— У мужчин иногда бывает такое пылкое воображение!

— Это правда. Однако я не собираюсь разубеждать его. Пусть он лучше видит во мне коварную соблазнительницу, нежели невинную и неопытную девочку…

Посидев еще немного и вволю насмеявшись, подруги вернулись к работе в восторге от своих новых признаний.

Они даже не подозревали, что за сараем, растянувшись в благодатной тени огромного тополя, отдыхал мужчина, не пропустивший ни слова из их разговора. Подложив под голову руки, он смотрел на колышащиеся от легкого ветерка листья и улыбался. То, что ему удалось сейчас узнать, наполняло его поистине неизъяснимым чувством. Отныне Филипп знал, что Камилла чиста…

50

Рано утром обе подруги проснулись с трудом. Накануне вечером Камилла настояла, чтобы Клер осталась ночевать у себя в комнате:

— Зачем тебе идти на другой конец деревни, когда твоя кровать достаточна просторна для двоих?

— Но… Не знаю, прилично ли такой знатной даме, как вы, разделять спальню с простой крестьянкой.

— Надеюсь, ты шутишь? Наоборот, это мне очень повезло, что я встретила тебя. У меня никогда не было подруг. И я так счастлива, что теперь в мою жизнь вошла ты! К сожалению, мне скоро придется уехать, а нам еще столько надо рассказать друг другу… Не упрямься, соглашайся, если, конечно, тебе это не неприятно.

— Что вы, совсем наоборот. Тем более что у меня тоже никогда не было подруг.

Итак, они улеглись вдвоем на одной кровати. Но так как и одна и другая привыкли спать в одиночестве, то они постоянно мешали друг другу; впрочем, в этих неудобствах подруги каждый раз находили новый повод для разговоров и смеха. Камилле казалось, что она вернулась во времена своего безмятежного детства. Но главное — она открыла для себя наслаждение разделенной дружбы со своей ровесницей, необычайно похожей на нее по характеру; с этой девушкой она могла говорить о чем угодно, рассказать то, о чем никогда не решилась бы рассказать даже своим близкими. Девушкам нужно было поведать друг другу столько секретов! Каждые четверть часа они желали друг другу доброй ночи, но тут же обнаруживали, что забыли сказать нечто очень важное и совершенно безотлагательное; и они вновь принимались весело болтать.

Эта игра затянулась до глубокой ночи. На следующее утро они весело помогали друг другу одеваться, хотя простота их туалетов не требовала никакой посторонней помощи. Просто их переполняла потребность заботиться друг о друге, беспрестанно оказывать друг другу знаки внимания. Порывшись в своем сундуке, Клер вытащила оттуда аккуратный белый полотняный сверток. В нем лежали зеркало, гребень и щетка, отделанные великолепным чеканным серебром.

— Какая прелесть! — восхищенно воскликнула Камилла.

— Эти вещи достались мне от матери. Их преподнес ей в подарок ее любовник, когда был безумно влюблен в нее.

Камилла заметила, что, говоря о человеке, подарившем ее матери эти вещи, она не сказала «мой отец». Она молча позволила Клер расчесать ей щеткой волосы. Затем спросила:

— Так мы пойдем сегодня на речку? — Ей хотелось развеселить внезапно помрачневшую подругу.

— Если вам угодно. Думаю, что около полудня у нас будет время. Вас это устраивает?

— Совершенно! А теперь, если ты не против, помогу тебе.

Они спустились вниз. В общей комнате им встретился шевалье д’Амбремон; он направился к Камилле:

— Ну что, капитан де Бассампьер, полагаю, вы хорошо выспались?

Несмотря на резкий тон, глаза шевалье лукаво поблескивали.

— Прекрасно! А вы, полковник? — столь же отрывисто ответила Камилла.

Филипп улыбаясь смотрел на нее, и, словно бросая ему вызов, она выдержала его взгляд. Клер благоразумно удалилась. Окинув Камиллу насмешливым взором, шевалье не без ехидства ответил:

— К сожалению, я смог заснуть лишь под утро.

— Надеюсь, ваши ночные развлечения доставили вам ожидаемое удовольствие?

— О, речь идет не о том, о чем вы думаете. Представьте себе, я лежал один в своей постели и пытался заснуть, но женский смех и визг, доносившиеся из соседней комнаты, смолкли только глубоко за полночь!

Камилла презрительно скривила губки. Внезапно ее охватило беспокойство:

— И что же вы слышали?

— А почему вас это так волнует? Неужели вы поверяли друг другу секреты, не предназначенные для моих ушей?

Девушка надменно вскинула голову:

— Бесполезно меня разыгрывать, я отлично знаю, что вы не могли слышать, о чем говорили мы с Клер.

— Вы в этом уверены?

Она смутилась. Неужели он действительно что-то услышал? А вдруг он и в самом деле подслушал весь их разговор? Нет, невозможно, они разговаривали очень тихо. К тому же, если бы он действительно слышал все те гадости, которые они о нем говорили, вряд ли бы он держался с ней так любезно. Но больше всего Камилла хотела бы узнать, отчего вдруг шевалье стал с ней так любезен.

