— Мелинда, ты что здесь делаешь? — Одиннадцатилетней Мелинде, в отличие от других детей Пойнтса, не разрешалось уходить далеко от дома. — Мать убьёт тебя за то, что ты прибежала сюда! Тебя ведь может задавить экипаж!

— Меня мама послала! — Мелинда запыхалась и довольно сияла. — Она просила тебя прийти домой, а мне велела остаться и продавать кукурузу. Мама говорит, это не сложно. — Мелинда безрассудно смелая девочка, но, тем не менее, сейчас она выглядит немного напуганной. — Только скажи, что нужно говорить.

— Почему мне нужно домой? — тревога сжала сердце. — Мелинда, в чём дело?

— Это всё папа. Мама сказала, что он слишком много принял на грудь. Теперь он без сознания, и мама сказала, что ты должна идти домой прямо сейчас.

— Мелинда, а причём я? — смутилась Викки.

— Тебе надо пойти в салон и играть вместо папы. Он ведь не хочет остаться без работы. Поторопись, Викки! Только сначала научи, что нужно говорить.

Викки недоверчиво взглянула на Мелинду. Тётя Молли не может рассчитывать, что она пойдёт в это ужасное место и будет играть там. Разум протестовал, но она всё равно коротко проинструктировала Мелинду, и дала небольшую пригоршню мелочи для сдачи.

— Никуда ни с кем не ходи, — предупредила её Викки. — Как только всё продашь, сразу же домой.

— Всё будет в порядке, — заверила Мелинда, ей не терпелось стать самостоятельной.

Викки дождалась удобного момента и перешла улицу. Омнибусы с выкрашенным белой краской верхом, элегантные экипажи, повозки с рекламой на боках плотными фалангами двигались вниз, по освещённой улице, то и дело создавая на перекрёстках опасные ситуации.

Девушка быстро шла вниз по Уорт-Стрит. Сможет ли она играть в этом ужасном месте? Но прекрасно понимала, что должна играть. От этого зависит работа дяди Джима. Он часто терял работу, и тётя Молли, оставляя детей, уходила из дома и бралась за всё, что могло принести хоть какие-то деньги.

Викки уныло взглянула на пару беспризорных, полуголых, несмотря на вечерний холод, ребятишек. Они что-то ощупью искали в сточных канавах. Здесь же рядом ковырялись свиньи. «Геральд» писал, что в Нью-Йорке десять тысяч таких детей. Ничего из прежней жизни в Англии не подготовило девушку к жизни в Пойнтсе, хотя в книгах Чарльза Диккенса она читала про лондонские трущобы, и вполне допускала, что такое может быть.

— Идите сюда, — быстро окликнула она детей, ощущая тошноту от их вида. — Идите ко мне… — дала каждому ребёнку по мелкой монетке, и те помчались прочь, ликуя от восторга.

При её приближении тётя Молли открыла дверь.

— Идти нужно немедленно, — голос звучал резко и скрипуче. — Ему сейчас всё до фонаря.

— Тётя Молли, но ведь я не очень хорошо играю, — запротестовала девушка.

— Они не обнаружат подмену, — раздражённо бросила тётка, — просто играй громче, и все будут довольны. Викки, ты должна сделать это, — продолжала настаивать та. — Джим должен быть на месте через пять минут.

Девушка, не мигая, смотрела в глаза тётки. Конечно должна. Тётя Молли приняла её, когда у Викки никого не осталось. Не имеет никакого значения, нравиться ей здесь жить, или нет. Значение имеет только одно — тётя Молли раскрыла своё сердце и дом, когда Викки в этом нуждалась.

— Конечно. Я пойду сейчас же, — прошептала, чувствуя, как в сердце заползает паника.

— Вот… — тётя Молли протянула руку к пианино за стопкой нот. — Возьми с собой, — она колебалась, глаза тревожно забегали. — Если кто-нибудь поведёт себя странно, просто скажи, что замещаешь дядю. Он сейчас болен, ясно?

— Да, мэм.

Решительно схватив листы с нотами, Викки вышла из дому, пытаясь удержать в голове переливающиеся через край инструкции тёти Молли. Вперёд, на Грин-Стрит! К дому с фонарём с надписью «НИНА».

Тётя Молли любила сюда заходить. Дядя Джим приводил в движение весь публичный дом. Несмотря на то, что настоящими публичными домами всё-таки считались заведения более отдалённых кварталов, здешние окрестности роскошнее, как и предложения.

Викки с отвращением приближалась к Грин-Стрит — самой известной улице в Соединённых Штатах. Услышала, как двое туристов спрашивали дорогу на эту улицу. Они шли, словно на поиски приключений.

Вымершая днём, Грин-Стрит оживала вечером, наполняясь туристами и клиентами, толпящимися во время гулянья. Зубы сжались от брезгливости, когда проходила мимо потрёпанных, ссутулившихся, облицованных красным кирпичом домов. Внимательный взгляд останавливался на газовых фонарях в чашеобразных плафонах из слегка окрашенного стекла, что ярко светили над каждой входной дверью. Большинство из них — красного цвета, некоторые, менее вызывающие, сами раскалились до красна. Чисто-белого цвета названия. «ЛИЗЗИ». «ЖЕМЧУЖИНА». «ФЛОРА». Бесконечные названия, и пустота в душе.

Сердце Викки застучало, как молот. Название на фонаре гласило — «НИНА». Место, где работает дядя Джим. Держа перед собой листок с нотами так, чтобы он бросался в глаза, открыла дверь и вошла внутрь.

