— Я думаю, что нам придется нелегко, если мы начнем убеждать власти здесь или в Тусоне, что существует заговор торговцев с целью убить меня, — сказал он сухо. — Давай-ка расскажем шерифу лишь о том, чего мы не видели, — лица убийцы.


На следующий день Колин отправил Мэгги обратно в «Зеленую корону» под усиленной охраной. Его постоянно преследовала мысль, что Баркер воспользуется Мэгги или Идеи, чтобы заполучить его. И, разумеется, после событий прошлой ночи он твердо решил держать их под постоянной охраной.

Направляясь к платной конюшне, где он должен был встретиться с Леонардом Поткином и людьми из «Зеленой короны», Колин никак не мог отвлечься от сумятицы мыслей, посвященных жене. Она действительно была готова отдать за него жизнь. Он знал, что она потянулась к нему с их первой же встречи, но даже такое странное родство не объясняло готовности жертвовать собой.

Чего на самом деле может хотеть такая женщина, как Мэгги? И чего хочет он? Ведь она интересна ему не только этой неодолимой притягательностью. За последние месяцы она стала частью его жизни. Каждую ночь он приходил к ней в постель. Даже в прошедшую ночь в гостинице, несмотря на ее ранение, а, может быть, благодаря ранению и из-за близкого ощущения чуть было не случившейся потери он вернулся к ней, охваченный страстью.

Мэгги Уортингтон Маккрори была падшей женщиной с прошлым, которое кричало само за себя, но, может быть, поэтому он и любил ее? Может быть, именно такая женщина подходила ему больше, нежели Элизабет? Между ним и Элизабет никогда не было страсти, возникающей при близости с Мэгги. Поначалу этот факт заставлял его ощущать вину и злость. И постепенно, наблюдая, как Мэгги занимает свою нишу в жизни «Зеленой короны», обеспечивая стабильность существования Идеи и заводя дружбу со всеми работниками ранчо, Колин ощутил, как исцеляется старая рана, как затихают боль и чувство вины перед Элизабет.

Его размышления были прерваны шумом, доносившимся от конюшни. Он услыхал, как Ансель Джеттер говорил с жаром:

— Да что вы, мистер Поткин, это самая смирная лошадка, которая у меня есть, за исключением еще одной, которую я сегодня собирался сдать на фабрику по производству клея.

Поткин, раскрасневшийся и вспотевший, несмотря на прохладное утро, обернулся к Колину.

— Я-то вообще собирался взять коляску или фургон, по крайней мере, для поездки в резервацию. Боюсь, мистер Маккрори, наездник из меня неважный.

— Что ж, я думаю, Ансель мог бы предоставить нам фургон, но, учитывая, что на фургоне по тем дорогам мы далеко не уедем, такое решение было бы неблагоразумным. Сколько времени вы планировали провести в резервации?

Поткин почесал подбородок.

— Ну, я думал, за день мы бы управились. Колин подавил желание рассмеяться Поткину в лицо.

— Резервация «Белая гора» раскинулась на площади в семьдесят две сотни квадратных миль. До нее только ехать надо целый день. И если мы поедем по дороге, которой ходят фургоны со снабжением, нам придется заночевать, пока мы доберемся до торгового поста.

— На открытом воздухе на земле резервации? — с дрожью в голосе спросил Поткин.

— Мы можем остановиться у моих знакомых индейцев — Наши и его жен. Они — апачи-тонто и очень гостеприимные люди. Я уверен, его старшая жена Суми попотчует нас ее знаменитым блюдом — желудком оленя, фаршированным красным перцем, кровью и диким луком.

Поткин стремительно отвел взгляд наполненных ужасом глаз и оглядел покорного серого мерина, которого держал под уздцы Ансель.

— Что ж, в интересах экономии времени, я думаю, я как-нибудь управлюсь.

Самую лучшую часть утра они ехали, постепенно спускаясь с возвышенного плато Прескотт. Перебравшись через реку Верд с ее роскошными заливными лугами, они двинулись на юго-восток, где земля постепенно становилась все засушливее, а вскоре и совсем потрескалась, словно взывая к небесам о дожде. Убогие деревца да кучно растущие чольи выживали здесь под немилосердным солнцем.

— Пока я ехал из Санта-Фе, окружающая местность казалось мне дикой пустыней, но здесь гораздо хуже, — сказал Поткин, смахивая капли пота с бровей.

— Это настоящая дикая пустыня. Как говорит мой управляющий, земля настолько сухая, что деревьям пришлось бы в поисках воды бегать вместе с собаками… если бы тут были деревья, — отвечал Колин.

— Это ужасно. Колин помрачнел.

— Именно поэтому правительство и поместило здесь апачей. Вы давно работаете в управлении, мистер Поткин?

Чиновник бросал на своего гида подозрительный взгляд.

— Шесть лет.

