— Ты… ты заставляешь меня испытывать то, о чем я и не мечтала…

Она замолчала и пристально посмотрела в глаза, изучавшие ее с похотливым циничным блеском. Разумеется, он не поверил ей. Да и как поверить? Ведь она же проститутка, мадам, управляющая увеселительным заведением.

Она собралась уже выйти, когда в дверях показалась Льюп.

— О, сеньор Колин. Я пришла постелить постель.

Но одного взгляда на хозяйку, стоящую рядом с высоким обнаженным чужестранцем, хватило ей, чтобы она усмехнулась и сказала:

— Миль пардон. Я думала, вы уже закончили принимать ванну. Я зайду позже.

И исчезла.

Мэгги воспользовалась этим моментом, чтобы привести мысли в порядок. Отойдя от Колина, она взяла из аккуратной стопки белья еще одно полотенце и сунула ему.

— Мне необходимо переговорить с Льюп относительно ее инициативы перетаскивать с места на место ванные принадлежности.

— Тут виноват только я… Это я попросил перенести лохань сюда, чтобы меня не беспокоили.

— А тебя… побеспокоили, шотландец?

— Да ты же и сама прекрасно знаешь. — англичанка. — Морщины зло прорезались вдоль губ.

— Но, надеюсь, это не помешает тебе поужинать со мной сегодня вечером? Еда, которую готовит наш личный повар, много лучше тех острых мексиканских блюд, что подаются нашим посетителям.

Мэгги обнаружила, что затаила дыхание в ожидании его ответа.

Он учтиво склонил голову.

— Сочту за честь, мисс Уортингтон.


— Такого я не едал со времен моего пребывания в Сан-Франциско, — сказал Колин, вытирая губы белоснежной льняной салфеткой. — Откуда вы добываете устриц?

— Барту доставляют их с побережья запакованными в лед, на быстрых лошадях.

— Это должно стоить целое состояние, — сказал он, осматривая комнату с книжными полками.

— Можете прихватить с собой какую-нибудь книгу на сон грядущий, — с улыбкой сказала она. — Что же касается стоимости всего этого, — она обвела рукой изящный стол и изысканно обставленный кабинет, — пока рудники процветали, дела у Барта действительно шли хорошо и пошли еще лучше, когда он взял меня присматривать за девушками.

— Но я так понял, что у вас в этом заведении есть и собственный пай?

— Половина. — В голосе ее смешивались гордость и мольба о снисхождении. Желая сменить тему, Мэгги сказала:

— Ведь вы из тех шотландцев, которые объехали полмира. От Абердина до Сан-Франциско. И, похоже, тебе повсюду сопутствовала удача.

Он пожал плечами.

— Приходилось кое-чем заниматься… и все ради… — Он замолчал и уставился в бокал с остатками портвейна, словно отыскивая там ответ на причину обрушившегося на него несчастья.

— И все ради дочери, — закончила она за него. — Хочешь, поговорим об этом? Иногда помогает.

Он посмотрел в ее ясные, голубые глаза и увидел в них сочувствие.

— Может быть, и мне немного знакомо то чувство, которое ты испытываешь.

— Может быть, — сказал он медленно. — После того как Элизабет умерла, в этой жизни меня удерживала только Иден. Она очень похожа на свою мать, такая же белокурая и хрупкая, все взяла от нее, кроме цвета глаз. И характером Иден пошла в Элизабет. Она помолвлена с одним известным адвокатом из Прейсотта. И в один прекрасный день я надеюсь увидеть ее выступающей в губернаторском доме в качестве первой леди территории.

— Странный пример тщеславия. Большинство мужчин связывают такие надежды с сыновьями. Давно умерла твоя жена? — Она чувствовала, что давно.

— Четырнадцать лет назад. Она умерла, пытаясь подарить мне сына и наследника, — горько сказал он. — Я бы все отдал, чтобы вернуть ее. Единственный наследник, который мне нужен, это Иден.

— г И ты больше не женился.

— Я не мог допустить, чтобы на моей совести была еще одна умершая женщина, — сказал он грустно.

— И никто не пытался занять место Элизабет? Мэгги и представить себе не могла, что мужчина может так любить женщину. Ее отец, например, похоже, и не заметил, как умерла его жена во время эпидемии гриппа. За исключением дня похорон, все остальное время он отдавал торговле. Столь же мало внимания он уделял Мэгги или ее сестрам.

— Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. Я выросла в школе-интернате.

Он почувствовал боль в ее голосе и печально улыбнулся.

— Так вот откуда у тебя такое замечательное образование.

Ему очень хотелось узнать, как женщина из хорошей семьи дошла до такого образа жизни, но он сдержался.

— Настоящий блеск моему образованию придал Бартли Веллингтон Флетчер. Он эмигрант, живущий на деньги, присылаемые с родины. Сын баронета. Рисованию, акварели и вышивке я обучалась в женских школах в Бостоне. А Барт научил меня любить Шекспира и Сервантеса. А как с тобой обстояло дело? Неужели какой-нибудь старый учитель шотландец учил тебя читать с помощью прутика гокори?

Он слегка вспыхнул.

— Нет. До тех пор пока я не приехал в Америку, я умел писать лишь свое имя. Элизабет, научив меня писать и читать, открыла мне целый мир. Я узнал предметы, идеи и страны, о которых и понятия не имел.

