Но когда ее рот стал скользить все ниже, он не выдержал и положил руки на ее плечи в ожидании еще более утонченных мук.

Она не спеша стала стягивать с него бриджи и, молниеносным движением встав на колени, взяла ртом неподатливую плоть.

Он едва не излился тут же, на месте. На какой-то краткий миг его сердце замерло, после чего пустилось вскачь. Но она, не обращая ни на что внимания, продолжала доводить его до безумия.

Его пальцы судорожно вцепились в ее волосы, когда она вобрала его в себя еще глубже. В горле стоял плотный ком, мешавший дышать. Закрыв глаза, он цеплялся за единственное, что она ему оставила, – ощущения. Ощущения того, что она делала с ним: лизала, сосала, гладила, все его существование свелось к жаркой влаге ее рта и к ее фантазии.

Он не ведал, сознает ли она, что делаете ним, подвергая его столь безжалостным испытаниям. Стараясь подавить стон, он гадал, понимает ли она, что творят с ним ее разнузданные, бесстыдные ласки.

Такой утонченной пытки не изобретал ни один палач: стоять неподвижно и вынуждать себя принимать все, что она изобретает, смотреть на ее склоненную голову и светлые локоны, щекотавшие его бедра, и не отвечать. Не сжимать ее. Не требовать большего.

Только принимать. Принимать ласки, о которых он мечтал годами.

Потому, что так захотела она.

Сама эта мысль окончательно лишила его разума. Он терпел ровно десять секунд, прежде чем, задыхаясь, горя в чувственном аду, не выскользнул из великолепного влажного рая.

– Я больше не выдержу, – пробормотал он едва слышно. Но, судя по тому, как напряглись его бедра, он не лгал. Значит, настало время остановиться. Но пока что она узнала много нового: то, о чем таинственным шепотом говорили приятельницы, оказалось чистой правдой.

Она легко поднялась, сомкнула пальцы вокруг подрагивавшего стержня. Затем встала на колени, оседлав его, и, держась за его плечо, медленно, дюйм за дюймом, стала насаживать себя на его плоть.

И он ей позволил.

Она чувствовала, каких усилий это ему стоило, видела, как сжались его челюсти, наблюдала, как покорно опустились веки, когда его твердость полностью скрылась в ее мягкости. Обняв его, она припала к его губам, так, что сплелись языки, и стала двигаться.

Совсем другой танец.

Совсем не тот, когда он лежал на спине, и хотя она то и дело меняла направления, все же не могла найти нужного угла.

Желание уже цвело в ней; она нуждалась в большем, и скоро.

Отстранившись и прерывисто вздохнув, она снова прижалась к нему, еще теснее… но все было напрасно…

– Это… не совсем так, – призналась она. – Верно?

И скорее почувствовала, чем услышала смешок, похожий на стон.

– Ты видела это в какой-то книге? Она укусила его за ухо. Сильно.

– Ты слишком высока. Есть лучший способ.

– Какой? – промурлыкала она, зализывая укушенное место.

Его руки, до сих пор спокойно лежавшие на ее спине, скользнули вниз, чтобы сжать ее ягодицы. Он приподнялся, встал на колени, чтобы сесть на скрещенные щиколотки, и снова усадил ее на себя. Откинул с ее лба пряди волос и улыбнулся:

– А теперь как?

Опираясь на его плечи, она приподнялась и медленно опустилась. Ее колени и бедра теперь находились под другим углом, и она могла еще глубже вобрать его в себя.

Улыбнувшись в ответ, она поцеловала его, отбросила всякую сдержанность и отдалась безумной потребности любить его, душой и телом, и вместе с ним испытать все радости этой любви. Все, что они смогут разделить.

И он двигался вместе с ней, по-прежнему следуя ее наставлениям, позволяя ей установить ритм и направление, скакать на нем бешено, буйно, необузданно, прямиком к солнцу.

Она достигла солнца и сгорела.

Чарлз позволил огню захватить ее. Поглотить. Испепелить. И откуда-то нашел в себе силы удержаться подальше от манящего пламени.

И ждал. Ждал, пока разрядка не унесет ее с собой.

«Моя очередь».

Он не произнес этих слов, да она и не услышала бы, потому что почти лишилась сознания.

Ее обмякшие руки по-прежнему лежали на его плечах. Он осторожно выпрямил ее ноги, а потом, согнув, обхватил ими свою талию. И только потом сжал ее ягодицы, поднимая бедра повыше. И вонзился в нее. Вонзился до основания. Продолжая стискивать ее ягодицы, он стал поднимать и опускать ее. В этой позиции было достаточно самого небольшого усилия, чтобы проникнуть как можно глубже. Она была полностью открыта для него. Полностью принадлежала ему, полностью лишена возможности сопротивляться. Полностью и окончательно в его власти.

Пенни утопала в восхитительных ощущениях. Так глубоко он еще в ней не был!

Не открывая глаз, она охнула. И старалась удержаться в этой необычной позиции, доставлявшей ей столь поразительное наслаждение. Он, казалось, пронзал ее до самого сердца, хотя ритм был не быстрым и не медленным, а мощным и неустанным. Голова ее кружилась. Она попыталась извернуться, двигаться быстрее, чтобы добиться этого восхитительного давления на и без того возбужденный бугорок плоти, но он сжал пальцы, удерживая ее в том же положении, оставляя в подвешенном состоянии, пока она не начала всхлипывать и в отчаянии вцепилась в него.

