужчины, да еще футболиста, он выглядел слишком слабым и даже запуганным. У него был напряженный взгляд, как будто он постоянно пытался запомнить одну из своих химических формул. Руки он зажимал между колен, как будто сопротивлялся аресту. Глядя на него сейчас, Аманда вдруг представила, как он, срочно приехав из своей лаборатории, потому что термометр Лидии показал нужную температуру, старательно занимается с ней сексом на брачном ложе, в то время как Лидия неподвижно смотрит в стену, вжав голову в подушку. Наконец Эндрю, изможденный, опускается на локтях, а Лидия с трудом выбирается из-под него и, схватив свой атласный халат, удаляется в спасительное уединение ванной комнаты. Спустя пару минут Эндрю, помня о советах их семейного психолога («Помните, что только вы одни можете поддержать друг друга»), заходит в ванную к Лидии, которая застыла у раковины. Он пытается прижаться щекой к ее плечу, она отстраняется и бормочет сквозь стиснутые зубы: «Не трогай меня и не притворяйся, что хочешь быть здесь. И ради Бога, не делай вид, что это нормально. Ну почему?! Ты же, черт возьми, ученый! Сделай же что-нибудь! Это так… унизительно!»

Сколько это продолжается? Четыре года? Четыре года, в течение которых Эндрю превратился из славного малого с оглушительным смехом в озабоченного тихоню, который редко и виновато улыбается, как будто ему нужно доказывать свое право на счастье. Аманда представила, как двигаются накрашенные прозрачным блеском губы Лидии. «Невнимательный и эгоистичный… знаешь, что я чувствую… твои друзья… тебе все равно…» Летом, два года назад, Аманда и Николас устроили вечеринку на Белстоун-роуд. Аманда тогда увидела, как Эндрю сидел в одиночестве на старой скамейке в глубине сада. Она постелила салфетку и присела рядом. Неожиданно он сказал: «Аманда, я подвел ее. Она вышла за меня замуж, чтобы иметь детей, а я подвел ее». «Эндрю, дорогой, у вас будут дети, — ответила Аманда, — не сомневайся в этом. Времени у вас уйма. Скажи-ка мне, у какого гинеколога наблюдается Лидия?»