Для этого Аманде понадобились фотоальбомы, карандаш, блокнот и книга в ярко-зеленой мягкой обложке под названием «А не завел ли он роман?».

Книга казалась лишней в этом ряду предметов. Однако Аманда почему-то решила, что она ей поможет. Ей понравились напечатанные крупным жирным шрифтом вопросы: «Работает ли он допоздна в последнее время / ездит в командировки чаще, чем обычно? Избегает ли он прямых ответов на вопросы? Кажется ли чем-то озабоченным? Есть ли у вас прямые доказательства того, что он вам солгал?» В конце каждого раздела было написано косым шрифтом: «Прежде чем вы будете читать дальше, спросите себя: «А может быть, я все-таки ошибаюсь?»» Если вы отвечали «да», следовало вернуться к первой главе «Природа подозрений».

Аманда к первой главе еще не возвращалась. Посреди блокнота она нарисовала карандашом сверху вниз жирную линию. Слева она написала «Хедланд», ниже — «Август, совещания в Манчестере». Это были два неоспоримых доказательства, которыми она обладала. Николас попал в телепередачу в утро смерти Эмбер в Хедланде, а о ночных совещаниях ничего не было известно коллегам Николаса.

Теперь нужно было установить временные рамки. Она нарисовала горизонтальную линию и под ней в левом углу написала «Свадьба?» и рядом в скобках («Или раньше, в Тоскане?»).

На белой сафьяновой обложке их альбома были вытиснены инициалы: А. и Н. В. и дата — 18 апреля 1993. На внутренней стороне обложки вилась узорная надпись чернилами: «Дорогие Аманда и Ник, за вашу счастливую жизнь! С любовью, ваша Бест Эмбер». Под ней Аманда наклеила фотографию, на которой она стояла между Николасом и Эмбер: ее фата взвилась на ветру вверх как хвост летучего змея, а Эмбер с притворным торжеством потрясала в воздухе букетом невесты. Николас что-то кричал в объектив. «Мы с женой не прочь выпить!» — вот что он кричал. Сэм тогда принес им по маленькой бутылочке шампанского с соломинкой (идея Аманды). А потом на лужайке ее свекрови оркестр заиграл песню Барри Манилоу «Мэнди». На припеве «О, Мэнди…» запели все.

Большинство женщин говорят, что их свадьба прошла как в густом, жарком тумане. Аманде же запомнилась каждая секунда в насыщенных красках и со стереозвуком. Она помнила подхваченный ветром обрывок разговора, стук ложек о тарелки, склоненные в приветствии огромные шляпы, разгоряченные лица, приветливые взгляды и хмельные улыбки.

Оглядываясь назад, она не могла точно сказать, целый ли день так четко отпечатался в ее памяти, или же это было как укол адреналина в сердце — тот момент, когда она зашла за угол беседки и увидела Николаса, наклонившегося к Эмбер, которая откинула голову в высокой красной шляпе назад, словно тюльпан, ждущий, когда его опылят. Где-то заревел двигатель автомобиля, поэтому Аманда сначала не расслышала, о чем они говорили. Сердце ее заколотилось, как будто оно знало что-то такое, о чем не ведал разум. Аманда увидела, как Николас прижал руки Эмбер к своей груди. «Я ни слова не сказал, а ты уже знаешь, что нам нужно, — сказал он. — Я самый счастливый мужчина в мире». Затем он наклонился и поцеловал Эмбер в лоб.

После этого Аманда замкнулась в скорлупе невесты, находящейся в центре внимания. За ней, кивающей и улыбающейся как болванчик, наблюдали со стороны, но боялись подойти близко — как придворные за своим деспотом. Да, это был ее особенный день. Иногда она набредала на группы беседующих, которые тут же распадались, и каждый широко ей улыбался, смеялся вместе с ней. При появлении невесты всё нормальные разговоры прерывались, все начинали усиленно кивать, соглашаясь с каждым ее замечанием. Как будто все видели не Аманду, а платье, фату и диадему, взятую напрокат. У гостей словно выработался рефлекс — отвечать ей заученными фразами типа «прекрасно», «блестяще», «сад такой замечательный» и «погода такая чудесная». И хотя Аманда понимала, что не обязательно знать всех приглашенных на свою свадьбу, ей казалось, что она не видела ни одного знакомого лица.

* * *

— Мэнда!

Так Аманду называла ее свекровь; для простоты она сокращала слова до двух слогов — Мэнда, чуд-сно, сршен-но.

— Мэнда, я подумала, может, накрыть гостям чай. — Она держалась рукой за шляпу, хотя погода стояла безветренная. — Почему бы, пока произносятся тосты, не накрыть чай под фруктовыми деревьями, чтобы гости могли угощаться?

Аманда постаралась не выглядеть озадаченной. Она не знала, какие из высохших, шишковатых деревьев, стоящих у свекрови в саду, фруктовые, а какие нет.

— Поэтому хотелось бы знать, — Бриджит сосредоточенно вглядывалась в Аманду, как будто готовясь к принятию новой информации, которую необходимо было запомнить для будущего, — твои друзья хотят чай с молоком? Чай, конечно же, «Эрл Грэй», но, — поморщилась она, — мало ли что…

— Наверное, это неплохой вариант, — ответила Аманда, — спасибо, Бриджит.