Только тогда он наполнил ее. Глубоко, жестко, мощно и до конца.

Ее груди, тершиеся о его волосатую грудь, ныли, моля о ласке. Она жаждала прикосновения его губ к ставшим неимоверно чувствительным соскам. Словно почувствовав ее мольбу, он нагнул голову, нашел ее сосок, взял в рот и стал сосать. Молния прострелила ее.

Пенни пронзительно вскрикнула и выгнулась в его руках. Он легко удержал ее, продолжая двигать ее бедрами, врезаться в ее лоно, упиваться ее грудями… пока она не превратилась в пыль. Солнечную пыль.

Несколько долгих моментов она плавала в голубой выси, сознавая только его… его прикосновения, его… поклонение.

Другого слова для этого не было. Даже сейчас он не искал своей разрядки и старался только продлить и усилить ее собственную. Она не знала способов, но чувствовала результаты, ощущала экстаз, вознесший ее прямо в рай.

И хотя не прошло и нескольких минут, казалось, только через много-много лет она спустилась обратно на землю и оказалась в кольце его рук, крепких и надежных. Он по-прежнему оставался жестким и напряженным в ее лоне.

Она шевельнула головой, нашла его ухо, провела по нему губами и прошептала:

– Положи меня. Возьми сейчас.

Он отстранился, чтобы взглянуть в ее глаза. На какой-то момент их взгляды скрестились. Что он там увидел? Чего хотел от нее?

Она ощущала биение его сердца, чувствовала его напряжение, но в его глазах было не только желание.

Но тут он шевельнулся. Поднял ее, уложил на подушки и рассыпал ее волосы золотистым ореолом. И она вдруг задрожала от ужаса образовавшейся в ней пустоты, пустоты, которую он заполнял, когда был в ней. Только тогда она чувствовала себя цельной. Но его взгляд и руки не покидали ее. Когда он развел ее бедра и навис над ней, пустота превратилась в тянущую боль.

И он наполнил ее.

Облегчение разрешилось тихим всхлипом. И только тогда он начал свою скачку. Неспешную, почти ленивую. Он казался расслабленно-спокойным, когда делал выпад за выпадом, хотя это было совсем не так.

Приподнявшись, она стала гладить его грудь и плечи, безмолвно умоляя о большем. И тогда он вонзился в нее глубже, застонал и подчинился. Лег на нее, и она ни о чем не смогла думать. Ее существование сократилось до них двоих в мягких тенях ее постели. До общего дыхания, стонов, криков, чуда быстрых взаимных переглядываний в темноте. До скольжения тел в танце, исполняемом почти инстинктивно. Она не размышляла, что делать. Просто позволила интуиции управлять собой.

Такое возможно только с ним. Ни мыслей, ни тревог, ни волнений, ни пределов. Она отдает ему себя. Как он отдается ей.

Беззаветно. Безгранично. Безрассудно. Волна поднялась, разбилась и выбросила их на берег. Они судорожно цеплялись за миг, за ощущение, друг за друга.

Лежа на песке, они медленно возвращались к действительности, к земному уюту ее постели. И заснули в объятиях друг друга.

Она проснулась среди ночи, не понимая, что ее разбудило.

И продолжала лежать неподвижно, прислушиваясь к дыханию Чарлза. И не удивилась, что он по-прежнему рядом, спит, положив руку ей на талию.

Луна поднялась высоко. Серебристый свет струился в открытые окна. На полулежал яркий треугольник, так что ей было все видно почти как днем.

Ни малейший шорох не тревожил тишину.

Все казалось мирным. Правильным. Идеальным.

Все как должно быть.

Она чуть повернула голову, чтобы взглянуть на него. Он лежал, уткнувшись лицом в подушку, и крепко спал. Но даже во сне обнимал ее. Вряд ли она сможет соскользнуть с постели, не разбудив его. Или просто его оставить.

То странное выражение его глаз, которое она увидела и почувствовала, словно преследовало ее. Нахмурившись, она попыталась понять, что оно означает. В тот момент она могла быть совершенно уверена, что оба они были не в силах притворяться. Недаром он клялся, что давно уже не способен на притворство в этой сфере. И она достаточно хорошо знала его прошлое, чтобы ему поверить.

Утопая в мягком матраце, она вспоминала подробности сегодняшнего вечера. И улыбалась успеху собственной стратегии.

Но на ум снова пришло это странное выражение.

Ах, все это вздор. Между ними ничего нет, кроме чисто физической привязанности. Обычный роман без всяких нежных чувств ни с той, ни с другой стороны. Тогда, много лет назад, она что-то вообразила себе, то, чего быть не может. Оказалось, что он вовсе не испытывал к ней никакой любви. Они просто были и остались близкими друзьями, любовниками, связанными чувственностью, и ничем больше.

На этот раз она видела все в истинном свете и пошла на этот роман с открытыми глазами. Они будут делить наслаждение и, когда все закончится, по-прежнему будут друзьями. Он уедет, она останется, и каждый пойдет своей дорогой. Но у каждого в душе будут храниться сокровища воспоминаний, а она будет всегда помнить, что он считал ее настоящей женщиной, такой же желанной, как любая представительница ее пола.