Между двумя окнами небольшого зала пианино. Окна занавешены тяжёлой зелёной камкой, чтобы уберечь клиентуру от взглядов праздношатающихся снаружи толп туристов. Над пианино из высокой красной вазы свешивается розовая гроздь бумажных роз. Небольшие пурпурные диванчики окаймляют три стены. Над каждым диванчиком висит зеркало. В центре комнаты истёртый до дыр ковёр с претензией на восточный. Свет фонарей приглушён.

Женщина в юбке кричащего жёлтого цвета и с изрядно нарумяненным лицом двинулась к Викки. Пронзительный взгляд ощупал девушку, заставив съёжиться.

— Меня прислал Джим, мой дядя, — заикаясь, проговорила она, лицо пылало. — Он болен, но я умею играть на пианино. — Она глубоко вздохнула, приводя себя в норму. — Вы — мисс Нина?

— Да, — усмехнулась женщина. — Я — Нина. Значит, Джим прислал тебя давить на клавиши. — Женщина, казалось, колеблется. Не имея ни малейшего желания оставаться здесь, Викки надеялась, что её сейчас выгонят, и сразу же почувствовала себя виноватой. Она ведь здесь, чтоб помочь тёте Молли. — Что-то говорит мне, это — плохая затея, но у меня нет выбора. Садись за инструмент и начинай играть. Будешь играть, пока не скажу, что пора домой, — Нина шумно рассмеялась, тряся головой, и кивнула высокой блондинке в красном атласном халате, которая в это время спускалась в зал. — Смотри, что нам Джим прислал!

Викки села за инструмент и заиграла, игнорируя всё вокруг. Играла то же, что и дядя Джим. Совершенно новые, незнакомые песни. «Элин Бэйн», «Русоволосая Джини», «Музыка носится в воздухе», «Вилли, мы тебя не заметили». Усилием воли заставила себя уткнуться в ноты, избегая смотреть на вереницу мужчин, забредавших в зал по своим делам. Но голоса эхом отражались в маленькой комнате. Некоторые вели себя шумно; другие угрюмо и вызывающе молчали.

Нина вызывала девушек, те выходили по двое и через некоторое время уходили с клиентами. Викки старалась не слушать разговоры. Как правило, это странные требования кого-то из клиентов. Потом какой-то клиент вызвал суету, требуя показать нескольких девушек. И всё это происходило на хриплом непрерывном фоне, издаваемом пианино.

Входная дверь открывается и закрывается со тревожащей частотой. Нина в приподнятом настроении приветствует каждого нового посетителя. В зале дожидаются два клиента. Парочка неторопливо разговаривает на диване и моложе прочих. Оба явно смущены. Называют друг друга Алекс и Фрэд. Непроизвольно прислушиваясь, Викки узнала, что они учатся в колледже в городе с названием Принстон. Оба, кажется, чувствуют себя неловко. Алекс рассказывал о Новом Орлеане.

— Пойдём на ужин к Чарли Пфэфсу, — важно предложил Фрэд. — Возможно, увидим Аду Клэр. Она южанка. Удивлюсь, если родом из Вирджинии.

Алекс рассмеялся:

— Её зовут Джейн МакЭлхни и она двоюродная сестра моей бабки по линии матери.

— В Нью-Йорке, — возразил Фрэд, — её зовут Ада Клэр и она королева богемы.

«Что такое богема?» — подумала Викки.

Дверь открылась, и появился новый клиент: коренастый, чванливый и агрессивный. Нина шагнула вперёд, встречая бурными приветствиями. Очевидно, он из завсегдатаев.

— Мне не нужны ни Флора, ни Лулу, — возразил он, когда Нина указала на двух девушек, предназначенных ему. — Вы можете предложить намного лучше. Я хочу профессионалку. — Он заколотил кулаком по стене в такт словам. — Я плачу деньги, и получу, что хочу!

— Сию минуту. Присаживайтесь, Клем. Через пару минут… — голос Нины прервался.

— Опачки, похоже в этом борделе появилось что-то новенькое, — Клем неуклюже направился к пианино. — Хороша крошка, — и плотоядно улыбнулся, наклоняясь к Викки.

Её передёрнуло от отвращения, прежде чем облако пьяного дыхания коснулось носа. Тяжёлая, волосатая ладонь всей тяжестью опустилась на девичье плечо. Глаза Викки метнули молнии, сердце глухо застучало, но она упрямо продолжала играть.

— Идём, детка, — уговаривал Клем, — поболтай с дядей Клемом.

— Отойдите, — зашептала она, внезапно почувствовав, как в комнату вошёл новый посетитель.

— Алекс! — раздался глубокий и властный голос красивого темноволосого молодого мужчины. — Какого чёрта ты здесь делаешь?

— То, что в записке, — Алекс сильно занервничал. — Какого чёрта, Майкл?

— Клем, — льстилась Нина, — идёмте наверх и…

— Эй, крошка, пойдём, — пьяно увещевал Викки Клем. — Пойдём вон в ту маленькую комнатку.

— Отойдите! — Викки отдёрнула руки от клавиш. — Не прикасайтесь ко мне! — Ярость вытеснила страх. — Убирайтесь!

— Клем, не заводитесь, — взволнованно умоляла Нина. — Она не из моих девочек… — но тяжёлые руки Клема уже сжимали плечи Викки. — Это — племянница Джима, сегодня вместо него…

— Сэр, перед Вами юная леди, — спокойно вмешался в происходящее новоприбывший. — Уберите руки.