— Я и сам не знаю, что я пытаюсь сказать. Я никогда не собирался жениться еще раз. Мать Иден была… совершенно особенной женщиной, настоящей леди, которая взялась за невежественного скотовода-эмигранта и обучила его… — Он поднял руки и со вздохом уронил их. — Обучила его всему самому необходимому.

Настоящая леди. Эти слова ударили по больному.

— Некогда, давным-давно, Маргарет Линна Уортингтон тоже была настоящей леди, — тихо сказала она.

— И ты отбросила все это в сторону, чтобы в конце концов оказаться рядом с таким мужчиной, как Флетчер? — укоризненно, но без желания обидеть, сказал он.

Она слабо рассмеялась.

— О, мне приходилось встречаться с мужчинами гораздо хуже Барта Флетчера.

— Мэгги хочет сказать, что в моем возрасте она встретилась с мужчиной типа Джуда Ласло, — сказала Иден, выходя с затененного крыльца.

— Иден, не надо…

— Я должна ему рассказать кое-что, Мэгги. Он думает, что я, как и моя мать, — совершенство. Что я невинная жертва Ласло.

— Но так оно и было, Иден, — сказала Мэгги голосом, прерывающимся от слез.

Колин с растущим беспокойством переводил взгляд с одной женщины на другую.

— Может быть, одна из вас все-таки объяснит мне, что тут происходит?

— Джуд Ласло не похищал меня. Я сама с ним сбежала.

Слова Иден как камни падали в тишину ночи. Колин застыл потрясенный, уставя неверящий взор на единственное свое дитя. У молчащей Мэгги по щекам покатились слезы.

— Ласло использовал меня. Он соблазнил меня лишь для того, чтобы заманить тебя в ловушку, когда ты начнешь преследовать нас. Я думала, он такой сильный и романтичный. То есть у меня было то самое девическое наивное представление, что и у Мэгги тогда, в Бостоне. Так что, видишь, отец, я гораздо более похожу на нее, чем на мать, но Мэгги самой удалось вырваться из своих проблем. А я не могла допустить, чтобы тебя убили. Я хотела умереть там. Мне так жаль…

Колин вышел из транса, когда рыдания сотрясли хрупкие плечи Иден. Он мягко подошел к ней и обнял.

— Ну, ну, малышка, не плачь. Проклятье, да не плачь же. Все будет хорошо. Дома никто об этом не узнает. — Он поглаживал ее шелковистые волосы и баюкал в своих объятиях.

— Нет, ничего не будет хорошо. — Глухо от его груди доносились слова. — Луиза выгораживала меня несколько недель, пока мы с Ласло не сбежали окончательно. Когда мы вернемся домой, все в Пре-скотте узнают, что я натворила.

Эти слова перерезали последнюю нить, на которой еще висела его надежда. Он глянул через плечо дочери и встретился взглядом с Мэгги.

— Ты знала, да?

Она безмолвно кивнула.

Мысли помчались галопом. Лучшим выходом для Иден было замужество. Но теперь Эдвард уже ни за что не женится на ней. Необходимо отыскать способ заставить замолчать недругов. В конце концов, он, Колин Маккрори, один из богатейших людей территории. Это что-нибудь да значит, черт побери!

Глядя, как Колин обнимает дочь, Мэгги испытывала огромное облегчение. Итак, он может простить свою плоть и кровь, благодарение Господу. Как, должно быть, сильно он любил мать Иден! Эта мысль болью отозвалась в сердце. Она повернулась, чтобы удалиться, но голос Колина остановил ее:

— Не уходи, Мэгги. Ты нужна нам — мне и Иден.

Глава 7

Миссия была маленькой и пропахшей плесенью, с несколькими потрескавшимися скамейками, обращенными к алтарю. Луч яркого утреннего солнца, падая на изношенный алтарный покров, превращал его в сияюще белый, словно вылепленный из свежего снега. Заслышав шаги входящих, священник, сухощавый пожилой человек с усталой улыбкой, поднялся с колен в загородке, где он молился.

— Buenos dias — доброе утро, — поправился он, разглядев, что вошедшие мужчины и женщины, по всей видимости, не мексиканцы. — Чем могу служить? — Английский его был почти безупречным, с легким немецким акцентом. — Я — отец Шмитцхаммер. Большинство зовут меня «отец Ян». Так им гораздо легче произносить.

— Доброе утро, святой отец, — сказал Колин, держа шляпу в руках. Странное чувство неловкости охватило его, когда он оказался лицом к лицу с этим пожилым человеком в черной сутане. — Я Колин Маккрори, а это Мэгги Уортингтон. Мы хотим, чтобы вы обвенчали нас.

Отец Ян склонил голову, переводя проницательный взгляд удлиненных глаз с этого мрачнолицего мужчины на стоящую рядом бледную серьезную женщину.

— А ты католической веры, сын мой?

— Я просвитерианин, — угрюмо сказал Колин, смущенный тем обстоятельством, что с детства не часто посещал церковь, а в Прескотте ходит туда, только чтобы доставить удовольствие Иден.

— Понятно. — Улыбка понимания тронула губы священника, когда он отвернулся от высокого шотландца и обратился к его леди, одетой в коричневый костюм для путешествий, который никак не подходил для наряда невесты. — А ты, дитя мое?

— Я воспитана англиканской епископальной церковью, святой отец, — приглушенно сказала Мэгги, вспоминая девичьи мечты о церемонии обручения в большой церкви, полной веселых людей.