Мэгги понимала, что его жена не могла обучить его всему за те несколько лет, что они были вместе.

— Ты, должно быть, и сам много читал после того, как она подтолкнула тебя.

— Я собрал целую библиотеку. А начал с детских книг, читая их Иден. Она училась быстро, впитывая в себя все, что слышала, как маленькая губка. — В глазах у него появилась боль, они потемнели, он сжал толстый бокал для портвейна в обеих ладонях. — Не надо мне было оставлять ее одну, особенно после того дня, как я заметил Ласло возле ранчо.

Мэгги помолчала, не зная, что сказать; отыскала слова:

— Когда ты разыщешь ее… что ты собираешься делать?

Он резко поднял голову.

— Убить ублюдков, которые ее похитили, а ее отвезти домой.

— Все может оказаться не так легко. — Она помолчала, ощущая, как его непроницаемые глаза изучают ее. — Что я хочу сказать: необходимо, чтобы рядом с ней оказалась другая женщина. Ласло и его приятель причинили ей боль. Я имею в виду не столько физическую. Девушке, воспитанной в ласке, невинной, стремящейся стать леди, необходимо довериться другой женщине. Ведь даже ты — ее собственный отец — не сможешь ей помочь пережить все это. Я знаю, о чем говорю. Мне приходилось сталкиваться с такими женщинами, над которыми надругались. Они исцелялись, Колин, но для этого требовалось время и человек, который бы их понял.

Он сердито поднялся на ноги.

— Что ты предлагаешь? Обращаться с ней, как с одной из твоих девушек? Как ты поможешь ей? Предложишь ей работу?

Мэгги почувствовала, как боль вцепилась в нее острыми когтями. Ну откуда у этого мужчины, этого чужака, такая власть над ней, что он с легкостью заставляет ее страдать?

— Ну, разумеется, нет. Я всего лишь хочу стать для нее той женщиной, которой она бы доверилась. Ведь тебе она всего не расскажет.

Он опустился в кресло и положил голову на колени.

— Прости меня. Я… я не это хотел сказать. Просто, как только я представил, через что ей, может быть, пришлось пройти… — Он поднял голову. — Боже милостивый! А если она беременна?

Он отвратительно выругался.

— Я могу предотвратить это. Мне уже приходилось заниматься подобным. Это вполне безопасно, если заняться на ранней стадии. И я знаю о методах предотвращения нежелательных беременностей гораздо больше, чем так называемые доктора, с которыми мне доводилось сталкиваться. И большую часть знаний я приобрела у индейцев.

— Я слышал, что у индейцев есть свои методы… — Он вздохнул. — Прошу тебя. Господи, не допусти этого… чтобы не убивать ребенка.

Он содрогнулся.

Она протянула руку и дотронулась до его руки, вцепившейся в край стола.

— Все не так страшно. Просто у женщины наступают болезненные месячные, и все с этим заканчивается. Она даже не догадается, что была беременной. И потом… потом это в общем-то даже и не ребенок при таком сроке.

Он ощутил холодное прикосновение пальцев к своему запястью и посмотрел на ее руку. Хрупкая и изящная, с длинными ногтями, полированными, но без лака. Рука леди. Но Мэгги Уортингтон уже давно не леди. И какое событие отправило ее в дальнюю дорогу от Бостона до Соноры?

— Так, стало быть, ты не навредишь ребенку? Она отвела взгляд.

— Извини, англичанка, если я растеребил какую-нибудь твою старую рану, — мягко сказал он. — Но мне кажется, окончательно они не заживают. Просто вылечиваются снаружи, а внутри болят.

Или гниют, как у тебя.

Глаза у нее засияли, как от невыплаканных слез.

— Давным-давно я научилась жить настоящим и надеяться на будущее.

Внезапно ее посетила мысль, мысль, полностью захватившая ее. Мысль настолько дерзкая и нахальная, что она решила обдумать ее позже, в одинокой своей постели.

— Нам сейчас необходимо думать только об Иден. Эмилио должен скоро вернуться.

— Ты всерьез веришь, что друзья Эмилио отыщут их? — Лицо Колина было похоже на ничего не выражающую маску, словно он не отваживался надеяться.

Они найдут их. Вопрос в том, ищут ли они тебя?

— Ты хочешь сказать, они похитили Иден, чтобы заманить меня? Волк тоже так считает. — Колин пожал плечами. — Наверное, у меня есть политические недруги в Прескотте, Тусоне и даже в Вашингтоне. И такое предположение возможно, но оно ничего не меняет.

Лицо его застыло, словно высеченное из гранита. Мэгги содрогнулась, представив, что произойдет, когда он столкнется лицом к лицу с Джудом Ласло.


Индеец спустился вниз только на следующий день, да и то поздно. Проведя в компании девушек Мэгги двадцать четыре часа, он выглядел довольным и отдохнувшим, в то время как Колин провел это время в беспокойном сне и выхаживании вдоль бара, где он протоптал на полу чуть ли не тропку.

Когда появился малыш Эмилио, Маккрори сразу же бросился к нему.

— Ну, что узнали твои люди?

— Поднимись ко мне в кабинет, Эмилио, — сказала Мэгги и направилась наверх по лестнице.