— О, не за что. Мне же надо знать, к чему готовиться. И я поговорила с Мартином, кажется, так его зовут. Его тосты — мы ведь не хотим, чтобы они были слишком длинными. Боюсь, я слишком резко ему сказала, что не нужны нам тут всякие россказни. — Она нагнулась к Аманде и сказала тихим, доверительным голосом: — Многие сегодня мне говорили, как совершенно чудесно ты выглядишь.

Собственно говоря, праздновать свадьбу у Бриджит было идеей Аманды. Николас считал, что они устроят свадьбу у ее родителей. («Дорогая, я всегда хотел повеселиться в Бэзилдоне».) Однако он так ни разу и не побывал на улице Глиб в доме номер 28. Для встречи с Джимом и Вив Аманда тогда сняла обеденную комнату в пятизвездочном отеле.

— Разве Николасу не хотелось бы увидеть дом, где ты родилась? — спросила Вив, когда Аманда позвонила ей, чтобы предупредить обо всем. — Стыдно как-то. Твой отец выкупил замечательный новый костюм у Теда.

— Мама, я думала, тебе это будет приятно, — огрызнулась Аманда.

— Ну конечно же, дорогая. Но как быть с фотографиями? И сможет ли твой отец заказать там пинту пива?

Вив по этому случаю приобрела пластиковый альбомчик для фотографий на молнии и вставила туда все свои любимые снимки. Джим приехал в модном твидовом пиджаке и брюках, купленных в рассрочку в магазине мужской одежды, и сразу же заказал себе вино с содовой.

— Твои родители — замечательные люди, — сказал потом Николас. — Но ты могла бы предупредить меня, что твой отец недолюбливает тех, кто пьет. Он так на меня посмотрел, когда я заказал третью пинту пива!

Когда Аманда позвонила родителям, чтобы сказать, что Николас сделал ей предложение, отец взял вторую трубку, и они спросили, что подарить на свадьбу.

— Ну…

— Мы знаем, что вам с Ники подарить, — сказала Вив.

Аманда вспомнила ту садовую купальню для птиц, которую они однажды выбрали как «идеально подходящую для особого события».

— У нас, может, не будет сада в новом доме, — сказала Аманда.

— Я знаю, милая моя, потому-то мы и хотим, чтобы вы устроили торжество у нас, — здесь ты смогла бы все организовать по-своему. Твой отец и так уже много чего сделал. Мы можем открыть ворота в соседний сад, если хочешь. Джефф ведь не будет против, правда, Джим?

— Конечно, не будет, — сказал Джим. — Дорогая, мы постараемся, чтобы все было замечательно.

У Аманды слова застряли в горле.

— Ты скажи только, как ты хочешь, — сказала Вив. — Мы можем развесить на деревьях фонарики, как у Болтонов на дне рождения Сандры, когда ей исполнился двадцать один год. Тебе тогда это понравилось. Джим, что ты думаешь?

— Мама, — Аманда слышала себя как бы со стороны, — дело в том, что Николас вроде как решил отпраздновать свадьбу за городом, и мы подумали, что Дорсет — подходящее место.

— Правда?

— Там находится… ферма его мамы.

— А… ну тогда ладно. Будет чудесно.

— Ну да…

— Джим, ты слышишь? В Дорсете. Твой отец никогда там не был. Хорошо. Скажешь нам тогда, чем мы сможем помочь. Мы так ждали… в общем, отложили тут немного. Скажешь нам, Мэнди, дорогая…

Аманда попрощалась, положила трубку и плакала до тех пор, пока не выплакала все глаза.

Николас наконец нашел ее. Она помогала персоналу, обслуживающему свадьбу, упаковывать бокалы из-под шампанского в пластиковые футляры.

— Да уж, — сказал он, крепко прижавшись и обняв ее сзади за талию, — говорят, что брак все меняет, но всего три часа — и королева бала превращается в домохозяйку! Неплохо, неплохо…

— Я никого не знаю.

— Где ты никого не знаешь?

— Ты меня не знаешь, Николас, на самом деле, — Аманда повернулась к нему и уперлась кулаками в его грудь, — и я тебя не знаю, разве не так?

Николас фыркнул от смеха, но потом, заметив ее гнев, сделал серьезное лицо.

— Дорогая, — он склонил голову набок, размышляя, посмеяться ли над ее вспышкой гнева или еще немного подразнить, — любимая моя, помнишь, мы читали об этом в «Космо»? Статья «Хандра в день свадьбы: десять опасных симптомов». У тебя гормональный сбой на нервной почве. Тебя околдовала злая фея, чтобы ты засомневалась в муже и начала проверять «серьезность намерений вашего избранника». Ну так проверяй же, потому что я уже обо всем догадался! Только, дорогая, поторопись, хорошо? Я пришел тебе сказать, что Бриджит хочет поскорее покончить с речами.

— Мы ничего не знаем друг о друге. — Аманде было трудно говорить, как будто она читала очень неразборчивый текст на экране телесуфлера. — Я выбившаяся в люди парикмахерша из Бэзилдона, а ты… ты щеголь из высшего общества, обожающий модные вечеринки, который внезапно сделал не тот выбор. И что бы мы ни думали, это играет решающую роль, и это неодо… неопро…

— Непреодолимое препятствие?

— Непреодолимое. В конечном счете. Ты свой среди этих… всех этих людей.

Николас, нахмурившись, огляделся.

— Тетя Нелл? Рашенда? — Он поднял бокал в чью-то сторону. — Мартин Эндерверст, конечно.