— Что с вами произошло? — спросила она, ринувшись в атаку. — Вы так изменились! Интересно, что кроется за вашей медоточивой улыбкой?

— А вы хотите пожаловаться на избыток любезности с моей стороны?

— Любезность с вашей стороны мне кажется подозрительной.

Вскинув голову, он прикусил губу, отчего на его правой щеке образовалась ямочка.

— Я знаю, что в прошлом у нас с вами были некоторые разногласия, — произнес он. — Но не будем же мы ссориться вечно!

— Однако это вы весьма мило попросили меня никогда не появляться у вас на пути, а не я. Похоже, вы об этом уже забыли!

— Вы правы, но я изменил свое мнение и теперь прошу вас составить мне компанию…

— Сожалею, но меня ждет Клер; я обещала помочь ей, — сухо ответила девушка, стараясь не встречаться с завораживающим взглядом шевалье.

Филипп рассмеялся и удержал Камиллу за руку:

— Простите, дорогая, но вы вынуждаете меня использовать свое служебное положение: итак, как старший офицер, я приказываю вам остаться со мной. Вы мне нужны.

— Зачем?

— Давайте немного пофехтуем, согласны? Полагаю, что лишние упражнении пойдут на пользу и вам и мне. Ибо, если вы и дальше будете трудиться на скотном дворе, из вас вскоре выйдет образцовая крестьянка…

— Пусть де Трой или д’Антюин составят вам компанию!

— Они уехали, я отослал их в Монмелиан, чтобы они получше все разузнали; я не очень доверяю коменданту Форта, мне показалось, что он отнюдь не блещет умом. Эмиссары Людовика вполне могли уже прибыть, а он ничего об этом не знает. Вы согласны со мной?

— Да, такое вполне возможно.

— Таким образом, мадам, вы — единственный имеющийся у меня под руками напарник.

— Хорошо, идемте, — не скрывая досады, согласилась Камилла.

Они надели наконечники и обменялись несколькими ударами. Хотя девушка по-прежнему сохраняла недовольное выражение лица, втайне она радовалась неожиданно выпавшей ей удаче: таких блестящих фехтовальщиков, как д’Амбремон, следовало еще поискать, а ей нечасто удавалось скрестить с ним рапиру.

Поэтому она радостно ринулась в бой. Но, к ее великому удивлению, через несколько минут Филипп опустил оружие.

— Так продолжать невозможно! — объявил он, в упор глядя на грудь молодой женщины. — Прошу меня извинить, но ваш внешний вид смущает меня и отвлекает внимание. Могу я попросить вас надеть мужской костюм?

Камилла в недоумении разглядывала юбку и корсаж, которые ей одолжила Клер. В вопросе нарядов она не собиралась уступать ему. Если шевалье смущается, видя ее в женском платье, то это его трудности.

— Мне очень жаль, но в этом костюме я себя прекрасно чувствую. Когда я жила у барона де Бассампьера, я всегда тренировалась в женской одежде и теперь не вижу причин, почему должна отступать от своих привычек. Насколько мне известно, здесь мы не в казарме. К тому же и ваш собственный костюм отнюдь не соответствует уставу…

— Согласен. Раз вы настаиваете и уверяете, что вам так удобно, у меня больше возражений нет. В таком случае я думаю, что вам не помешает, если я сниму рубашку?

Подобное заявление как громом поразило девушку, однако после всего, что она только что здесь наговорила, ее возражения были бы просто неприличны. Вынужденная согласиться, она стоически взирала на Филиппа, пока тот нарочито медленно стаскивал с себя рубашку. Она не хотела отводить взгляд и одновременно панически боялась, что шевалье заметит ее волнение.

— Так гораздо удобнее, — произнес он. — К тому же теперь мы находимся в равных условиях.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — холодно ответила Камилла, пытаясь ничем не выдать восторга, охватившего ее при виде безупречного телосложения шевалье.

— Да? Тогда к бою!

Поединок продолжился. Частота наносимых ударов значительно возросла; казалось, фехтовальщики забыли о том, что ведут всего лишь тренировочный бой, и со все большим пылом бросались в атаку. Когда, вконец измотанные, противники решили остановиться, они находились в равном положении, никто не вырвался вперед.

— Вы на редкость талантливая фехтовальщица, — в сердцах бросил Филипп. — Однако сегодня вы не использовали своего знаменитого приема. Вы все еще не хотите показать мне его?

— Опять этот прием! Я же вам говорила, что его придумала не я, ему научил меня Тибор. Попросите, чтобы он показал его вам; если он сочтет вас достойным, он вас ему обучит!

— Я последую вашему совету.

— Вот и прекрасно! А теперь, полковник, могу я быть свободна?

— Разумеется, и поскорее догоняйте вашу крестьяночку! Черт побери, вы, кажется, в самом деле стали неразлучны, куда одна, туда и другая.

— А вам какое до этого дело? Или вы бы предпочли, чтобы Клер все свое свободное время проводила в вашем обществе? Не надейтесь! Вам не удастся соблазнить ее: она очень серьезная девушка.