Это было так давно. И какое это имеет значение сейчас? Вот уж не думала, что можно так выходить замуж. Она посмотрела в добрые глаза священника, не отваживаясь встретиться с холодными глазами стоящего рядом чужого ей мужчины.

— А разве сложно обвенчать двух некатоликов, святой отец? — спросил Колин.

— Нет. И я сделаю это, если только вы оба согласны обвенчаться. — Он переводил взгляд с мрачного лица Маккрори на призрачный лик Мэгги.

— Мы согласны, — бесцветным тоном произнес Колин.

Мэгги просто кивнула в знак согласия.

Пока священник зачитывал слова из старинной потрепанной книги в кожаном переплете, Колин стоял как преступник пред лицом приговора, проклиная про себя Джуда Ласло, который сейчас наверняка поджаривался в аду, и все женское безрассудство. Он и сам прошлой ночью заключил сделку с дьяволом, вводя Мэгги Уортингтон в свой дом в качестве жены, — но этот брак лишь формальность. Ведь сначала он не хотел жениться на ней, и она освободила его от обещания тогда, в Соноре.

Но они оба любили Иден и должны были находиться рядом с ней в грядущих ей испытаниях, а объяснить появление Мэгги в их доме можно было, лишь назвав ее женой. Когда сложится жизнь у Иден, они смогут аннулировать этот брак. И будут вольны жить — каждый по-своему.

Мэгги прислушивалась к напряженному голосу Колина и повторяла слова клятвы. Каждый дюйм его тела излучал раздраженную злость. Он ненавидел делать что-либо вынужденно. Вот почему попросил Иден остаться в отеле, пока они отыщут сельского священника. Иден была счастлива до слез, когда Колин пришел к решению пожениться. Девушка продолжала пребывать в наивных мечтаниях, что они полюбят друг друга, если совершится формальность венчания. Но когда она отправилась спать, Колин попросил Мэгги определить условия их сделки. Неужели она всерьез полагает, что ее устроит такой подложный брак?

Он стыдится меня и сердится на себя за то, что желает меня. И что ей оставалось делать, как не вздернуть подбородок, изображая ту самую гордость, над которой он презрительно смеялся, и не сказать, что она будет счастлива не спать с ним в одной постели?

Колин слушал, как она тихо произносит слова клятвы, постоянно ощущая в кармане жилета обручальное кольцо, которое жгло ему кожу. Кольцо Элизабет. Он всегда носил его с собой, с той самой минуты, когда взял его со смертного одра и сжал в кулаке. Как можно надеть его на палец другой женщины, особенно такой, как Мэгги? Он должен был попытаться найти другое кольцо, но в маленьком приграничном городке ранним утром это оказалось невозможным. Он скорбел пятнадцать лет. А может быть, происходящее — к лучшему? Какой предательский голос шепнул ему эти слова?

— Кольцо?

— Э, извините, да, вот кольцо.

Колин медленно достал маленькую бархатную коробочку из кармана. Осторожно раскрыв ее, выложил на ладонь золотой ободок. Когда он протянул его священнику, тот улыбнулся. Он, наверное, думает, что я купил кольцо для нее.

Мэгги удивленно посмотрела на Колина. Где это он раздобыл такую прекрасную вещицу? Кольцо было старое, тяжелое, а выгравированные по ободку цветочки почти стерлись от времени. Внезапно она поняла: это же фамильная ценность. Кольцо Элизабет! Когда его большие загорелые руки взяли ее хрупкую ладонь и надели кольцо на средний палец, Мэгги Маккрори сглотнула слезы.


Тусон

Уинслоу Баркер сидел за большим ореховым письменным столом, казавшимся чересчур большим для такого маленького человечка. Громадная комната превращала в карликовый его рост в пять футов три дюйма. Даже когда он встал в позу разъяренного маленького бульдога, его жилет туго натягивался на выступающем животе. Редкие седые волосы придавали облику запоминаемость. Взгляд узких темных глаз был безжалостным, но поразительно сердечная широкая улыбка в совокупности с дружеской манерой общения привлекали к нему симпатии большинства обитателей Тусона. Конечно, большинство тусонцев были в финансовом долгу у «Пенса» Баркера, и потому не важно было, что они думают о нем. Большинство политиков из Прескотта были у него в кармане, как и тот человек, который сейчас исходил потом в удобном кресле напротив у стола.

Калеб Лемп смахнул каплю, текущую по виску, и молча выругался. Жирный маленький ублюдок.

— Я предлагаю тебе настоящую цену. Пенс. Апачи сэкономят тебе тысячи на зарплате.

Баркер разжег толстую черную сигару, пыхнул для начала и затряс спичкой.

— Меня ведь не зря зовут Пенс, Калеб, — сказал он. — Эти апачи будут мобилизованы — все равно что рабы. Горняцкого опыта у них никакого. Ты просишь слишком много.

— Но их труд обходится очень дешево. А если один умрет, — он небрежно пожал плечами, — так у меня в резервации есть своя полиция, которая тут же доставит на его место другого.

Баркер ласково улыбнулся этому агенту.

— Не сомневаюсь, Калеб, поскольку их доходы зависят от доходов шахт. Вопрос только в том, какова должна быть доля резервации «Белая гора» от угольных месторождений? Я потратился на геологов и экспертов по шахтам, сделал все необходимые приготовления. Ты же лишь снимаешь сливки, что ты и делал всегда с поставками им говядины, одеял, лекарств и всего прочего, за что платило федеральное правительство и что так и не попадало к этим невежественным дикарям.