— Ну, тогда вы должны помнить о перемещении апачей в 1875 году. — Было видно, что Поткин не помнит. И Колин решил разнообразить монотонность езды просвещением следователя. — Генерал Крук был не только великим воином с апачами, но и добился реальных успехов, помогая им адаптироваться к жизни с белыми, даже научил их выращивать кукурузу и заготавливать сено для скота. Объяснил он, что такое ирригация. Разумеется, апачи — тонто и йовапе, живущие в верховьях реки Верд, не нуждались в воде и обладали плодородными землями. Но, похоже. Управление по делам индейцев больше прислушивалось к торговцам из Тусона, нежели к апачам — ведь у последних не было лобби в Вашингтоне. И очевидно, что торговцы из Тусона и скотоводы из прилегающих районов не хотели терять выгодные контракты по поставке говядины, кукурузной муки и других продуктов и товаров для Управления по снабжению индейцев в Камп-Верде. Ведь если индейцы сами в состоянии себя прокормить… — Колин пожал плечами и посмотрел на Поткина. — И получается, что торговцы теряют не только те деньги, которые они получают путем обмана индейцев, но и от выгодных контрактов по снабжению армии. Зачем держать здесь армию, если индейцы накормлены и мирно настроены. Поэтому четырнадцать сотен апачей согнали с плодородных земель у Камп-Верде и отправили в эту убогую местность в ожидании милостыни от правительства.

Правительственным агентом здесь тогда был некий юный дурачок-идеалист по имени Клам. Ему в башку пришла блестящая идея стать спасителем апачей. Для этого их надо было просто собрать со всей территории в одно место. Вашингтон счастлив был оказать услугу и издал указ о сборе всех этих разрозненных групп апачей в резервацию «Белая гора». И вот они все оказались там: койотеро, тон-то, йовапе, кибеки, чирикахуа, уом-спрингсы, мимбры, пиналы, моголлоны и чилеконы. — Он помолчал. — Да всех и не перечислишь.

— Но они же все апачи. Они говорят на одном языке. И я не вижу ничего страшного в том, что правительство для удобства решения общих проблем собрало их в одном месте, — нетерпеливо сказал Поткин, вытирая обожженную солнцем шею промокшим от пота платком.

Колин бросил сердитый взгляд на некоторых из охранников, решивших позубоскалить над невежеством Поткина.

— Позвольте я проведу аналогию. Представьте себе, что ирландцев, шотландцев, валлийцев и корнуольцев — всех собрали где-нибудь в дикой пустоши Англии. Они могут говорить на одном языке, но что-то я не замечал, чтобы за последние столетия они возлюбили друг друга только на этом основании.

Поткин фыркнул.

— Я понял.

— Вот так более дюжины различных видов апачей свалили в кучу — более пяти тысяч мужчин, женщин и детей. Да и здесь они до сих пор, пока не отыщут в этих землях золото, серебро или медь, в общем то, что послужит достаточным основанием для утверждения здесь белых. И тогда правительство найдет способ убрать апачей в другое место, еще хуже.

Поткин содрогнулся, словно представив себе место хуже этого. Чем дальше на юг они ехали, тем пустыннее становился пейзаж.

— Апачи — индейцы горные, — продолжал Колин. — Они могут выжить и в приречных землях, где достаточно воды для выращивания зерновых и много дичи, но эти же земли нужны скотоводам и фермерам. Вот и остается им только эта земля. Но даже здесь апачи могли бы выжить, если бы им позволяли свободно бродить в горах и охотиться. Их же, как собак, держат в своре, и резервационная полиция Лемпа следит, чтобы они оставались на месте. В некоторых местах резервации «Белая гора» можно разводить скот. Крупный рогатый скот. Апачи, в отличие от их заклятых врагов навахо, не разводят овец. Так и тут их обворовывают. Мне довелось обнаружить несколько украденных голов скота пару месяцев назад. Тавро Соединенных Штатов переправлено на ПБ.

Поткин забрызгал слюной.

— И у вас есть доказательства, что мистер Баркер причастен к краже скота?

— Хотел бы, чтобы были, — мрачно ответил Колин. — Но между тем я могу вам показать, как на самом деле апачи живут… и умирают. И попробуйте увиденное совместить с документами по снабжению, которые представят вам Калеб Лемп и Пенс Баркер.

Поткин был настроен в высшей степени скептически.

— Лемп, может быть, и подлежит увольнению, но мне трудно поверить, чтобы один из ведущих бизнесменов территории, Уинслоу Баркер, был бы вовлечен в этот обман.

Колин Маккрори никогда не был терпеливым мужчиной, но он сжал зубы и придержал темперамент. Может быть, увиденное отложится в памяти этого пустого бестолкового человека.

Вскоре после полудня они подъехали к первой лагерной стоянке резервации апачей «Белая гора». Под пылающим солнцем раскинулось несколько небольших остроконечных вигвамов. Пара изможденных кляч с выпирающими ребрами, привязанных к воткнутым в бесплодную землю кольям, равнодушно смотрела в пустоту. Единственную тень отбрасывала небольшая рощица чахлых сосенок. Под чахлыми ветками сидели несколько человек, один из них старательно правил нож о точильный камень. На них были только обтрепанные бриджи и кожаные мокасины. Длинные спутанные волосы стягивали на затылке тряпки, некогда яркие, а теперь выцветшие и грязные. У некоторых на подбородках и лбах виднелись синие татуировки, которые придавали величественный облик этим людям, внимательно наблюдающим за вооруженными белыми на лошадях.

Когда отряд подъехал, женщины отвлеклись ненадолго от своих хлопот и уставились на пришельцев. Лица женщин, одетых в длинные бесформенные, закрывающие тело с шеи до ног туники, были непроницаемы. И у них, как и у мужчин, кое-где виднелись татуировки, только волосы были или распущены, или стянуты сзади различными кожаными пряжками. У некоторых за спинами, крепко привязанные к колыбелькам, восседали ребятишки. Иные женщины приглядывали за детворой, копошащейся в тени вигвамов. Дети постарше развлекались грубыми игрушками. В большинстве своем детишки молча и равнодушно возились в пыли и жаре. Никто не смеялся.